Повелитель баталий
Шрифт:
Они подошли ближе. Хортия осмотрел своих парней. Оказывать помощь было уже некому. Каждый получил в голову пулю, несомненно, крупного калибра, не автоматную. С такими ранениями не живут, даже если не сразу умирают. Но стреляли явно не из «КСВ». Пуля, выпущенная из нее, просто оторвала бы голову.
– На обратном пути придется забрать тела.
– А машину за ними прислать невозможно?
– Сюда дороги нет. Ни одна машина не пройдет.
– На хорошем американском пикапе я бы проехал, – не потеряв своей национальной гордости, сказал Костатидос.
– Тогда нам пришлось бы с половины дороги
Внимание майора привлекла нога, торчащая из-под камней и покрытая пылью. Он замер, осмотрелся и увидел еще кое-что.
– Что здесь? – спросил полковник Костатидос, останавливаясь рядом.
– Братская могила отряда Мамуки Хурциладзе. Придется нам прямо по ней идти, господин полковник. Да простят нас люди, сложившие здесь свои головы. Зовите группу. Нам следует поторопиться, продолжать путь, иначе мы опоздаем.
Но делать это необходимости не было. Группа уже последовала за своими командирами.
Хортия первым перебрался через каменные развалы и благополучно обошел большой валун, который русские диверсанты, видимо, специально скатили со склона, чтобы раздавить коммандос. Они сделали это удачно.
Дальше, за скалами, проломленными валуном, лежали еще несколько тел. Хортия посмотрел на характер ранений, ожидая увидеть простреленные головы, типичный результат работы снайпера. Но он ошибся. Видимо, в состав диверсионной группы входил только один снайпер, и находился он с противоположной стороны.
– Наших прорвавшихся бойцов русские забросали гранатами, – сердито сказал майор американцу, снова нагнавшему. – Бросили две или три, и всем хватило. Может быть, они растяжку поставили. Это уже война на уничтожение. На растяжке, если она сразу не сработает, может через несколько лет взорваться человек, не имеющий никакого отношения к нашим делам. Это варварство! – Майор вытащил переговорное устройство, включил микрофон и заявил:
– Эй ты, товарищ!.. Не знаю, как тебя по званию называть.
– Можешь называть меня просто офицером спецназа, – отозвался хорошо знакомый голос. – Чем ты недоволен, уважаемый?
– Я нашел останки своих парней, и мне это не нравится. Я уже обещал, что разберусь с тобой. Да и с твоим снайпером тоже. Передай ему.
– Обязательно сообщу.
Последовала короткая пауза. Должно быть, командир группы русского спецназа выключил на время микрофон. Потом послышался щелчок. Микрофон включился. Можно было продолжать такой содержательный, хотя ни к чему не обязывающий разговор.
– Я передал снайперу твои слова, – заявил русский офицер. – Ему это очень не понравилось. Он горит желанием тебе кое-что отстрелить. Советую тебе залечь за камень или хотя бы сесть за него, чтобы сберечь это самое «кое-что». Может, оно тебе еще сгодится. Полковнику Костатидосу я бы тоже посоветовал спрятаться. Хотя ему уже, кажется, поздно!..
Хортия
оглянулся и увидел, как вздрогнула голова полковника. В лоб ему ударила пуля. Тело американца отлетело на камни. Выстрела слышно не было. Сам майор вдруг резко стал меньше ростом и упал. Он спрятался за камни и только там, в укрытии, передернул затвор карабина. Упали еще два тела, раздался дикий визг кого-то из спутников Хортия. Снайпер стрелял из винтовки с глушителем, работал быстро и точно. Должно быть, хороший специалист, отметил майор, и предпочел не высовывать ствол между камнями. Что толку от карабина, когда ты не знаешь, откуда в тебя стреляют!– Волконогов!
– Я!
– Майор Хортия желает лично уничтожить тебя. Правда, только после того, как прикончит меня.
– Это тот длинный?
– Он самый. Что ему передать от твоего имени?
– Разрешите, товарищ старший лейтенант, кастрировать его?! Пулей. Пусть ему перед смертью будет очень обидно за себя.
– Лучше подстрели американского полковника и бандитов, которые идут с ним. Они самые опасные здесь люди.
– У бандитов только одна винтовка на всех. Коммандос вооружены, майор тоже.
– Тогда полковника и коммандос. А майора оставь мне. Хоть поговорить будет с кем. Может, я пожалею его за то, что он американцев не любит.
– А вы откуда знаете, кого он любит, а кого нет? – спросил Чубо.
– В сообщении из Москвы приведены фрагменты телефонных переговоров Костатидоса со своим начальством. Полковник жаловался, что его здесь не любят, особенно майор Хортия.
Я быстро нашел через прицел узкий и высокий лысоватый лоб американца. Обычно такие люди утверждают, что он у них высокий, не желая признать, что большую часть лба надо отнести к лысине.
Я выстрелил и не стал рассматривать результат, твердо зная, что попал туда, куда и целился. Я успел выпустить еще три пули, и только потом наши противники залегли. Привычка биатлониста к максимально возможной скорострельности помогла мне и на этот раз. Двоих я убил точно, одного, кажется, только ранил. Я стрелял в лицо, чтобы пуля задела мозг и на вылете разнесла основание черепа. Но он как раз повернулся в сторону упавшего полковника. Пуля пролетела через обе щеки и отправилась дальше вместе с зубами и частью языка. Неприятное ранение. Но не мне его лечить. Главное в том, что коммандос были, по сути дела, обезврежены.
Я опять устроился между камнями. Наверное, моя голова снизу смотрелась как один из них. Слева от меня лежал младший сержант Чубо. Он пристроил поверх плеча приклад автомата и регулировал прицел подствольника, чтобы стрелять прямой наводкой.
– Чеченцев накрой! – посоветовал я.
Чубо собирался стрелять не в чеченцев, которых за камнями видно почти не было, а в скалу, торчавшую позади них, в надежде на рикошет. Надо сказать, что осколки гранаты «ВОГ-25» слишком легкие, чтобы рассчитывать на стопроцентное поражение противника, а для броска ручной гранаты «Ф-1» расстояние было великовато. Но Чубо, наверное, считал, что здесь и сейчас множественные рикошеты вовсе не нужны. Чеченцы засели среди камней, выстроившихся в форме колодца, из которого выхода по земле не было. Я сам видел, как они туда запрыгивали.