Повелитель огня

Оставшись один, без охраняющего внимания Ивана, Могур тревожно покосился на Шарика. Собака лежала на тропинке, обгладывала большую кость. Совсем, как у нас в стойбище, заметил пришелец, когда мы бросаем серому зверю обглоданную кость. Воробьи на рябине тоже копошились, словно у них в стойбище. Перелетают с ветки на ветку, покачиваются, чирикают, косятся на него тёмными зрачками глаз. Слабый ветерок шевелит резные листья. Если закрыть глаза, то можно подумать, что сидишь под деревом на родном стойбище. Или смотреть на небо, видеть, как плывут тонкие облака, словно потерянные перья белой птицы.

*************************************************************

Родители Ивана сидели в сенках. Вкусно пахло от развешенных на стенке связок укропа, мяты, душицы. Солнце ярким лучом врывалось в их маленькое оконце, освещало стол со стоящими там чистыми трёхлитровыми банками, старый холодильник, вместительные старые шкафы. В углу, у самых дверей пылился ряд сапог, резиновых галош, стоптанных ботинок. Груда старой одежды висела на крепкой проволоке, протянутой вдоль стены.

Протёртые до дыр и заштопанные брюки, полинявшие кофты, футболки: которые и выбросить ещё жалко, но носить уже не хочется. К приходу сына мать сбивала из сметаны масло. Потемневшая ступка, доставшаяся ей ещё от матери, быстро со стуком ходила в её потемневших худощавых руках. Широкое с крупными цветами платье скрадывало её худобу. Поседевшие волосы стянуты детской резинкой. Отец в светлой рубахе с распахнутым воротом примостился рядом на мягком стуле, задумчиво смотрел в окно, вставлял редкое слово, когда ступка на время замолкала. Сына они встретили радостно, с желанием с готовностью выполнить любое его желание.

Иван, приветливо поздоровавшись, с ходу забирает с проволоки холщовые штаны с квадратными заплатами на коленях, и свою старую полосатую футболку. Присмотрел он и широкие галоши, и тёмные хозяйственные ножницы, висящие на гвозде, над столом.

– Товарищ ко мне приехал, учёный, – принялся он легализовывать Могура, – древнего человека изучает. Накормить бы его надо, буханку хлеба, кусок мяса и молока.

– Есть, есть! – с готовностью соглашается мать и спешит в дом. Она довольна, что такие по её мнению, люди числятся у сына в дружках. Ей хочется помочь сыну как можно лучше принять его.

– Вы в баню пока не ходите, – предупреждает он стариков, – Товарищ мой ищет тишины и покоя. Работа у него умственная, вы помешаете ему.

– Правильно, что я прибрала, – радуется мать, указывая на старые штаны и тельняшку в руке сына. Сама она готова оправдать необходимость старой одежды дл гостя. – Вот теперь и пригодилась. Наверно, раскопки будет делать и свою одежду не хочет марать.

– Ну да! – от неожиданности теряется Иван, но уверенно подтверждает, – именно для этого она ему и нужна.

Вот бы Могур так же с готовностью с ним согласился, так нет: на принесённую одежду смотрит издали, подозрительно. Он словно боится, что она сама по себе зашевелиться, и пойдёт гулять по тропе. Ладно, хоть мясо ест, хлеба по кусочку отщипывает, молоко прямо из банки пьёт, неуклюже поддерживая её двумя руками. Мясо знакомо ему, хлеб зёрна напоминают. Про молоко тоже знает. Видел, как его Олиста кормила маленьких детей.

– Это шерсть овечья, – кивнул Иван на тельняшку, – шерсть стригут, потом теребят, прядут, ткут и шьют. Штаны сделаны изо льна, специального растения. Их тоже теребят, мочат, прядут, ткут.

Иван берёт в руки штаны и мнёт их, показывая все действия с шерстью и со льном, пока из них не получиться материя. С растениями Могур знаком. Если их размять и переплести между собой? То, наверно, можно получить нечто похожее? Сплела же старая Гулума Малке куклу из травы. Шерсть у зверей бывает и мягкая. Если её расчесать и переплести между собой? Тогда она будет походить на тельняшку, как её называет Иван. Вяло пережёвывая мясо, пришелец слушает уговоры Ивана.

– Штаны мой отец долго носил. Они длинные и широкие – отец раньше высокий и полный был. На коленях дырки появились, а мать их не выбросила, заплаты поставила. Они крепкие, тебе как раз впору. Тельняшка мягкая, широкая, тебе понравиться. Галоши ещё тебе принёс, босиком ходить колко: на стёкло можешь наступить. Отопки свои вместе со шкурами положи.

Иван говорил не торопливо, водя рукой по полосатым заплатам, чётко выделявшихся на тёмных штанах. Гладил мягкий ворс тельняшки, расправлял её, положив на колени. Пришелец уловил не весь смысл слов Ивана, но он хорошо уловил доброе к нему отношение. После шкур штаны и тельняшка для Могура царская одежда. Потирая пятки, он скинул свои отопки, как скидывал их в своём стойбище, неуверенно взял штаны, растеряно соображая, как же их надевать? Две ноги – две штанины? Посмотрел на Ивана и улыбнулся – догадался. Приподняв повыше шкуры, натянул, только большая чёрная пуговица у пояса смутила его: что делать с этим маленьким камешком?

Помог Иван. Он несколько раз просовывал пуговицу в петлю, показывая пришельцу, как ею пользоваться? С тельняшкой разобрались быстрее. Могур натянул её, окончательно скинув шкуры. Одежда сильно меняет настроение человека, даёт направление его поведению, действиям. Вместе с привычными шкурами Могур утратил и привычный для него, образ.

Одежда хорошая, хоть немного жмёт в поясе, стягивает в плечах. Она лёгкая и потому в ней чувствуешь себя словно голым. Ради топора Могур решил терпеть причуды Ивана. Он сам обернул топор шкурами, завернул внутрь отопки, спрятал на потолок, прикрыв их старыми вениками.

– Пошли! – Могур решительно скинул штаны и тельняшку, первым шагнул в нутро бани. Не так хотелось ему быстрее вымыться, совсем не хотелось, как торопился он избавиться от неприятного и не совсем понятного ему дела. Иван наполнил ванну тёплой водой, придвинул ближе мыло и шампунь. Пришелец тяжело плюхнулся в воду, она сердито выплеснулась обратно, окатила полок, замочила колени Ивана.

– Вот мыло – натри им мочалку, – заискивающе подсказывал Иван, – а шампунь я налью тебе его прямо на голову. Закрой глаза, мыло будет немного щипать, но терпи! У нас от мыла даже маленькие дети не плачут.

Могур неуклюже шевелился в ванне, двигал мочалкой по волосатой груди, сопел, крутил головой. Белая пена мигом посерела, а чистая вода потемнела. Придётся потом вымыть полок с мылом, подумал Иван и тяжело вздохнул. Но не хотел он, и сейчас отдать пришельца властям. Ведь, стоит только ему быстро выбежать на улицу, закрыть двери на вертушку, подпереть их скамейкой, поставив её стоймя, добежать до дома, позвонить в милицию – и Могур пойман! Ходить тогда Ивану в героях, мелькать в газетах и журналах. Но останавливает беззащитный доверчивый жест пришельца – его поднятые ладонями к нему раскрытые пальцы рук. Он помог пришельцу выбраться из ванны. Из ковша, обкатывая его чистой водой, Иван приговаривал.

– Как с гуся вода – так с Могура худоба. Добрым людям на радость, а дурным на зависть.

Когда то давно так в бане приговаривала ему мать. Пришелец для него тоже вроде ребёнка, хоть и выше, сильнее, но тоже неопытный, доверчивый, беззащитный. Кряжистая фигура с ворохом облепивших его тёмных волос, с широкими плечами, мощной короткой шеей, неуклюже топталась на полу, отфыркивалась. Не откладывая, Иван вынес грязную воду, с любопытством смотрел на вымытого пришельца.

– А ничего страшного и не произошло, – задумчиво признался Могур, – я думал – хуже будет! Вроде даже и легче стало? Одежда меня стягивает, – признался он, – я всё боюсь – вдруг она порвётся?