Поверь в любовь

Раздираемая между любовью и страхом, Элизабет осторожно прикрыла за собой дверь спальни и на цыпочках сбежала по лестнице, направляясь в прачечную. Там у нее еще с вечера было замочено белье.

Она ушла. Эта мысль пронеслась в затуманенном сном сознании Джеймса, как только он услышал пронзительный крик петуха. Впрочем, так было всегда. Даже наутро после их брачной ночи – тогда, спустившись вниз, он увидел, как Элизабет аккуратно перемывает оставленную с вечера грязную посуду. И каждое утро раздосадованный Джеймс думал о том, как было бы здорово, если бы его хлопотливая женушка хоть один-единственный раз проспала! Уж он не отказал бы себе в удовольствии показать ей, как сладко заниматься любовью по утрам!

Зевнув, он уткнулся лицом в еще теплое углубление в подушке, где всю ночь покоилась ее голова.

– М-м-м... – Блаженно потянув носом, Джеймс открыл глаза. Пахло жареным беконом.

«Слава тебе, Господи, – благочестиво подумал он, – девчонка отменно готовит». За три месяца, что миновали с его свадьбы, Джеймс изрядно поправился. «Открой она ресторан, – подумал он сонно, – дела бы шли лучше не бывает».

Отбросив одеяло, он выбрался из постели, зевнул и огляделся. Как обычно, на стуле перед ним висело чистое белье – еще одно свидетельство неустанных забот Элизабет. Подхватив его, Джеймс отправился умываться. И пока в ванну лилась горячая вода, также предусмотрительно нагретая Элизабет, Джеймс в тысячный раз благодарил судьбу, которая послала ему такую жену.

Как только за дверью раздался негромкий звук шагов, Элизабет открыла дверцу духовки и вытащила целый противень золотистых бисквитов.

– Доброе утро, милая, – приветствовал ее Джеймс, и Элизабет, несмотря на то что чувствовала себя виноватой, не сдержала блаженной улыбки, когда его губы прикоснулись к ее щеке.

– Доброе утро.

Усевшись на свое место, он протянул кружку Элизабет, и она тут же наполнила ее горячим кофе. Синий с белым фарфоровый кофейник еще весело посвистывал на краю плиты, а перед Джеймсом на подносе уже громоздилась целая куча писем и газет – их вчера привезли из города.

– Похоже, жара и не думает спадать. В конце августа здесь всегда так. Ты уж постарайся держаться в тени, хорошо?

– Да, Джеймс. – Элизабет поставила перед ним тарелку, до краев наполненную поджаристыми ломтиками копченой грудинки, жареным картофелем и воздушными бисквитами. Повернувшись, чтобы поставить на стол масло и джем, она задумчиво пробормотала: – Столько всего надо сделать в саду! Собрать помидоры, ягоды, сварить варенье и бог знает что еще...

– Только не выходи на солнце, Бет, – рассеянно повторил он, разглядывая письмо с нью-йоркским штемпелем. Отбросив его в сторону, он взглянул на жену. – Не хочу, чтобы ты стала смуглой, как индианка. К тому же пора заняться твоими туалетами, дорогая. Вот увидишь, как красиво будут смотреться наряды на белоснежной коже!

Поставив перед ним масленку, Элизабет схватилась за кофейник – пора подлить мужу горячий кофе.

– Но мне вовсе не нужны новые платья, Джеймс. У меня и так всего хватает.

С брезгливой гримасой он окинул взглядом простенькую коричневую юбку и бежевую блузку Элизабет.

– Может быть, и так, но мне бы хотелось немного приодеть тебя, понимаешь? И почему бы тебе не купить себе что-нибудь... м-м-м... посовременнее? Денег у меня хватает... Кстати, а где мед, который пару недель назад привез Нат?

Хорошо, что муж снова занялся едой. И слава Богу, не заметил, в какую она ударилась панику, услышав его слова. Эту тему он затрагивал не впервые, и каждый раз сердце Элизабет замирало от страха. Она и понятия не имела о современной моде или о шикарных туалетах, знала только, что ее одежда ничем не отличается от той, которую она шила для братьев и сестры. Простая и удобная, безукоризненно чистая и без дурацких финтифлюшек – именно так, по ее мнению, и должна одеваться порядочная женщина.

– Глупо тратить деньги на тряпки, которые я все равно не надену, – вдруг раздался ее голос. – Не могу же я во всех этих нарядах копаться в саду или убираться в доме?! Лучше уж пожертвовать эти деньги в церковь. Или на бедняков.

Джеймс устало вздохнул, однако предпочел промолчать, сделав вид, что по-прежнему занят письмами. Элизабет перемывала стеклянные банки, чтобы позже начать закатывать помидоры, втайне надеясь, что Джеймс скоро уйдет. Так оно и получилось: он встал из-за стола и подошел к ней.

– Пока, до вечера. Так постарайся не выходить на солнце, Бет. Да, и возьми мою старую шляпу, если уж решишь высунуть нос из дома. Поняла? – Да, Джеймс.

И опять зажмурилась от удовольствия, едва ее обняли сильные руки мужа, а горячие губы привычно отыскали любимое укромное местечко за ухом. Однако стыдливость опять не позволила Элизабет дать мужу понять, как страстно она его желает. Крепко обняв ее, он весело хмыкнул.

– Не вздумай загореть, слышишь? Иначе привезу из города бочку знаменитого отбеливающего крема для кожи от Симонсона и заставлю тебя сидеть в ней неделю! – Не в силах сдержаться, Элизабет расхохоталась и была немедленно вознаграждена еще одним поцелуем. – Вот так-то лучше. Увидимся за обедом, милая.

Мокрая простыня вот уже в третий раз обвилась вокруг Элизабет. «Слава Богу, что я не умею ругаться, – устало подумала она, – иначе отвела бы душу так, что чертям стало тошно!»

– Господи, ну и ветер! – только и простонала девушка.

– Ух ты! Похоже, попались в ловушку, Элизабет! – Чьи-то сильные руки принялись осторожно распутывать белоснежный кокон.

– Натан! – сдавленно воскликнула она.

– Стойте смирно. Я уже почти закончил. – Через мгновение Элизабет оказалась на свободе и глазам ее предстала улыбка Натана Киркленда. – Сражаетесь с простынями, миссис Кэган?

В ее улыбке радость смешалась с облегчением.

– Ох, Натан! Как вы вовремя! Я тут решила развесить белье и... О Боже, моя шляпа! – взвизгнула Элизабет, успев подхватить шляпу прежде, чем ветер унес ее. Снова водрузив ее на голову и придерживая затянутой в перчатку рукой, она улыбнулась. – Но этот ветер просто сводит меня с ума!

Перекинув простыню через веревку, Натан развязал шейный платок и повернулся к ней.

– Да уж, в это время от ветров просто спасу нет. У нас в Колд-Спрингс дует меньше, да только Джим все едино сходит с ума, когда в кухню набивается пыль да скрипит на зубах. Ну-ка, Элизабет, повернитесь, дайте-ка я привяжу вашу шляпу платком. Держу пари, вы еще долго будете возиться, коли вам все время приходится одной рукой придерживать ее.

С благодарным вздохом она подняла на него глаза.

– Вот спасибо! И как же я сама не догадалась?

– Вот, – он завязал сбоку большой красный бант, – теперь она по крайней мере будет держаться. Батюшки мои, вы всегда развешиваете белье в перчатках? Наверняка без них-то вы куда бы скорее управились! – Вытащив из корзины фланелевую рубашку, Натан подал ее хозяйке.

Повесив ее на веревку, Элизабет сунула руку в карман за прищепкой.

– Слава Богу, не всегда, – уныло вздохнула она. – По-моему, так это просто глупо, но Джеймс настаивает, чтобы я ни в коем случае не высовывалась на солнце.