Повелитель ветра
Шрифт:
Дрема помогла сложить еще одну часть головоломки. Больше Ярославу не стоит бояться за сохранность собственного рассудка! Странные состояния – или события, которые он называл «глюками», – не вернутся. Их природу не постичь, но их происхождение так просто! Тетрадь Ксении, посвященная любви к Григорию, и стрела любви, приобретенная Григорием как подарок для Ксении, дважды сошлись вместе, почти соприкоснулись друг с другом в рабочей сумке Ярослава. Тетрадь – и окно в прошлое, и продукт творчества. Стрела – источник силы, дар любви. То, в чем почти участвовал Ярослав, было прошлым того, кому посвящена тетрадь, – Григория. Но прошлым, творчески воспринятым и переработанным.
С этой мыслью, успокоенный своим новым открытием, Ярослав заснул.
Несмотря на явный перебор спиртного и долгий полуночный разговор, Григорий, по своему обыкновению, поднялся часов в восемь утра. Ярослав, если включался в режим заботы о ком-нибудь, умел спать чутко. Поскольку сейчас он считал себя ответственным за друга, сразу услышал плеск воды и легкое позвякивание посуды на кухне. Встал с постели и обнаружил, что за каких-нибудь четыре часа отлично выспался и отдохнул.
Гриша, напротив, был хмур, подавлен и выглядел смертельно утомленным: глаза обведены темными тенями, движения замедленные и невпопад – он то ронял что-нибудь, то разливал, то обжигался. Во время подготовки завтрака и его поглощения они перекинулись всего несколькими словами. Ярослав маялся от сочувствия и полного непонимания, как его выразить, и еще тверже укреплялся в своем решении.
Григорий между тем упорно делал вид, будто никакой ночной побудки Ярослав ему не устраивал: явно надеялся избежать беседы о чудесных свойствах магического предмета. Ярослав выжидал момент.
– Ясик, я сегодня на работу… позже пойду… если пойду…
Ой-ой-ой! В ход пошло уменьшительное имя, значит, Грише совсем плохо!
– Ты, – продолжал Матвеев с заметным усилием, – у меня еще побудешь или спешишь по делам?
По интонации совершенно невозможно было понять, то ли Григорий просит друга посидеть с ним, то ли хочет скорее остаться наедине со своим горем и плохим самочувствием. Ярослав не принял игру и сразу потребовал ответа к ребусу:
– Извини, туплю: ты меня гонишь или уговариваешь задержаться?
Григорий еще сильнее насупился.
– Ярослав, я рад, что ты у меня в гостях: мы так редко встречаемся! Но мне вот, видишь, сейчас, оказывается, трудно общаться… Прости!
– Я понимаю все, – мягко ответил Ярослав.
– Ты, как никто другой, способен понять, – сказал Григорий растроганно.
«Ты сам-то себя понимаешь? – подумал Ярослав, испытывая острую жалость и такую же сильную досаду. – Ну, сейчас или никогда!»
– Ладно, Гриша, я пойду, – бросил он небрежно. – Тебе твой «метеорит» оставить?
Вялость мгновенно слетела с Матвеева! Он напряженно и остро посмотрел в глаза Ярославу. Он понял, что неприятной темы не избежать! И самостоятельно шагнул навстречу опасности:
– Ночью ты пришел ко мне и сказал, что узнал нечто важное про эту вещь. Ты, наверное, ждешь, когда я соглашусь это обсудить?
И от слов Григория, и от его взгляда пробрало ледяным холодом. Ох и страшен бывает Матвеев – тоже жесткое излучение! Как они с Царевой похожи!.. Ну правда, идеальная пара! Ярослав успешно поборол первую реакцию – ответить ударом на удар. Более того, он внезапно решил дать другу последний шанс отказаться от ожидающего его подарка.
– Гриша, если ты оставляешь эту вещь себе, то я обязательно должен дать тебе кое-какие разъяснения. Иначе передавать ее в твои руки просто опасно. Но если я забираю
ее с собой, то никаких обсуждений… и тем более демонстрации предмета в действии не требуется.Григорий помолчал.
– А ты не можешь сейчас взять эту штуку, а потом когда-нибудь мы поговорим и все решим?
Длительное ожидание Ярослава не устраивало по той простой причине, что оно ничего не решит!
– Это же не обыкновенный предмет. Эта вещь обладает огромной силой и собственной волей. Ты сам это давно понял! Ей нужен определенный хозяин. Я держал ее при себе, пока выполнял твое поручение, а храниться у меня без дела она не должна!
Закралось сомнение: убедительны ли его рассуждения для Григория?! Но Матвеев неожиданно сдался:
– Ярослав, я понял, что вещь очень опасная. А какая от нее польза?
– Это трудно объяснить словами. Давай я покажу тебе ее в действии – ты сразу все поймешь!
На лице Григория отразилась внутренняя борьба. Ему хотелось побыстрее отделаться от неприятной темы, хоть лучше бы этой темы и вовсе не касаться! Победило желание отделаться раз и навсегда.
– Давай, демонстрируй! – В его голосе даже прибавилось бодрости.
– Хорошо. – Ярослав, напротив, стал мрачен и сосредоточен.
Он отправился в гостиную, взял стрелу, задумчиво побаюкал ее в руках. Медленно вернулся и остановился на пороге кухни.
Григорий стоял у окна, положив ладони на подоконник. Равнодушно поглаживал взглядом знакомые несколько лет крыши гаражей, еще не полностью закамуфлированные весенней зеленью. Он думать забыл о Ярославе с его глупыми и опасными играми в сверхъестественные чудеса. Пространство вокруг было пустым и холодным.
Отчаяние охватило душу. Не такое острое, жгущее, раздирающее, унизительное, совершенно непереносимое, как двадцать лет назад, а тяжелое, обязательное, непреложное, как в детстве родительское «так надо», как унылые крыши чужих гаражей под окном. Как холод холостяцкой квартиры, который способна разогнать лишь пара бутылок холодного пива…
Ярослав, не дыша, стоял на пороге кухни. Он «слышал» мысли, настроение друга так же ясно и странно, как любой человек слышит собственный громкий голос в тишине. Гладкая стрела, точно живое существо, все норовила вывернуться, выскользнуть, вырваться из руки. И разгоралась все сильнее мягким, пока не обжигающим жаром.
Но Григорий не слышал близости чудесной стрелы – горячей и живой: холод и пустота составляли пространство его жизни. А могло ли сложиться по-другому?
Фантом Ксении легко скользнул к окну из угла, где находилась мойка. Будто даже вода плеснула и звякнула оставленная посуда. Образ Ксении обнял Григория сзади за плечи, прижался щекой к спине в районе левой лопатки – там, где, подобно надежному импортному двигателю, бесперебойно стучало в пустоте сердце.
Ярослав, замерший на пороге, внезапно подумал: если сейчас Гриша обернется, неужели он не заметит и не поймет?! Речь не о Ксениной любви. Должен Матвеев заметить свою собственную потребность в ней!
– Гриша! – резко окликнул Ярослав и сделал шаг вперед.
Друг, отреагировав на интонацию, так же резко повернулся.
– Что? – Лицо Матвеева было сумрачным, непроницаемым.
Образ Ксении, то ли не успевший развеяться, то ли слишком уж прочный, замер напротив его груди.
Идеальная диспозиция! Ярослав с самого утра безуспешно ломал голову, как нечто подобное сорганизовать. Показать Григорию преображенную стрелу, попросить его представить себе женщину, о которой приятно думать… Ох, и послал бы Матвеев – далеко и навсегда!..