Поверь в мечту

– Простите, я от неожиданности, я не хотела… – Только бы он не рассмеялся!

– Тсс… – Спенс прижал палец к ее губам. – Все хорошо, милая, все хорошо.

Тори заглянула ему в глаза, все еще страшась увидеть там насмешку. Но золотистый взгляд лучился нежностью. Она ощутила прилив уверенности и вдруг почувствовала себя красивой и желанной.

Тори взяла его ладонь и положила себе на грудь.

– Мистер Кинкейд…

– Спенс. – Он поцеловал ее в кончик носа. – Помнишь?

– Спенс. – Она привстала на цыпочки и подняла к нему лицо, ожидая поцелуя.

– Тори, – прошептал он, склоняясь к ее губам.

Она забыла, что ею владел страх оказаться недостаточно женственной и привлекательной. Сейчас она была во власти желания. Теперь она жаждала получить все поцелуи, которых была лишена много лет, узнать все тайны, которые хранит тело мужчины. Она ждала слишком долго. Из бесплодно тлевших углей начало разгораться пламя страсти. Спенс осторожно развязал ленты, и она опустила руки, позволяя ему снять блузку. Скоро она будет стоять перед ним совсем обнаженная. Что же она испытывает? Стыдливость? Нет! Скорее бы избавиться и от сорочки – тогда между ними не будет никаких преград, и она ощутит прикосновение его тела… Спенс целовал ее, прокладывая жаркую дорожку от шеи к груди. Тори вдруг поняла, что она ожила, очнулась от летаргического сна, – каждый нерв ее был обнажен. И каждый нерв стонал от желания. Она выгнулась вперед, напрягшиеся соски туго натянули тонкую ткань. Она ждала его ласк, и Спенс не заставил себя просить: влажное горячее дыхание коснулось ее груди, и вот он нежно сжал губами сосок. Воздух наполнился тихим стоном, и Тори с удивлением осознала, что звуки эти слетают с ее губ. Она запустила пальцы в его волосы и крепко прижала голову Спенса к своей груди, боясь, что он прервет эту сладкую пытку. Кинкейд пришел в восторг: Тори отвечала на его ласки и прикосновения с искренней страстью. Никогда прежде не ощущал он столь сильного желания и такой безмерной нежности. Он знал, он всегда знал, что когда-нибудь найдет свою женщину, свою половинку и тогда все будет именно так, как сейчас. Тори затуманенным взглядом смотрела, как он развязывает ремешки ее сандалий. Бриз с моря холодил разгоряченную кожу. Кинкейд снял с нее обувь, но остался стоять перед ней на одном колене – как рыцарь перед дамой своего сердца.

– Позволь мне еще раз увидеть, как ты прекрасна. – Голос его прозвучал тихо, но прибой, казалось, смолк совсем.

Глядя в горящие желанием золотистые глаза, Тори сбросила сорочку, подставляя нагое тело соленому ветру и мужскому взгляду. Спенс молча смотрел на нее – так, наверное, смотрел Адам на Еву. Солнце вспыхивало золотом в ее каштановых волосах, нежная кожа казалась прозрачной. Почему он не художник? Он написал бы ее портрет. Почему он не поэт? Он воспел бы ее красоту в стихах. Но он мужчина и может лишь восхищаться и нежить это сокровище.

– Ты такая красивая, – шептал он, обнимая ее колени и прижимаясь губами к нежной коже бедра. Тело его болело – так сильно было желание. Но он потерпит: бросить ее сейчас на песок и овладеть – значит потерять все. Нет, он будет нежен и нетороплив. И тогда она узнает, как это может быть прекрасно… Это будет его подарок – мир новых чувств.

Он встал, подхватил ее на руки и прижал к своей груди. Тори чувствовала себя защищенной в его объятиях. Это были ее дом, ее судьба. Она обвила его шею и прижалась губами к горячей коже…

Вдруг ног ее коснулись теплые волны, и глаза Тори распахнулись от удивления. Он нес ее в воду, подальше от пальм и белого песка, от места, где она приготовилась познать наслаждение.

– Зачем? Я думала, мы собираемся… – Щеки Тори начали заливаться румянцем.

– А мы и собираемся. – Спенс улыбался.

– В воде?

– Для начала – да.

Для начала? Боже, неужели люди и правда делают все это? Неужели многие ведут себя так распутно – занимаются любовью на песке или в теплом соленом море?

– Бесстыдство какое, – пробормотала она, улыбаясь сама не зная чему.

– Точно, – отозвался Спенс. – Я бесстыден и сейчас лопну от желания.

Он отпустил ее колени, и Тори соскользнула в бархатную воду. Теперь они стояли рядом, касаясь телами. Тори ждала этого с первого дня – с того момента, как увидела его обнаженным у Оливии, – его кожа манила ее: теплая, мягкая и гладкая, она странным образом казалась олицетворением твердости и мужественности. Вода заставляла их тела двигаться, тереться друг о друга, и прикосновения эти разожгли в Тори новый огонь. Она подняла лицо, и губы их слились – теперь она не только принимала его ласки, но и отдавала свою страсть.

– Я хочу тебя, – прошептал Спенс, лаская ее тело. – Я хотел тебя с первой нашей встречи.

Он приподнял ее, и она обвила руками его шею, прижимаясь нежными округлостями своего тела к стальным мышцам. Мысли ее путались. Была ли в его словах правда? Кинкейд наклонил голову и слизнул соленые брызги с ее груди. Язык его описывал неторопливые круги, приближаясь к соску. Тори выгнулась, дрожа от напряжения, и, когда он наконец схватил губами сосок, она вскрикнула, вцепившись в его волосы, словно боясь, что он исчезнет.

– Расслабься, милая, – шепнул Спенс, не отрываясь от ее груди.

Он, наверное, шутит. Как можно расслабиться, когда он делает с ней нечто совершенно непристойное – и замечательное? Спенс оперся спиной о гладкую поверхность скалы и притянул к себе Тори. Колено его раздвинуло ей бедра. Положив ладони на ее круглые ягодицы, он слегка приподнимал ее, так, что она скользила по его ноге – вверх-вниз. Она оказалась еще более чувственной, чем он ожидал. Она стонала и вздрагивала в его руках.

Но как только ладонь его коснулась верхней части ее бедер, Тори крепко сомкнула ноги.

– Не прячься, Тори. – Он ласкал нежную кожу – осторожно, так, как это делали теплые волны моря. – Откройся для меня.

Она прижалась щекой к его плечу и послушно развела бедра. Губы Спенса скользили по ее лицу, а пальцы играли завитками волос внизу живота. Вот рука его коснулась самого интимного ее местечка, и от сознания, что никто не делал этого прежде, никто не слышал стона, который сорвался с ее губ, Спенс едва не достиг разрядки. Он смотрел на ее запрокинутое лицо, на капельки воды на груди, на разметавшиеся волосы и уговаривал свое тело подождать – нужно дать Тори к нему привыкнуть. А Тори, удивленная и благодарная, раскрылась навстречу его ласкам. Никогда прежде не была ее жажда столь близка к насыщению.

Спенс осторожно ввел палец в горячую глубину ее тела. Боже, какая же она маленькая! Он не хотел причинять ей боль – но что же делать… Он двигался вглубь, растягивая нежную плоть до тех пор, пока не увидел на ее лице гримасу боли и удивления. Тогда он торопливо вынул пальцы, и рука его заскользила по тому маршруту, который – он знал наверняка – принесет ей быстрое наслаждение. Так он и делал: вторжение чередовалось с отступлением, но каждый раз он продвигался на дюйм глубже, подготавливая ее к знакомству со своей восставшей плотью. Кинкейд смотрел в лицо Тори и видел, как растет ее страсть. Наконец пальцы его ощутили теплую влагу – сладкий мед, изливавшийся из глубин ее женского естества. Теперь она готова. Он вновь подхватил жену на руки и вынес на берег, осторожно опустив на разбросанную одежду. Тори, похоже, и не заметила, что волны вокруг сменились ветром и песком. Она по-прежнему обвивала руками его шею, щеки ее горели. Спенс вздохнул и осторожно направил свою пульсирующую плоть в тело жены. Впервые он ощущал… страх? Или сожаление? Так не хотелось причинять ей боль. Но и другое чувство жило в его душе: восторг – ибо это была девственница, его девственница… Тори ждала – ее желание переросло в первобытный голод. И вот теперь, после первого прикосновения, он колебался. Она не понимала причины и не хотела больше ждать. Повинуясь древнему инстинкту, она обхватила ногами талию мужа и, подавшись вперед, насадила себя на его плоть. Острая боль пронзила тело, и экстаз мгновенно сменился ужасом. Тори разомкнула руки и упала на песок, надеясь избавиться от того, что соединило их тела в единое целое. Спенс не шевелился, его тяжесть удерживала ее на месте.

– Ты в порядке? – Голос, наполненный искренней тревогой, унес часть страха, и Тори опомнилась. Нет-нет, она не будет вырываться и не сбежит, не доведя до конца то, что должно быть завершено. Совладав с голосом, она прошептала:

– Все хорошо.

– Я не хотел причинять тебе боль. Но Господь свидетель, без этого не обойтись. – Спенс ласково касался губами ее щеки. – Посмотри на меня, Тори. Скоро станет легче.

Он начал подниматься, освобождая ее, до тех пор, пока внутри Тори не осталась лишь небольшая его часть. Она вздохнула было с облегчением, но тут же закусила губу – он опять устремился внутрь, и плоть ее болела, и снова он то опускался, то поднимался. Кинкейд нашел ее губы, и язык его повторял ритм движений. И скоро боль отступила – он сам же и залечил нанесенную рану. Движения ускорялись, и она обхватила его плечи, стремясь прикоснуться к нему всем телом. Она открыла глаза и взглянула в лицо Спенсу. Ее удивило, что его красивое лицо искажено болью. Неужели она могла причинить ему боль? Но вдруг догадалась, что дело в другом – он сдерживает себя, чтобы доставить ей удовольствие, и, по-видимому, это не просто. Держась за его плечи, она приподнялась. Теперь они поменялись ролями: Спенс замер, а ее бедра описывали круги, приближались и удалялись. Она запустила руку в его темные волосы, ласково пропуская сквозь пальцы волнистые пряди.