Поучения

В Церкви происходит Божественное соитие (и фиа синусия), мы становимся обоженными… Когда мы со Христом, как бы входим в свет — мы во свете. А когда мы пребываем во свете, то там нет тьмы.

Но свет светит не всегда. Это зависит от нас. Так бывает и с железом, которое вне огня становится темным. Тьма и свет не сочетаются. Никогда мы не можем иметь и свет и тьму одновременно. Или свет, или тьма. Когда зажигаешь свет, тьма исчезает… — Часто повторял Старец.

Древняя сказка о ветре и солнце

Один мой друг, как он сам мне по секрету рассказал, пережил очень жесткое к себе отношение со стороны людей придерживающихся строгих установок, в результате чего он был крайне унижен и обижен, в его характере произошел как — бы надлом.

Геронда его успокоил, расставил все по своим местам, применив свой, всегда успешный, «душевный рентген». Он сказал ему: «Ты хороший человек, очень чувствительный, спокойный, ты — овца Божья. Но когда к тебе начинают относиться грубо, ты замыкаешься и внутренне противодействуешь этому, тогда на тебя начинают сильно обижаться, тебя перестают понимать.

Но когда к тебе относятся с добром, тогда ты проявляешь такие таланты, которые до этого были в тебе сокрыты, что все поражаются.

Люди, которые тебя обидели и нанесли тебе рану не знакомы даже с той древней сказкой о ветре и солнце, в которой они поспорили, кто из них сильнее, и заключили договор: кто снимет тулуп с пастуха, который в тот момент забирался на гору, тот и сильнее.

Ветер начал дуть, сильнее и сильнее, но пастух лишь замерз, и еще плотнее запахнул свой тулуп. Тогда из — за облаков вышло солнце, расточая вокруг приятное тепло и благорастворение воздухов, пастух согрелся и снял свой тулуп. Тогда солнце сказало ветру: «Видел, кто из нас двоих сильнее?»

ИСтарецПорфирий закончил:

«Грубостью не приобретешь человека, но только добротой».

«Есть, — говорил Старец, — монахи, которые просят прощенья, исповедуются, но у них внутри остается страсть памятозлобия.

В таком случае благодать Божья не приходит.

Рассказ автора о себе:

У меня здесь выполнял различные работы, и получал зарплату один мастер, сосед. Я не знаю, с чего это началось, но он стал ругать меня при всех и здесь, за стенами монастыря. Тогда я задумался: что делать? Как ему помочь?

Однажды я зашел к нему в гости. Увидев меня он пришел растерянность, как — то весь съежился, покраснел. Он подумал, что я пришел? чтобы отругать его. Я завел разговор об его саде, хвалить богатый урожай. Беседовали мы еще о гостеприимстве… Вот так и сидели. Его сердце согрелось. С тех пор он уже не отходит от монастыря, с охотой выполняя здесь все работы.

В таких ситуациях надо найти правильный подход!

На Святой Горе я научился православному духу, глубокому святому, молчаливому, без раздоров, ссор и осуждения

Чтобы сохранить свое единство, мы должны слушаться Церкви, ее епископов. Слушаясь Церкви, мы слушаемся Самого Христа. Христос хочет, чтобы мы стали одним стадом с одним пастырем (см. Ин. 10, 16).

Будем переживать за Экклесию, будем сильно любить ее. Не будем терпеть того, чтобы осуждали Ее представителей. Каков православный дух? На Святой Горе я научился православному духу, глубокому святому, молчаливому, без раздоров, ссор и осуждения.

Не будем верить тем, кто осуждает клириков! — Такой всегда была позиция Старца. — Даже если своими глазами увидим, что какой — нибудь клирик делает что — либо предосудительное, не будем этому верить, не будем об этом думать и разносить повсюду. То же и в отношении к мирским членам Церкви, к каждому человеку. Все мы — Церковь.

Когда Церковь осуждают за ошибки Ее представителей с той целью, чтобы якобы помочь исправлению, то совершают огромную ошибку. Такие люди не любят Церковь. Не любят, конечно, и Христа. Мы тогда любим Церковь, когда своей молитвой объемлем каждый из Ее членов, и делаем то, что делает Христос: жертвуем собою, бодрствуем, делаем все, как и Он, Который, будучи злословим, не злословил взаимно; страдая, не угрожал (1 Петр. 2, 23).

В чем наше Православие?

Будем также обращать внимание и на устав, жить таинствами, особенно таинством Божественного Причащения. — Так проповедовал Старец. — В этом — Православие. Христос приносит Себя Церкви в таинствах, особенно же в таинстве Божественного Причащения. Я расскажу вам об одном посещении Божием меня, смиренного, чтобы вы увидели благодать таинств.

Когда — то давно я сковырнул на спине у себя прыщик, который у меня сильно болел. Он был очень маленьким, как шляпка у гвоздя. Боль распространилась на большую площадь по левой стороне спины и была несносной. У меня в келий в Милеси мы совершили елеосвящение.

У меня болела спина, мне крестообразно помазали освященным маслом прыщик, и боль тут же утихла. И этим посещением Божиим я так был доволен, что, кто бы ко мне ни приходил, я говорил:

— Возьми этого масла. Что бы у тебя ни болело, мажь им.

Прошу прощения, что рассказываю это, но делаю это во славу Божию…

Надейся на Бога, детка, — вот где ключ

Можно было что — то сказать по телефону, но там время было ограничено и было очень сложно попасть так, чтобы линия была свободна. Если мне удавалось дозвониться до Старца днем, то у него всегда было много людей, и он не мог разговаривать по телефону. Поэтому он сказал мне чтобы я звонила ему в два часа ночи, или же в пять часов утра.

Но когда я стала звонить в два часа, телефон снова был занят, и дозвониться было невозможно. В это время, как Геронда мне говорил, ему звонили из Америки и других стран, где в результате разницы времени было утро.

Когда я стала звонить в пять, то столкнулась с теми же самыми трудностями, потому что в это время Старцу звонили со Святой земли, с Афона. В это время ему звонили многие монахи и священники.

Все эти тщетные попытки вызывали у меня возмущение и раздражали. Но Геронда все это видел по благодати данной ему от Бога. Поэтому когда в конце концов мне удалось с ним поговорить, он сделал мне замечание и посоветовал находиться в спокойном, мирном устроении. В ответ на это я стала сетовать, что теперь, когда он вступил в контакт с архиереями, я осталась в стороне.

Мы начали спорить, Геронда старался показать мне что в наших отношениях ничего не изменилось, но его возраст, переутомления и болезни вынуждают его изменить свое поведение в целом по отношению ко всем, чтобы еще немного пожить здесь к нашей обоюдной пользе.

— Что мне делать? Ведь я так сильно болею. И я всем нужен. Но я уже не справляюсь, и на меня обижаются. И даже ты на меня обижаешься. И по своему ты права. Ты вспоминаешь, как хорошо было раньше, и что стало сейчас. Может ты думаешь что я тебя чуждаюсь? Но если я не могу, что мне делать? Ответь мне. Хочешь чтобы я умер?