Потом и кровью
Шрифт:
В начале сентября в замке юной баронессы собирали оброк и арендную плату за землю, в основном продуктами. На просторном дворе разгружали объемистые крестьянские возы, становилось необычайно людно, везде звучали голоса – кто-то ругался, кто-то шутил, шумно обменивались последними новостями.
Кибитка хуторянина Эйнара Копны выехала с хутора довольно рано, почти сразу с рассветом. Этим летом у Эйнара сильно увеличилось коровье стадо, своей собственной земли уже не хватало, пришлось арендовать у баронессы Александры заливной луг, за который пришла теперь пора расплачиваться, слава богу, не деньгами –
Проходящая меж высоких сосен дорога обогнула овраг и резко свернула к югу мимо дубравы, на опушке которой хуторянин заметил неизвестно откуда взявшегося мужика. Не высокого, но и не низкого, лет тридцати, с вислыми сивыми усами и одетого как обычно одеваются городские приказчики и зажиточные хуторяне: камзол, конечно, не как у господ, но что-то вроде – даже рукава с буфами, но накрахмаленного воротника, конечно, нет, зато пояс какой! Ах, какой пояс! Эйнар и сам не отказался бы от такого – из хорошо выделанной кожи, с серебряными нашлепками, щегольской. Пояс, не кушак – на него много чего повесить можно: и кошель, и ложку, и ножик, огниво даже. Интересно, где выделывают такие пояса? Не иначе как в Нарве или даже в Пярну, или в самом Ревеле!
– Эй, дядько, не подвезешь ли до города?
Незнакомец спросил по-немецки, хотя выглядел как обычный сосед и, верно, должен был знать и язык местных эстов. Но вот почему-то не знал. Впрочем, это не насторожило Копну – хотя должно было насторожить, хуторян отличался подозрительностью, только вот нынче пояс его отвлек.
– До города, говоришь? Так я в замок.
Дядько Эйнар Копна нарочно ответил на своем родном языке – языке южных эстов. Незнакомец должен был бы его понять, хоть и относился к тем самовлюбленным типам, что корчили из себя немцев и не уважали собственную родную речь.
Так понял или нет?
– Говорю, в замок еду…
Больше дядько Эйнар не успел ничего сказать: вылетевшая из придорожных кустов стрела пронзила ему грудь под самым сердцем! Кулем повалившись в телегу, хуторянин дернулся и застыл, уставив невидящие белесые глаза в столь же белесое, затянутое облаками небо.
– Ну, вот и славненько, – выйдя из кустов, здоровенный темноглазый мужик в морской кожаной шапке забросил за спину добрый тисовый лук и, толкнув мертвое тело рукою, довольно пригладил могучей дланью черную кудлатую бороду: – Отошла душенька, отлетела. Давай-ка его в кусты, Дементий.
Сивоусый Дементий, кивнув, ухватил убитого за ноги. Вдвоем злодеи легко спрятали труп в кустах и взгромоздились в телегу.
– Сыром пахнет, ага, – втянув ноздрями воздух, Дементий засунул руку под прикрывавшую телегу рогожку. – Точно – сыр! Поедим, Акинфий Иваныч?
– Не поедим, а поедем! – взяв в руки вожжи, чернобородый подогнал запряженную в телегу кобылку. – Н-но, милая, н-но!
– Быстро мы нынче управились, – подхалимским тоном промолвил примостившийся на краю кибитки Дементий. – Ловко ты, Акинфий Иваныч…
– Мы-то быстро, – Акинфий почмокал губами, словно раздумывал: может, и вправду попробовать сыр? От воза-то, чай, не убудет! – Мы-то быстро… Интересно, успел ли Ганс девчонку найти? Управился ли?
Последнюю часть фразы чернобородый произнес по-немецки,
хотя до того беседа шла на русском языке, в той его версии, что использовалась в Великом княжестве Литовском.– Управился, – ухмыльнулся усач. – Ганс да не управится с девками? Любую соблазнит, только волю дай. А гулящих нынче тут много – маркитантки, мать их дери.
– Да уж, кому война, кому мать родна – так ведь говорят в Московии. Ганс за дубравой должен ждать?
– Да, за дубравой.
Акинфий подогнал лошадь, и груженный плетеными корзинами с сыром и маслом воз тяжело покатил по узкой лесной дорожке. Вокруг густо росли папоротники, краснотал и бредина, тянулись к небу высоченные липы, пахло можжевельником, грибами и сладким клевером. Воздух стоял такой густой и тягучий, что казалось, его можно пить. Да что там пить – есть, хлебать ложками! Медвяной запах трав плыл над показавшимся за дубравою лугом, покачивался в орешнике меж ветвей и уже наливавшихся первым молочным соком плодов – орехов.
Как раз под кустом стояли двое, щелкали орехи да о чем-то, смеясь, болтали. Длинный молодой парень с рыжеватый шевелюрою и голубыми сияющими глазами был явно из тех, что так нравятся женщинам, особенно не сильно избалованным любовными ласками вдовушкам и всем таким прочим. К коим явно не относилась собеседница парня: судя по виду, оторва еще та! Невысокая, стройная, с упругой грудью и смазливым личиком, она так высоко задрала юбку, что стали видны коленки.
– Вот видишь, славный Ганс, какой у меня синяк? А всего-то через овраг перебралась. Ну, где твои друзья? Что-то они запаздывают.
– Да вон, похоже, они. Едут! – всмотревшись в показавшуюся из-за дубравы кибитку, Ганс, видно, узнал седоков и поспешно замахал рукою: – Эгей, эй! Мы здесь! Здесь мы…
Воз послушно свернул к орешнику, покатил, сминая колесами заросли пастушьей сумки и высокие стебли таволги.
– Вона вы где! – пригладив бороду, усмехнулся Акинфий. – А мы вас у дубравы высматривали.
– Так тут орехи!
– Орехи… Ладно, дружище Ганс. Давай, знакомь со своей дамой.
Дама оказалась понятливой. И довольно алчной. Не глядя, запросила за услуги талер!
– Талер? – изумился Дементий. – Столько добрый воин иногда и за месяц только получит! А тебе тут работы – с час.
– Дадим, дадим талер, – Акинфий успокаивающе покивал и вытащил из сумы серебряную монету. – На вот, дама, бери. Тебя как звать-то?
– Марго.
Попробовав талер на зуб, девушка проворно спрятала его куда-то под юбку и с готовностью облизнула губы:
– Ну, что, господа мои? Мне юбку сразу снимать?
– Постой, – хмыкнув, старшой улыбнулся в бороду. – Не так быстро, фройляйн. Видишь ли, мы сейчас поедем в замок. Так там, в замке, есть один нужный нам человек. Совсем еще молодой мальчик…
– И его я должна ублажить, – маркитантка оказалась очень даже понятливой. – Прямо там, в замке? Надеюсь, там найдутся укромные местечки.
– В кибитку его завлеки, там все и сладь, – хмуро пояснил Акинфий.
– Уж не извольте беспокоиться, завлеку, – Марго вдруг улыбнулась самой обворожительною улыбкою, которой никто сейчас от нее не ждал. Светло-голубые глаза ее искрились, пухлые розовые губки казались вырезанными из коралла… или сердолика самой высокой пробы. Красавица! Как есть красавица. Кто же откажется от такой? Уж точно не подросток.