Повар на весь город
Шрифт:
— Приехали! Принимайте!
Обежит провизия все цеха, в кухне побывает и на третьем лифте спускается вниз. Только это уже не провизия, а готовые обеды. Обеды уложены в термосы. Термос похож на пушечный снаряд и так плотно закупорен, что воздуху внутрь никак не пробраться.
В термосе горячий кофе можно везти из Москвы в Ленинград. Откроешь в Ленинграде — пар идет.
Третий лифт спускается прямо к выходным дверям. У выходных дверей — тоже площадка и тоже автомобили. Только они не привозят, а увозят. Едут они на фабрики, на заводы, на постройки.
В
Даже к рабочим на постройках, где и столовой-то никакой нет, а один дощатый навес да стол на козлах, — приезжают термосы.
Фабрика-кухня кормит тысячи своих гостей и сама в гости ездит.
XII
Вход в столовую фабрики-кухни как вход в театр. Двери — не двери, а ворота. По лестнице могут пройти в ряд двадцать красноармейцев.
Летом в столовую ходят через сад; есть и боковые входы — запасные.
А в цеха и на кухню — только один ход, да еще особенный, — называется:
ПРОПУСКНИК
Пропускник — это пустая комната. Вдоль трех стен только шкафики стоят, а четвертая стена — вся из дверей. Двери узенькие, как в чулане. За каждой дверью — кабинка. Кабинка сквозная.
Рабочий сбрасывает одежду, вешает ее в шкафик и влезает в кабинку голый. А в кабинке льет с потолка дождь. Вымоется рабочий под душем и выйдет в другую дверь.
Там для него уже приготовлена прозодежда. Он оденется — и на работу.
Из-за этого пропускника один повар чуть с работы не сбежал. А повар хороший, — он раньше в больших ресторанах кухарил. На фабрике-кухне его назначили главным поваром.
Пришел он первый раз на работу. Снял пальто, повесил в шкаф — и к двери. Думал — прямо в кухню попадет. Дернул дверь, а оттуда как брызнет!
Захлопнул он дверь и кричит:
— Заведующий, товарищ заведующий! С потолка течет!
Прибежал заведующий.
— Где течет?
Посмотрел и говорит:
— Так и полагается. Вода теплая. Мойтесь спокойно и проходите.
— Чего это я у вас мыться стану? Я не в баню пришел, а на кухню. Работать так работать, — говорит повар.
— У нас тут санитарные условия на первом месте, — говорит заведующий.
— А я что, заразный?
Рассердился повар, схватил пальто. Только влез в один рукав, — вдруг из коридора кричат:
— Товарищ заведующий! Товарищ заведующий! Правая духовка не печет!
— Отчего не печет? — кричит заведующий.
— Не знаем. С одной стороны горит, с другой не берет!
— Должна печь, — говорит повар. — Значит, дверку не плотно закрыли, противень не так поставили, вот у вас и не берет.
А сам пальто натягивает.
— Никак не печет! — кричат. — Запеканка испортилась!
—
Не умеете обращаться, она и испортилась. Вот я вам покажу.Рассердился повар, сорвал пиджак, стянул штаны и полез голый под душ.
Сейчас этот повар дольше всех в кабинке под душем топчется, — и когда на работу идет и когда с работы возвращается.
Все уже прошли, оделись, а он все фыркает, все отдувается.
— Хороший, — говорит, — порядок.
XIII
На Путиловском заводе делают тракторы. На «Красном треугольнике» — калоши. На текстильной фабрике — материю. А что делают на фабрике-кухне?
Обед.
Трактор дома не сделаешь, калоши тоже; материю в деревнях кое-где дома ткут, да только домотканка выходит совсем не такая, как фабричная материя. А суп и котлеты каждая хозяйка у себя дома фабрикует.
Зачем же выстроили фабрику-кухню?
В больших домах бывает по сту квартир. В каждой квартире по кухне. В каждой кухне — плита, столы с примусами, закопченные кастрюльки, горшки, ведро для углей, ведро для мусора.
Людям в квартире тесно, а в кухне жить нельзя. Целая комната, значит, пропадает из-за плиты и примуса.
Утром рабочие уходят на заводы и фабрики, служащие — на службу, а хозяйки — на рынок.
Два часа хозяйки по рынку бегают; три часа обед стряпают. Накормят семью и опять на кухню — посуду убирать. Целый день возня.
На фабрике-кухне готовят в день двадцать четыре тысячи обедов.
Сколько нужно хозяек, чтобы двадцать четыре тысячи обедов сготовить дома? Ну, будем считать, что каждая хозяйка пять человек накормит. Сколько выйдет? Четыре тысячи восемьсот.
Почти пять тысяч хозяек. А на фабрике-кухне работает всего четыреста человек.
Вот сколько людей может освободить от кухни одна фабрика-кухня —
четыре тысячи четыреста!
А чего только не сделают четыре тысячи четыреста человек — сколько материи наткут, сколько платья нашьют, сколько сапог наточают!
Не только, значит, комната в квартире из-за стряпни пропадает, а и люди попусту работают.
У нас в доме живет старушка. Старушке семьдесят пять лет. Каждое утро старушка спускается с пятого этажа, — одной рукой она опирается на палку, а другой держится за перила. На руке у старушки висит корзинка. Старушка идет на рынок за провизией.
Раньше старушка ходила без палки, и спина у нее была прямая.
А еще раньше она сбегала по лестнице одним духом и размахивала корзинкой, — тогда старушка была молодая.
Когда ей было пятнадцать лет, она готовила для братьев и для отца. Когда было тридцать — готовила для мужа и детей. А теперь готовит для внуков. Читать и писать старушка не научилась, — не успела. Шьет старушка плохо, — некогда.
Ну, зато, значит, старушка готовит отлично? — Ведь стряпала всю жизнь.