Потрясающий мужчина. Книга 2

— Да, — понимающе кивнула я.

— Единственное, что остается в неизменном виде, — это модели «от кутюр». Они по-настоящему идентичны. Это можно рисовать. А что еще? Видите ли, одежда сегодняшней индивидуальности — чистейший конформизм. Типичная индивидуалистка носит джинсы, майку от Шанель и сумку от Гермеса. Или джинсы, майку от Беннетона и пластиковый пакет.

Я не могла не засмеяться.

— А типичный индивидуалист, вроде меня, носит джинсы и лакостовскую рубашку. Художественная катастрофа! Я не могу рисовать хлопчатобумажные ткани. Моне мог, Ренуар мог, а я не хочу. Знаете, в чем я убежден?

Я не отважилась сказать, что не имею ни малейшего понятия, — ведь как-никак, я поклонница французской школы восемнадцатого века.

— Я считаю, хлопку место в стиральной машине, а не на полотне.

Весьма забавно.

— Сколько стоят ваши картины? — спросил Руфус.

— От двадцати тысяч.

— От двадцати тысяч? — не удержалась я.

— Их цена не играет никакой роли. Они не продаются, — ответил Харальд Зоммерхальтер.

— Но если мы вывесим здесь эти картины, они должны быть застрахованы, — напомнил Руфус.

— Они и так застрахованы, но очень мило, что вы подумали об этом. Мы повесим картины на тонком стальном тросе, укрепленном наверху на бордюре из лепнины. Тросы соединим с небольшой сигнализационной установкой. Страховой компании этого достаточно, ведь отель постоянно охраняется.

— Сколько стоит такая сигнализация? — поинтересовался Руфус и тревожно поднял бровь.

— Никаких проблем! За это плачу я, — ответил художник. — Когда буду вешать картины, приведу кого-нибудь, кто это сделает.

— Мы должны оформить это юридически, — предложил Руфус, — для вашего собственного спокойствия. Я не рассчитывал на произведения искусства такого класса, когда Виоле, то есть госпоже Фабер, пришла в голову идея с выставкой.

— Ваше имя Виола? Это имя подходит вам? — заинтересовался Харальд Зоммерхальтер. — Я не стал бы делать вас в фиолетовых тонах, это не ваш цвет. Фиолетовый — в нем что-то насильственное, чересчур «фам фаталь». Или ваш фиолетовый — это цвет скромной, кроткой фиалки? Надеюсь, что нет. — Он вопросительно посмотрел на меня.

Я только рассмеялась.

Руфус сказал:

— У меня есть родственник. Он нотариус и мог бы составить контракт, по которому вы бы предоставили нам картины во временное пользование. На той неделе наш доктор Шнаппензип вернется с курорта, и я мог бы все уладить, если вы не возражаете.

— Прекрасно, все очень корректно, — согласился Харальд Зоммерхальтер. — Можно мне еще ромашкового чая?

Разумеется, сию секунду.

— Как освещается фойе? — задал он вопрос, когда я вернулась со вторым чайничком.

— В лепнине замаскированы лампы направленного света, а в мраморных полосах есть проводка для настенного освещения. Мы могли бы разместить специальные лампы непосредственно над картинами.

— Здесь все просто идеально, — одобрительно сказал художник и посмотрел на потолок. — Только этот белый потолок…

— Да? — встрепенулась я. Я сама была им недовольна, поэтому-то так мучилась с освещением. — Может, следовало бы слегка оттенить потолок? Как вы считаете? — взволнованно спросила я.

Он снова посмотрел вверх.

— Белые потолки какие-то безликие. Над головой должны быть облака, это придает свободу мыслям.

— Да-да, облака, как на ваших картинах!

— Нет, не такие облака, как на моих картинах, — возразил Зоммерхальтер.

— Нет?

— На моих картинах они прямо перед глазами. А вам нужны облака, которые вы видите снизу. Такие я еще никогда не рисовал. Облака снизу — это превратившийся в воздух мрамор! — Он вскочил, вышел на середину фойе и, задрав голову, обежал круг. — Я бы с удовольствием сделал из этого ничего не говорящего потолка мрамор, ставший воздухом.

— Это правда? — тихо спросила я.

— Сколько бы это стоило? — громко спросил Руфус.

— Всего лишь пару облаков… Сколько бы это стоило? Пять тысяч марок?

— Не можем себе позволить, — грустно ответил Руфус.

— Мы не можем еще где-нибудь сэкономить? — спросила я его.

— Нет.

— Да, — сказал Харальд Зоммерхальтер и сел снова, — тогда я сделаю это бесплатно.

— Бесплатно? — воскликнул Руфус. — Почему?

— Для тренировки.

— Там ровно шестьдесят пять квадратных метров, — напомнил Руфус.

— Вот видите, это вызов, на который стоит ответить. Это зов судьбы, что я прихожу именно в тот момент, когда понадобилось море облаков. Мои картины от этого, кстати, только выиграют.

— Деньги на краски мы найдем, — восторженно сказала я Руфусу. — Даже если мне придется заплатить за них самой.

— Нет, — ответил Руфус, — и речи быть не может, чтобы ты за них платила. Не такие уж они и дорогие.

— Мне нужны только первоклассные краски, не какие-нибудь малярные. Я принесу собственные красители, — сказал Харальд Зоммерхальтер. — Это надо рисовать акрилом. Обычно я никогда не использую акрил, но здесь нельзя иначе. — Он опять посмотрел на потолок. — И мне нужен помост. Буду лежать, как Микеланджело, под потолком. Сто лет уже не делал этого.

— Во дворе лежат разбросанные леса от фасада, наши рабочие могли бы сделать из них помост, — предложил Руфус.

Я благодарно улыбнулась ему. Наконец-то и он сделал что-то для воплощения этой мечты.

— Сделайте два передвижных помоста, — попросил художник, — один, на котором я мог бы лежать, и один — чтобы стоя.

— Хорошо, — кивнул Руфус. К счастью, он не сказал, что два помоста — это слишком дорого.

— Мне нравится, с каким энтузиазмом вы ко всему подходите, — заметил Харальд Зоммерхальтер. — Жаль, что мы еще не можем повесить картины. Я пока снова заберу их с собой. Когда будет построен помост?