Потомок седьмой тысячи

— Кто такой? Вроде не очень хорошо говоришь о нем?

— Не доверяю. Будто ничего и нет за ним, а все время настороже. Вот зачем-то сам хочет приехать. А куда проще было передать с Павлушей! Куда вести? На квартиру нельзя, зачем ему знать, где живу и кто я? Не обязательно.

— Веди к нам, — спокойно отозвался Родион. — Сделаю так, что в каморке никого не будет. Сам в коридоре побуду. В случае какой опаски сумеем что-нибудь придумать.

В каморке, пережидая до семи, Артем листал газеты. Родион сходил на кухню, принес чайник. Налил две кружки, пододвинул блюдце с ландрином.

— Пей. Я прихожу со смены, есть ничего не хочу. Кружек пять чаю выпьешь, потом уж и пожевать что-то удастся. Сколько поту за день прольешь!

Пришел Семка, сияя разрумянившимся на холоде лицом.

— Дядя Родя, Артем Федорович! Знаете, кем меня устроили на фабрику?

— Ну? — повернулся к нему с улыбкой Родион. — Кем же?

— Шишечником. Есть такая работа?

— Как не быть. Стариков ставят на такую работу. Ходит от машины к машине, клеймит пряжу.

— Во! — обрадованно воскликнул Семка. — И Фавстов мне так сказал: «Будешь ходить от машины к машине. Ну и там, если что услышишь…» Послеживать, послушивать просил.

— Не жизнь у тебя, Семка, а сказка, — заметил Родион с неодобрением. — И за кем ты будешь следить?

Артем поднял голову от газеты, подмигнул Семке.

— Да уж найдет, за кем. Выберет вроде Арсения Полякова, за ним и последит — все ли тот Фавстову передает. Может, что утаивает.

— А что! — оживился Семка. — Так и попробую. Вот Фавстов доволен будет, когда я о его осведомителе разное наплету.

— Посмотри-ка, — с удивлением в голосе сказал Артем, протягивая Родиону газету. — Вот, наверно, объяснение. Сообщение о собрании промышленников. Сокращение производства… решение владельцев фабрик… Не хотят, чтобы были сбиты цены на текстильные товары. О прибылях своих пекутся. Понятно, почему Грязнов, вел себя так. Ну, поцапались Топленинов с Паутовой, не в диковинку. А он подзадорил — и вслед объявление. Об этом надо рассказать…

— Да, Грязнов, — задумчиво проговорил Родион, отрываясь от газеты. Покачал головой, — Хозяйствовать умеет. Как ни бейся, не перехитришь. Сколько уж пробовали схватываться с ним, а оказывались на лопатках. Рассказать обязательно надо, пусть люди знают, откуда что пошло.

— Сегодня текст листовки у Спиридонова возьмем, в нее и добавим. И с Грязновым научимся бороться, неправда, что не научимся. И он у нас на лопатках будет. Так уложим, что трудненько станет подняться… Побежал я к трамваю, время уже…

— Да, — обернулся Родион к Семке, — ты, дружок, испарись из каморки на весь вечер. Погуляй где-нито, не мозоль глаза.

— Хорошо, дядя Родя, — покорно согласился парень, хотя и видно было, что обиделся: углядел недоверие к себе.

5

— Чего вы уж так? — насмешливо спросил Артем Спиридонова, который, не успев выйти из трамвайного вагона, стал опасливо оглядываться, крутить головой. Артема неприятно поразили его серые водянистые глаза. — Только хуже привлечете внимание. Идите уж за мной, все-таки вы в фабричной слободке, сами — мастеровой.

— Знаешь, бережь никому не мешала. Оглядывался, чтобы убедиться, — не притащил ли кого. Не столько о себе забочусь — не навлечь бы беды на тебя, товарищ Александр.

— Ну, здесь мне и стены помогают, — сказал Артем. — Не следовало, конечно, вам рисковать. Листовку могли передать и другие.

— Если бы просто передать, обсудить надо. Бодров наказал, чтобы обсудить, чтобы не было разногласий, обиды. Далеко нам идти?

— Рядом. — Артем все приглядывался. Шагал Спиридонов быстро, мелкими шажками, глаза из-под козырька низко надвинутой фуражки цепко останавливались на встречных прохожих. На нем было черное осеннее пальто, хотя и потертое, но хорошего сукна. — Вот минуем Белый корпус и влево.

В каморке, усадив гостя, Артем неторопливо накинул дверной крючок, так же неторопливо причесался, глядя в тусклое зеркало на стене. Ни Семки, ни Топленинова, ни Евдокии не было, Родион сделал, что и обещал. Лелька была на работе во второй смене.

— Здесь мы можем поговорить спокойно, — сказал он Спиридонову, который с любопытством осматривался.

— Занавеска для чего? — спросил Спиридонов.

— Другая семья там живет. Все на работе. У нас в каждой каморке две-три семьи, вот и перегораживаемся. Ваши не так живут?

— У нас бобыли в казармах, на нарах. Семейные так не живут… Прочитай, что скажешь? — Спиридонов подал свернутый листок. — Сначала я по горячке хотел тут против вас, но раздумался. Решили не упоминать.

Артем прочел листовку, положил ее на стол.

— Хорошо. Только передайте Бодрову, в текст вставим о наших событиях: ткачи у нас забастовали.

— Чего так? — спросил Спиридонов с удивлением. — Вы же говорили, что не готовы к забастовке?

— Так уж случилось. Само собой. А что делать — об этом и хотелось написать.

— Ты прибери листовочку-то. Спрячь в карман, а то мало ли что?

— Да ничего, не беспокойтесь. Пошли — никто не видел.

— Стоял тут один у лестницы, больно внимательно смотрел. Как бы не вышло чего, спрячь лучше.

Артем достал из тумбочки кусок хлеба, перевернул свою табуретку и мякишем прилепил листовку к обратной стороне сидения.

— Вот уж никогда бы не додумался, — подивился Спиридонов. — Запомню.

— Ну, что вы, прием известный и безотказный. Всегда так делаем.

— Когда напечатаете?

— А вот провожу вас и начну. Чего тянуть.

— Это что, здесь? — насторожился Спиридонов и опять огляделся, пожал плечами.

Наблюдая за ним, Артем так и не мог с определенностью сказать: кто этот человек? То ли в самом деле, как говорил Бодров, горячий, дотошливый и оттого кажущийся суетливым, подозрительным, то ли враг, не очень умно скрывающий свое истинное лицо? Одно знал, что никогда не лишне остерегаться. И сейчас как можно спокойнее сказал:

— Такие вопросы, наверно, и не нужно задавать?

— Извини, товарищ Александр, понимаю. Просто оторопь взяла, каморка и всего-то: десяток шагов в длину, пять — поперек. Я ведь никогда не видел типографского станка, потому и удивился.

— Какой там станок, — махнул рукой Артем. — Я же объяснял: стальная сборная рама, стянутая болтами. В ней крепим шрифт. Толстое стекло, чтобы набор лежал ровно. Ну, а там прокатный валик. Второй валик из гектографной массы, которым наносим краску, сами отлили. Видели ламповое цилиндрическое стекло? В таком и отливали. Поставишь все это на стол и — работай. Медленно, правда, но что делать. Зато и места мало требуется.