Повелитель Пауков
Шрифт:
– Очень важно, что ты здесь, брадхи, - сказал Морахи Ваджа.
– Ты должен беречь себя до восстания, ибо если мы потеряем тебя, то потеряем всякий шанс победить.
Гул Хаджи пробовал протестовать, но Морахи Ваджа оставался непреклонным: он был убежден в том, что говорил.
Каждому из нас в доме Морахи Ваджи была предоставлена комната. Моя кровать была очень простой и жесткой, как это было принято здесь, на Марсе. Вскоре я уже крепко спал.
Я лег спать со смешанным чувством отчаяния и надежды. Я, конечно, не мог забыть, что от женщины, которую я любил, меня отделяли непреодолимые препятствия. С другой
Проснулся я, настроенный еще более философски, чем накануне. У меня оставалась надежда, хотя и очень слабая.
Помнишь, я рассказывал тебе о замечательных изобретениях таинственных шивов? На шивов-то я и надеялся: если бы я смог с ними связаться, я бы попросил их помочь мне пересечь пространство и время снова, но на этот раз не для того, чтобы попасть на другую планету, а для того, чтобы оказаться в другом месте и в другом времени здесь, на Марсе.
Я решил, что как только своими глазами увижу, что революция мендишаров победила, я разыщу шивов. Я не мог уйти из Мендишарии раньше, наверное, потому, что считал Гула Хаджи своим близким другом и все, что он делал, было для меня интересно и важно.
Вскоре после того, как проснулся, я услышал легкий стук в дверь. В открытое окно - стекол в доме не было - струился солнечный свет и аромат свежего, чистого воздуха - знакомый запах Марса.
Я пригласил стучавшего войти. Это была девушка-служанка. Женщины из племени мендишаров были всего на фут или два ниже мужчин. В руках у служанки был поднос с горячим завтраком. Я удивился, ибо на юге марсиане предпочитают на завтрак обходиться фруктами.
Я уже заканчивал завтрак, когда вошел Гул Хаджи. Поприветствовав меня, он сел на кровать и разразился смехом.
Я не мог удержаться и улыбнулся ему в ответ, хотя и не знал причины его веселья.
– Что там такое случилось?
– спросил я его.
– Эта девушка, - сказал он, продолжая смеяться, - сестра Морахи Ваджи. Как там ее зовут?
– Ора Лиз?
– Точно. Она принесла мне утром завтрак.
– А что, так никогда не делается?
– Очень редко. Это, конечно, было очень любезно с ее стороны. И я бы расценил ее внимание как проявление гостеприимства или как комплимент, дело не в этом, а в том, что она сказала.
– И что же?
– мне стало как-то не по себе.
Как я уже говорил, я человек очень чувствительный или даже мнительный. Называйте это, как хотите, но у меня есть шестое чувство, предупреждающее меня об опасности. Некоторые скажут, что в подсознании накапливается какая-то информация, не доходящая до сознания, и из этой информации в сознание передается только вывод.
– Короче говоря, - объявил мой друг, - она сказала, что знает, что наши судьбы связаны. Боюсь, она думает, что я собираюсь на ней жениться.
– Ах, значит, она в тебя влюблена!
– воскликнул я, все еще встревоженный.
– Ты - загадочный изгнанник, вернувшийся, чтобы ценой борьбы занять престол. Что может быть романтичнее? Какая девушка осталась бы равнодушной к такому герою? Я слышал, что это чувство довольно распространенное.
Он
кивнул.– Конечно, конечно. Поэтому я и не принял ее заявлений всерьез. Но я был с ней вежлив, не бойся.
Задумавшись, я провел рукой по подбородку и вдруг понял, что уже несколько дней не брился: на лице была щетина. Нужно было что-то сделать.
– Что ты ей сказал?
– Что наше дело занимает все мысли и все время, но что тем не менее я заметил, какая она красивая. Она правда красивая, ты не находишь?
Я не ответил. Красота - понятие относительное, я это прекрасно понимал, но, честное слово, я не мог бы отличить красивую восьмифутовую синюю великаншу от уродливой.
– Я сказал ей, что нам придется подождать, пока мы не познакомимся поближе, - сказал мендишар, неуверенно кашлянув.
Я почувствовал некоторое облегчение, узнав, что мой друг был так вежлив и тактичен.
– Очень мудро с твоей стороны, - сказал ему я.
– Когда будешь сидеть на троне Мендишарии как брадхи, вот тогда и будешь думать о романе - или о том, как его избежать.
– Точно, - сказал Гул Хаджи, снова вырастая надо мной, потому что он встал с кровати.
– Не знаю, как она на это прореагирует. Мне показалось, она восприняла мои слова как объяснение в любви. Меня это немного беспокоит.
– Не волнуйся, - сказал я.
– Чем ты думаешь сегодня заняться?
– Нужно готовить восстание, а для этого отправим посланцев ко всем силакам и орсилакам и призовем их встретиться, чтобы всем вместе обсудить наши планы.
Эти два марсианских слова можно было перевести приблизительно так: "главный человек в деревне" и "главный человек в городе". Суффикс "-ак" обозначает человека, имеющего власть над другими, точнее, облеченный ими властью, чтобы он действовал в их интересах, слово "сил" - небольшую группу людей, скажем, население деревни, "орсил" - группу побольше, население городка.
– Это необходимо сделать, - продолжал Гул Хаджи, - чтобы они сами убедились, что я - тот, кого они ждали, а также для того, чтобы решить, когда мы выступаем, куда и как нанесем главный удар и как будем использовать наших воинов.
– Как ты считаешь, сколько воинов в твоем распоряжении?
– спросил я, окатываясь холодной водой, которая была у меня в комнате.
– Около десяти тысяч.
– А сколько будет у приозов?
– Около пяти тысяч, включая и воинов из других племен, которых приозы считают своими союзниками. Приозы будут, кажется, лучше вооружены и обучены. Мои люди привыкли сражаться каждый за себя, не имея единого военачальника. Приозы - воины дисциплинированные и подчиняются приказам. Не уверен, что смогу сказать то же самое о своих бойцах.
Я понял. Этим мендишары были похожи на своих сородичей - аргзунов, которых смогла на время объединить эта сверхковарная Хоргул, и то ей удалось сделать это, только когда она использовала их предрассудки и страх перед общим врагом - Зверем Наалом.
– Именно поэтому я и должен быть во главе восставших, - сказал Гул Хаджи.
– Как утверждает Морахи Ваджа, они будут подчиняться наследнику брадхи, но не сделают и шага, чтобы выполнить приказ какого-либо простого силака.
– Значит, Морахи Ваджа был прав. Очень важно, чтобы ты был жив и стоял во главе восстания.