Повенчанные небесами, или Моя маленькая тайна

— Слышу. Буду ждать. Только не гони, как сумасшедшая. — Беспокоюсь за подругу. Она еще тот шумахер.

— Тю! Пусть жмутся к обочинам — я еду! — говорит подруга бодро. — Куртка есть?

— Ветровка.

— Сиди в здании и не выходи. Поняла?

— Есть, мэм. — Мысленно салютую, горько усмехнувшись, и отключаю звонок.

Дана приезжает через сорок минут, а еще через час я сижу на диванчике в ее небольшой уютной кухне, замотанная в плед, и руками обнимаю себя за колени.

— М-да, уж… — Подруга качает головой и разводит руками. До этого все мои подробные объяснения сопровождались крепкими, далеко не женскими выражениями, но сейчас, видимо, даже они закончились. — Ведь такое даже в кино не придумают… Хоть садись и сценарий пиши.

— Дан, какой сценарий?

— Как какой? Мелодрамы, епрст!

— Дана, мне не смешно. Совсем.

— Так! Не смешно ей. А я и не смеюсь, если что. Только с чего такой пессимизм-то? Никто не умер, тьфу-тьфу-тьфу. Жизнь продолжается. А то что зале… забеременела, — прокашливается подруга, — так это вполне нормально. Не ты первая, не ты последняя. Жизнь, она, стерва крашеная, такая. Я бы вот рада забеременеть, а не могу. Так что, Юль, я тебе искренне завидую.

— Да чему завидовать?

— А убиваться чему? — парирует в тон Аличева.

— Дана, я беременна от мужа сестры…

— Ох, елки-палки! — восклицает с наигранным ужасом. В отличие от меня, она совершенно не видит никакой проблемы. — Что ты заладила одно и то же? Во-первых, — подруга демонстративно показывает на табло электронных часов на встроенной технике, — еще не мужа, — заявляет со всей серьезностью. — Мужем твой Богдан станет только завтра.

— Он не мой, — возражаю ей.

— Переспали? Переспали! Значит, был твой. А во-вторых, сестра сводная. Значит, наполовину не сестра. И, вообще, это еще не факт, что вы сестры. — Меня убивает «логика» Даны.

— А если Даша узнает, кто отец ребенка, тогда что?

— Ну узнает, и узнает. Подумаешь! Твоя вина здесь какая? Ты знала, что он чей-то там жених? Нет. Ты думаешь, мужики никогда не изменяют? Еще как изменяют!

— Твой Славик ведь не такой.

— А ты откуда знаешь, какой он? — хмыкает Дана. — Пока за руку не поймаешь, ни один не признается, что ходил налево.

— Дан, — скулю я, не слушая никакие доводы. — Ну почему так, а? За что?

— За любовь, дорогая. За любовь. За нее, — со вздохом произносит подруга, обнимая меня за плечи.

«За любовь», — эхом звучит в сознании. Только моя любовь была слишком короткой и, как оказалось, запретной.

Как бы не уговаривала меня Дана остаться у нее, вечером я собираюсь домой.

— Не, Дан. Я поеду.

— А мама?

— А что мама. Она в любом случае скажет…

— «А я тебе говорила», — цитирует подруга, многозначительно подняв указательный палец вверх.

— Вот именно. Так что, часом раньше, часом позже — мне погоды не сделают.

— Кстати, о «погоде». Может, пока не стоит сообщать ей о твоем положении?

— Я пока и не планировала, — признаюсь.

— Вот и правильно, — соглашается Дана. — Слушай, а твой отец случайно не «обрадует» ее этой новостью? Я так понимаю, он тоже в курсе.

— Вряд ли. Хотя… Не знаю, — отвечаю, подумав. — Но они с мамой не общаются.

— Совсем?

— Практически. Папа ей звонил, чтобы узнать про меня. Но с тех пор, как я сама начала с ним общаться, то звонит он только мне, а маме крайне редко и в основном по делу.

— Может, это и к лучшему.

После разговора с Даной мне становится намного легче, и даже «сюрприз» в виде моего внезапного появления дома объяснять не приходится — мама просто рада, что я вернулась живой и здоровой. Мы разбираем с ней подарки и фотографии. Мама интересуется всем: где я была, что мне понравилось, но ни одного вопроса не задает ни про отца, ни про его семью. А еще я сама замечаю, что у меня нет ни одного снимка вместе с Дашей. Она желанием фотографироваться вместе не горела, а я тоже как-то выпустила этот момент. И в итоге получилось, что моя сестра осталась «безликой».

«Может, это и к лучшему», — уже в который раз повторяю себе слова Аличевой. А на следующей день мучаю себя тем, что чуть ли не каждые пять минут с тоской смотрю на часы. Даша так подробно рассказывала, как будет распределен самый важный день в ее жизни, что я ярко представляю, как ее одевают, как за ней приезжает Богдан, как они вместе едут в районный отдел ЗАГСа, как дают друг другу свое согласие, и… как Богдан целует уже свою жену.

— Юлиана! Юлиана! — доносится через пелену затуманенного сознания голос мамы. Она настойчиво трясет меня за плечи.

— Что? — переспрашиваю, пытаясь сфокусировать свой взгляд.

— Господи! Что же ты меня так пугаешь?! — восклицает. — Я тебя зову-зову, а ты не откликаешься. Словно… неживая.

— Сколько времени? — зачем-то спрашиваю.

— Третий час уже.

— Сколько? — уточняю упрямо.

— Четырнадцать двадцать, — получаю точный ответ. — Юлиана, ты меня напугала! Тебе плохо?

«Четырнадцать двадцать». — Стучит в ушах.

Регистрация брака должна была состояться в одиннадцать ноль-пять по местному времени. Значит… Он. Уже. Женат.

Не знаю, на что я надеялась. Ведь умом понимала, что чудес не бывает, но его слова: «Мы отменим свадьбу» давали крошечную искорку на чудо. Но сейчас она погасла. Совсем.

Вот и все.

— Все нормально, мам. Задумалась просто. Прости, что напугала, — отвечаю на автомате.

Как бы мне ни хотелось, и как бы я ни старалась, но случайная встреча с Богданом оказалась для меня не просто мимолетной интрижкой. Этот мужчина глубоко запал в мою душу и поселился в ней навсегда, забрал мое сердце и оставил след в моем теле. И мне нужно как-то научиться с этим жить.

— Доченька, может, скажешь, что случилось? Я пойму.

— Я знаю, мам. Все, правда, хорошо. Не переживай. Видимо, никак не отойду от перелета, — успокаиваю ее.

— Страшно было?

— Немного.

— Ты в детстве хорошо переносила перелеты.

— Я уже летала? — Мама никогда об этом не говорила, а сама я не помнила.

— Да. Только ты была совсем маленькая. А потом… Потом мы больше никуда не летали, — со вздохом признается мама.

— Потому что ты боялась… — Кладу голову к ней на плечо.

— Да. За тебя. И сейчас боюсь. Особенно, когда ты сидишь, вот так, и ни на что не реагируешь. — Мама гладит меня по волосам, как в детстве. Словно скидывает с моей головы тяжелые мысли. И мне становится легче. Немного, но легче. — Бледная совсем. Словно и не на море была.

Тут мама, конечно, сильно преувеличивает. Вообще-то, я всегда «бледная». Я не виновата, что от солнца становлюсь похожей на вареного рака, поэтому постоянно пользуюсь кремом от загара, но, даже несмотря на это, моя кожа приобрела другой оттенок.