Поверь своим глазам
Шрифт:
— Рано или поздно я все равно должен был это сделать, — хладнокровно произнес Льюис.
64
В комнате воцарилась та же атмосфера, как после первого упоминания имени Бриджит. Моррис Янгер ошеломленно смотрел на Льюиса и на распластанное по полу тело Николь.
— Что, черт подери, ты натворил?
— Я всего лишь сделал то, что всегда, — ответил Льюис. — Устраняю проблемы, возникающие у тебя и у Говарда.
Неожиданно Моррис полез в карман пиджака, и теперь в его руке тоже оказался пистолет. Как я предполагал, генеральному прокурору
— Давайте немного успокоимся, — робко предложил Говард.
Моррис, не отводя взгляда от бывшего копа, заявил:
— Никто не смеет совершать убийств, чтобы помочь мне. Никому не позволено убивать людей, прикрываясь моим именем.
— Но это уже свершилось, — тихо напомнил Говард, стоя позади Морриса. — Какой будет толк, если ты всадишь в Льюиса пулю? Он нам нужен.
— Ради всего святого, Говард, замолчи!
Льюис сжимал пистолет обеими руками, его палец лежал на спусковом крючке. Уверенная стойка и спокойствие свидетельствовали о том, что он комфортнее чувствует себя в подобных ситуациях, чем Моррис. Но и генеральный прокурор выглядел как человек, готовый на все, в том числе и выстрелить, если понадобится.
— Да прекрати же! — произнес Говард уже настойчивее. — Выслушай меня. От твоего имени много чего было совершено. В том числе и плохого. Я бы даже сказал — отвратительного. И если кое-какие дела всплывут, ты уже никогда не сможешь убедить кого-то, что ничего не знал и не сам отдавал приказы. Моррис, прислушайся ко мне. Тебя упекут за решетку надолго. Не одного меня или Льюиса, а нас всех. Ты, вероятно, не сознаешь этого, но на твоих руках тоже кровь.
Моррис и Льюис все еще держали друг друга под прицелом. И Говард продолжил:
— Ты всем сделаешь только хуже. Все будут уверены, что Бриджит убил ты. Или, вернее, что с ней расправились по твоему приказу. Я знаю, что ты хочешь поступить правильно, но только теперь это уже невозможно. Возврата нет. И еще: станут известны нелицеприятные подробности о ней самой. Хотя… Теперь это не имеет значения.
Моррис дышал через нос. Вдох — выдох, вдох — выдох, а поскольку дыхание было тяжелым, ноздри его то вздувались, то снова опадали. Потом так же внезапно, как и достал пистолет, он вдруг опустил руку, державшую его, и устремил взгляд в пол, признавая свое поражение. Затем снова сунул оружие в карман пиджака. Льюис тоже медленно опустил пистолет, однако держал его наготове.
И хотя это было, вероятно, в моих интересах, чтобы Янгер пристрелил Льюиса, я невольно вздохнул с облегчением вместе со всеми. Покосившись на Томаса, я ожидал увидеть комок нервов, но брат сидел с закрытыми глазами, и можно было догадаться, что он сидит так уже давно.
— Томас! — позвал я. — Открывай глаза.
Что он и сделал, бросив беглый взгляд на тело Николь и на меня. Брат молчал, но глаза его были исполнены мольбы. Они просили меня найти способ выбраться отсюда. А я не мог ответить ему взглядом, исполненным уверенности и оптимизма.
Моррис лишь беспомощно качал головой. Льюис и Говард настороженно следили за ним, не зная, как
он поведет себя дальше. Вскоре Моррис повернулся, отодвинул со своего пути Говарда, откинул полог и двинулся к выходу из магазина.— Моррис! — окликнул Говард. — Куда ты?
— Что у него на уме? — спросил Льюис. — Чистоплюй чертов!
Говард отправился вслед за Янгером. Было заметно, что Льюису тоже не терпится броситься за ним. Он бегло оглядел нас с Томасом, пришел к выводу, что деться нам все равно некуда, и тоже вышел из подсобки.
Я слышал, как входная дверь открылась и захлопнулась снова. Вероятно, Моррис попытался выйти, но один из мужчин преградил ему путь и блокировал дверь. Все трое принялись горячо спорить, причем создавалось впечатление, будто говорили они одновременно. Я не мог разобрать ни слова, да и в тот момент мне было не до их перепалки. Если у нас с Томасом оставался хоть какой-то шанс сбежать, понимал я, то действовать следовало немедленно.
Я склонился вперед на своем стуле, чтобы ступни получили более плотный контакт с полом. Лодыжки к ножкам стула они не примотали, что обеспечивало мне пусть ограниченную, но мобильность.
— Что ты делаешь? — спросил брат.
— Тихо!
Я приподнялся и вместе со стулом переместился Томасу за спину, стараясь, чтобы ножки стула не скребли по полу, хотя этот звук вряд ли донесся бы до слуха наших похитителей, увлеченных разговором с Моррисом. Полог опустился на место и закрыл дверной проем, так что теперь они смогли бы увидеть нас, лишь вернувшись в комнату. Я расположил свой стул так, чтобы мои пальцы могли дотянуться до ленты, которой были обмотаны кисти рук Томаса.
— Мы попытаемся удрать, — прошептал я, впиваясь пальцами в ленту и пытаясь разорвать ее.
Но мне пришлось иметь дело с несколькими слоями, ни один из них не поддавался. Как же нужно мне было сейчас сделать хотя бы небольшой надрыв…
— Торопись, — тихо промолвил Томас.
— Подожди немного, я делаю все, что в моих силах.
— Рэй, ты поступил очень плохо, не сказав, что заставил меня работать на какого-то бандита.
— Чушь собачья! — возразил я, обдирая ногти о ленту. — Я все выдумал, чтобы выиграть время.
— Тогда это получилось у тебя очень хитро! — восхитился Томас.
— Нет! Вы не посмеете! — донесся крик Морриса, и это были первые слова, смысл которых я сумел понять с тех пор, как все трое вышли из комнаты.
Наконец мне удалось надорвать край ленты, а вскоре и увеличить надрыв.
— Получается. Я чувствую, что лента уже не давит так сильно, как прежде, — приободрил меня Томас.
— Как только освободишься, развяжешь меня, и мы сбежим отсюда.
— Хорошо. Только знаешь, Рэй, я ведь даже не догадываюсь, где мы находимся.
— Уверен, стоит тебе оказаться на улице, как ты сразу сориентируешься.
Я сделал очередной рывок, лента расползлась еще на полдюйма и упала с рук Томаса.
— Есть! — сказал он. — У меня свободны руки, но лента обмотана вокруг тела.
— Постарайся справиться с ней сам.
Мне было слышно, как Томас сражается с лентой. Я повернулся и увидел, что он избавляется от ее кусков, прилипших к рукам, — только затем брат взялся за полосы, которыми был за пояс привязан к стулу.
— Тебе осталось совсем немного, — произнес я.