Повелитель монгольского ветра (сборник)
Шрифт:
Племена все шли и шли. Молча стояли в каре французы. Гремели литавры. Король поднимал руку, приветствуя подданных.
Его лицо не выражало ничего.
А Фредерика? А верная, нежная и трепетная жена, она разве не рядом? Да пусть хоть сотни наложниц согревают ночами тело короля, но на параде ее место рядом с правителем!
А верная Фредерика в этот момент совершала обычную конную прогулку на Маврикии. И ее трепетные ноздри вздрагивали, когда ей подавал руку, помогая сойти с седла, ясноглазый светловолосый гайдук Иван или когда придерживал коня капитан Перно.
В конце
…Лагерь был пьян. Солдаты и воины-малагасийцы праздновали, но уже сами не помнили что.
Беньовский сидел над шахматной доской.
Пытался откусить эполет с его плеча священный лемур, почитаемый местными, Ну, или хотя бы отгрызть шнурок аксельбанта…
Верховный шаман играл белыми.
Он проигрывал.
– Ну, теперь ты понял, что власть – это крест? – спросил он Беньовского. – А я тебя предупреждал…
Скорбно поджал губы падре Себастьян, сидевший в углу просторного дома. То есть дворца. Он писал королю Франции очередной донос на Беньовского.
С некоторых пор они стали приходить в Париж десятками.
Беньовский не учел главного – король не имеет права разжимать пальцы на горле своих подданных. Иначе они его растерзают.
А Беньовский был добр.
Он умел драться, но никогда не бил человека первым.
Тем более – по лицу…
И именно в этот день, когда старейшины и шаманы восемнадцати племен Мадагаскара нарекли Беньовского своим ампансакабе, верховным властелином, которому было положено поклоняться как богу, как богу, сошедшему с небес, – я не шучу. Как высшему существу, имеющему в руке меру и правящему суд, из Парижа пустился в дальний путь гонец.
Он вез грамоту.
Подписанную Людовиком XV.
Беньовскому жаловался генеральский чин, высший орден Франции и пожизненная пенсия.
Он удалялся от дел и отзывался во Францию.
Почему?! Что за бред?! Ведь племена больше не подчинятся никому, пока не увидят бездыханное тело ампансакабе!
А именно поэтому…
Людовик считал, что королем может быть только он.
А Беньовский – не более чем губернатором…
Горела лампа, роилась вокруг мошкара. Дремал лемур – в них, по верованиям местных, переселяются души умерших.
Убить лемура нельзя.
Нет греха тяжелее…
Священная цифра 7 горела над ложем, где ждала короля Айя. Туземцы стояли по всем сторонам четырехугольного жилища короля – французам Беньовский верить перестал. Аборигены убили бы любого, кто посмел бы приблизиться к жилищу ампансакабе.
Горели светильники, чадила лампа.
Завтра. Завтра в Европу.
– Я вернусь, – поднял голову король. – Я вернусь к тебе, Айя.
– Я знаю, – ответила она, – и мы больше не расстанемся…
Холодные и безразличные, висели звезды в вышине.
Но кто-то уже развязал веревку Угольного мешка, и выползала оттуда черная змея, и целилась барону в сердце, и хвост ее терялся на Млечном Пути.
Париж лег к ногам мадагаскарского правителя. Загорелый и возмужавший Беньовский снова стал кумиром на сезон. Но его больше не принимали во дворце и не приглашали никуда – ни на какие торжественные приемы. Это было верхом неприличия, но плевать хотели короли
на правила поведения, когда речь идет о подданных.Беньовскому сказали, что все хорошо и более Мадагаскар колонизировать не стоит. Вечным врагам англичанам сейчас не до Африки, у них отпадает Америка. А больше врагов у Франции нет.
Достаточно гарнизона и достигнутых успехов, ампансакабе может отдыхать…
Но с Беньовским так вести себя было нельзя.
Что ему Людовик?!
Он сам себе король…
И барон отправляется в Австрию, на родину, так неласково его когда-то изгнавшую.
Здесь его встречают триумфатором. Мария-Тереза жалует его графом и дарит имение. Но главное, главное, главное… Наследники австрийского престола хотят Мадагаскар!
О боги, мои боги!
Вы рвете мне сердце…
Беньовскому дают грамоту, подтверждающую его права на весь остров.
Это официальное признание, как в наши дни – грамота ООН.
Ну, а на словах – вечная дружба с Австрией и основание на острове австрийской колонии.
Людовик, привет!
Почти сорокалетний генерал и граф находит денег под будущие поставки альмандинов. Он снаряжает экспедицию и возвращается на остров с отрядом наемников.
Туземцы встречают его, как и положено встречать временно отсутствовавшее божество, – толпами валясь в придорожную пыль. Верный Хрущов одним ударом вышибает с острова французов, Луисвилль приходит в упадок, и в новом, сухом, немалярийном месте вырастает Мауриция, новая столица Мадагаскара.
Названная так в честь короля.
Город стоит и сегодня…
Кто помогал барону? Да все. Он действовал на людей гипнотически. Денег ему помог найти в Америке потомок Магеллана, веривший Беньовскому как себе.
На карте мира появляется новое грозное государство – королевство Мадагаскар.
Почему грозное?
Да потому, что мимо острова не пройти.
Следовательно, плати…
Вот они, и ключик, и ларец.
Вот зачем всем нужен был Мадагаскар…
Она взяла из рук барона ферзя и положила на доску.
Мат.
– Ты завтра умрешь. – Айя смотрела ему в глаза не мигая.
– Откуда ты знаешь? – В лице Беньовского не дрогнула ни одна жилка.
– Отец сказал.
Тишина.
– Да я знаю и сама.
Пауза.
– Я умру тоже.
Тишина.
Горели светильники.
Перекликалась стража.
И рядом, совсем рядом притаилась змея.
Французы высадились на остров.
Завтра – бой.
Завтра пулей в грудь будет убит Беньовский, заколот шпагой Хрущов. Выпьет яд Айя, когда во дворец ворвутся зуавы.
Но это только завтра.
А пока еще горят, горят, не чадя, светильники, и три часа до рассвета, и амбра, и мускус, и струя кабарги, и мед, и женьшень, и Цекуба, забытое вино, поддерживают силы супругов, и больше они не расстанутся никогда.
Пробуждение
Я еду в метро, прижатый к словам «Выхода нет». Потомок пророков и князей, священников и крестьян, солдат и музыкантов, я еду на работу.
Я ее ненавижу, но мне нужно зарабатывать.