Повелитель Теней. Том 3

Да так, что с хрустальным звоном посыпались осколки.

В голове закружилось, пришло ощущение сухости во рту, слабости, дискомфорта, как при диарее во время похмелья.

Даже позывы соответствующие появились…

Как и дыра с неровными краями, ведущая внутрь Внешнего Барьера.

Вокруг как-то повеяло прохладой и чем-то сильным, авторитетным…

Астральная проекция больше не шевелилась, даже когда я подлетел к пробоине и сунулся внутрь.

Ощущение, словно голову во вращающуюся турбину самолета засунул.

Следующее осознанное, что помню — это как меня трясут за плечо, зовут по имени…

— Я сто пятьдесят лет потратила на то, чтобы преодолеть Внешний Барьер! — выражение лица Эллибероут больше походило на оскал черного дракона, который вот-вот плюнет в меня огнем. — А ты… Ты…!

— Мадам, — в голове шумело, виски ломило, а от ее криков у меня вот-вот лопнутбарабанные перепонки. — У нас все по классике. Я тебя кинул, а ты разбила мне сердце…

Драконесса открыла было рот, чтобы продолжить свою тираду, но промолчала.

— Это насмешка над трудами Создателя! — воскликнула она. — Пнуть дракона, чтобы он пробил Внешний Барьер…!

— Серьезно?! — рядом, как чертик из табакерки появилась Корделия и почти остановилось мое сердце. — Дядя-Практик, а сегодня что, день бросков различных туш?

Эллибероут засопела, услышав нелицеприятное.

— С чего ты так подумала? — поинтересовался я, чувствуя ломоту в теле, как будто кто-то включил сердцу режим «форсаж» и решил перегнать по моим венам литров сто крови.

Даже волосы на загривке, да и по всему телу встали, словно меня кто-то наэлектризовал.

— Так вон же, — рыжая ткнула куда-то в сторону горизонта…

Где на фоне ночного неба две гарпии удерживали в когтях ноющего толстяка, умоляющего о пощаде.

— Если интересно, — рядом со мной опустилась Ликардия, чьи радужки слабо засветились зеленым, — то он написал все, как нужно. И… Я ощущаю, что ты больше не обращаешься к Источнику в «Пожирателе Душ».

— Тогда, — я понял, что едва могу ворочать языком, — пора сдержать… обещание. Отпускай.

С дикими воплями, ублюдок, владевший гостиницей, полетел на скалы под бормотание драконессы, что герои так не поступают.

Я лишь пожал плечами, не в силах сказать хоть что-то.

В конце концов я же мировое зло, не так ли?

Имею право расправляться со своими недоброжелателями так, как считаю нужным.

Глава 20

Утро принесло немало удивления в скромное покосившееся жилье в квартале, где проживают беднейшие жители Авласта.

Замученная бесконечными расспросами представителей городской стражи, знакомой с ее ситуацией, женщина средних лет, перенесшая в своей жизни слишком много невзгод, чтобы сохранить на лице былую красоту, с удивлением рассматривала стоящий перед дверью небольшой мешочек, прижимающий лист пергамента, испещренный знакомым почерком.

Десять лет назад она смогла вырваться из бедности Авласта, получив работу в самой престижной гостинице города.

Молодая, фигуристая и добрая девушка из бедной семьи, лишившаяся родителей буквально случайно попала на глаза хозяину заведения, когда торговалась с местным дельцом-скупщиком.

А потом…

Потом было то, о чем ее предупреждали покойные ныне родители — властные мужчины никогда не проявляют заботу о безродных и красивых девушках лишь потому, что хотят помочь.

Несколько лет она трудилась в таверне, по вечерам удовлетворяя прихоти своего господина.

А затем была вынуждена вернуться в отчий дом, когда стало понятно, что постельные утехи господина не прошли даром для ее здоровья.

Из-за того, что однажды решил сэкономить на противозачаточном зелье, она оказалась вынуждена понести.

Не только лишь по причине дороговизны услуг разных темных личностей, которые могли бы избавить ее от нежелательной беременности.

Просто не могла поступить таким образом с тем, что носит под сердцем.

Да и боялась…

Лекарь маг из магистрата смог определить, что она произведет на свет мальчиков, которые очень ценятся не только в Провинции, но и в Королевстве, как будущая опора государства.

Простолюдины, конечно, поменьше чем знатные, но даже в таком случае, и ее, и отца ребенка казнили бы, реши они избавиться от детей.

Конечно, богатый гражданин не стал связывать свою судьбу с забеременевшей от него беднячкой.

Он лишь пользовал ее тогда, когда ему было удобно, зная, что никто и никогда ей не поверит, а даже если так, то не поможет.

У него достаточно денег для того, чтобы откупиться от признания детей своими, даже если оба — и старший и младший — как две капли воды похожи на него, лишь телосложение у них правильное, а не раздувшееся от яств.

Хозяин гостиницы мог делать с ней все, что ему заблагорассудится — как это частенько происходило в Авласте между богатыми и бедными горожанами.

Потому и она молчала, довольствуясь своей судьбой, занятая на самых тяжелых работах в городе, чтобы хватало не только лишь на еду, но и приобретение каких-никаких, но лекарств для постоянно болеющих малюток.

Откупался лишь небольшими деньгами, чтобы она сохраняла молчание и не смела претендовать хоть на что-то, храня тайну происхождения ее детей.

Открыв мешочек, в котором явно находились деньги, женщина обомлела от увиденного.

Никогда еще ей не приходилось держать в руках сразу двадцать пять золотых — сумма по ее скромным меркам неподъемная за всю жизнь!

Но больше всего ее озадачило письмо, в котором достопочтимый гражданин города, держатель гостиницы, признавался том, что обесчестил ее, стал отцом двоих ее детей…

Он подробно, в мельчайших деталях, расписывал то, как принуждал ее ласкать себя, скрашивать его часы и дни, как обращался с бедняжкой, какие условия ей поставил, как и с кем передавал какие суммы для ее молчания…

Хотя, казалось, бы, кого бояться одинокому состоятельному горожанину, у которого нет детей и жены?

Но больше всего ее поразило то, что он раскаивался в случившемся и дарил ей все свое имущество, включая доходный дом и гостиницу, признавал за обоими детьми свою фамилию, и, тем самым, законность их происхождения, даже, как оказалось, знал их имена!