Поверь в своё дитя

Но такое явление - исключение. Речь, конечно, идет не о детях - они не подвергаются при рождении никакому отбору, а о семьях, обладающих подобным необычным даром. Такие люди напоминают первых христиан, преданных телом и душой одной идее, которая их возвышает и заставляет вести жизнь, совершенно не похожую на жизнь простых смертных. Так как я тоже принадлежу к числу простых смертных, то не хочу судить о том, что выше меня. Однако я вынуждена признать, что их "правда" глубоко трогает меня. Я считаю, что акт созидания лежит в основе мироздания, а открыть мир своему ребенку - самая захватывающая перспектива, ведь маленькое дитя - это средоточие любознательности и жажды знаний, отличающих человеческий род.

Тем не менее я не думаю, что можно "сделать" гения. Я не разделяю эту детерминистскую точку зрения, которая, как мне кажется, серьезно повредила Глену Доману. Неужели он на самом деле полагает, что можно, активно стимулируя развитие ребенка с самого рождения, получить Леонардо да Винчи, Баха или Шопенгауэра? Даже друг Домана Судзуки, утверждающий, что талант создается, не считает, что можно сотворить гения. Вот что он пишет: "Талант не передается по наследству, человек не имеет его при рождении. Талант приобретается и развивается путем многочисленных упражнений. Гений же - это человек, исключительные врожденные данные которого с помощью соответствующего воспитания и занятий привлекают всеобщее внимание". И ведь в самом деле, никто не отрицает, что великие оперные певцы обладают редким и необыкновенным даром. Без этого дара они не смогли бы петь на сценах всего мира. Совершенно верно и то, что многие прекрасные голоса так и остались в своем первоначальном состоянии, потому что их не развивали. А если это утверждение справедливо для певцов, то точно так же его можно отнести и к другим талантам. Нет, следует решительно сказать, что гениев не создают.

Зато мы все овладеваем умением (это и есть талант, как утверждает Судзуки) говорить, читать и писать на нашем родном языке, каким бы трудным он ни был. И те, кто не могут этого (по крайней мере - говорить), составляют исключение. Безусловно, не все из нас - прекрасные ораторы или потрясающие актеры. Однако мы легко пользуемся нашим родным языком и очень хотели бы так же хорошо разбираться в музыке, живописи, свободно владеть иностранными языками, обладать физической ловкостью и т.д. Итак, вернемся к Доману. Ведь именно об этом он и говорит. Его задача - формирование личности, способной вступить в жизнь с отточенным оружием и получить от нее максимум радостей, имея достаточный талант, чтобы их почувствовать.

А причем же здесь создание гениев? Думаю, что это еще одно из преувеличений, возникших из бесплодного конфликта между генетическими данными и окружающей средой. Мне кажется, что влияние генов не ограничивается лишь "цветом глаз и тембром голоса", как однажды ворчливо сказал Доман. Что касается влияния окружающей среды, его уже никто не берется оспаривать. Таким образом, каждый индивидуум является одновременно продуктом воздействия генетической наследственности и среды, в которой он растет. Единственное различие для нас, родителей, заключается в том, что в генах мы ничего изменить не можем, а вот влияние окружения - это фактор, который, во всяком случае в первые годы жизни ребенка, практически полностью зависит от нас!

Глава 4. МЕТОД ПОЭТАПНОГО ОБУЧЕНИЯ

Преодолев свои сомнения, я чувствую себя гораздо легче, вновь обретаю интуицию и начинаю (почти не делая этого специально) шаг за шагом использовать методы, сильно отличающиеся от системы BBI, соблюдая, впрочем, тот же психологический подход и веру в неслыханные и совершенно неизученные способности ребенка.

Прежде всего необходимо выявить, какие приемы работают и почему. Особенно это касается чтения. Я не хотела признать себя побежденной. Многие считают (и с полным основанием, как мне кажется), что само умение читать представляет собой краеугольный камень нашей культуры. Я полагаю, что для ребенка нет разницы в том, как постигать язык - словесно или зрительно. Однако основная трудность состоит в том, чтобы создать визуальную среду, сопоставимую со звуковым окружением, в которой растет младенец. Конечно, они не могут быть эквивалентными, тем не менее в мир ребенка нужно обязательно вводить письменную речь.

Поэтому я продолжаю ставить перед Галей карточки, на которых большими красными буквами написаны слова. Но Доман учит делать это быстро и повторять многократно, а я стараюсь показывать их ребенку как бы случайно и облекаю все в занимательную форму. Карточки со словами разбросаны в доме то тут, то там и связаны с теми вещами, которые они обозначают: слово "кресло" оказывается на кресле; слово "шкаф" прикреплено к шкафу; когда Галя пьет, я держу перед ее глазами слово "чашка". Кроме этого, я объединяю слово и действие. Так, показывая дочке слово "насморк", я чихаю, а протягивая ей карточку со словом "падать", я падаю, что вызывает бурный восторг. Таким путем я достигаю того, что девочка с интересом просматривает около ста слов. Затем я перехожу к сочетанию двух слов: "мама пьет", "красный шар" и т.п.

Не выказывая особой радости, дочка смотрит на слова, улыбаясь. Тогда я решаю перейти к следующей стадии: первой книжке, которую делаю сама. Я фотографирую Галю в разные моменты дня. Фотографии я также наклеиваю на карточки размером 25*25 см. Пробиваю в карточках два отверстия и соединяю их кольцами. На оборотной стороне карточек пишу большими черными буквами фразы, например: "Галя стоит в своей кроватке", "Галя будит папу и маму", "Галя сама сосет свою бутылочку". Мне кажется, что для одной страницы первой книжки малыша слов многовато, но это соответствует нормам, рекомендуемым Доманом, который постоянно торопит родителей: "Идите быстро вперед, не задерживайтесь. Если ребенок теряет интерес, значит, вы надоедаете ему тем, что он уже знает". Я показываю Гале каждое слово, написанное черными буквами на отдельных карточках, причем делаю это так, чтобы она чувствовала, как из отдельных слов получается связная фраза. Затем я даю ей карточки с целыми группами слов, составляющими какую-нибудь фразу из книжки. Например: "Галя стоит" и "в своей кроватке". После этого я кладу карточки на пол друг на друга рядом со страничкой книжки, точно воспроизводящей карточку, только в более мелком масштабе. Потом я соединяю страницу текста и страницу с соответствующей фотографией полукруглыми кольцами. И каждый раз добавляю новую страницу. Гале только один год и пять месяцев, она еще не говорит целыми фразами. Поэтому я день за днем читаю ей эту книжку, показывая каждое слово.

Наконец-то! После каждого урока я получаю заслуженный взрыв восторга: "Ичо! Ичо!" Теперь уже она топает ногами от нетерпения, так ей хочется, чтобы "урок" начался скорее. А когда я кладу перед ней две или три карточки и спрашиваю, где именно находится то или иное слово, она показывает его почти всегда правильно. О, вот оно счастье!

Мы переходим ко второй книжке. На этот раз это настоящая история, которую Галя уже пережила сама: праздник Рождества. Я составляю маленький рассказ об этом, делая упор на участии в нем детей и приготовлении к празднику. Получается книжечка, похожая на первую. Но так как в ней рассказывается связная история, в которой Галя участвовала сама, мне кажется, что она рассматривает эту книжку с большим интересом, чем первую. Однако истинную бурю восторга вызвала третья книжка.

На этот раз я сочиняю фантастическую историю, которая происходит с Галей, Селиной (четыре месяца) и их куклами:

Девочки дома одни. Мама стирает в прачечной, а папа ушел в магазин. Галя читает книжку. Селина спит на диванчике. Галя слышит шум и идет будить Селину. Шум доносится из их комнаты, девочки смотрят в приоткрытую дверь. И что же они видят? Слоны Бабар и Селеста, а также обезьянка (их игрушки) преспокойно разговаривают. Они проголодались и идут к двери. Девочки прячутся, чтобы дать игрушкам пройти мимо, и бесшумно следуют за ними. Игрушки скользят по перилам. Селеста падает и ломает свой хобот. Бедная Селеста! Но с ней ничего страшного не случилось. Все трое входят в кухню, открывают холодильник и достают еду. Селеста начинает плакать: она не может есть из-за того, что у нее сломан хобот. В этот момент из прачечной возвращается мама. Галя бежит предупредить ее. Но когда они обе приходят на кухню, там уже никого нет. Галя поднимается к себе в комнату, все игрушки совершенно спокойно сидят на полу. Что же там произошло?

Эта последняя фраза и стала заглавием книги. Я рассказала всю историю целиком, чтобы показать, что придумать и разыграть что-то подобное совершенно несложно. Если, лежа на полу, сфотографировать игрушки, стоящие или сидящие лицом друг к другу, то будет казаться, что они разговаривают между собой. Если при этом они будут стоять одна за другой, то создастся впечатление, что игрушки идут. А если руку куклы положить на приоткрытую дверь, то покажется, что кукла открывает дверь. Осторожно прислоните кукол к перилам - и создастся впечатление, что они скользят по ним. Сделать все совсем несложно, но такие штучки будоражат ребенка, и он уже не будет просто равнодушно сидеть на стуле или у вас на руках. Он теперь готов на все, чтобы узнать, что же случится дальше, и увидеть еще раз то, что ему уже знакомо.

Однако, если я упомянула, что в какой-то момент я испытала громадное счастье, почувствовав живую реакцию детей, то сделала это потому, что очень скоро последовал спад интереса. После успеха трех моих самодельных книжечек мне невероятно захотелось сразу же перейти к "настоящей" книге: "Красной Шапочке". У нас была эта сказка в очень хорошем иллюстрированном издании, но текст в ней напечатан слишком маленькими буквами, поэтому я переписала ее на отдельных листах. Я опять использовала тот же прием, что и при работе с предыдущими книжками (отдельные карточки), с одной только разницей: в данном случае я работаю с двумя книжками - одна, настоящая, с иллюстрациями, а вторая - моя, только с текстом. И вот теперь, когда перед Галей лежат две книжки, она совершенно ясно показывает мне, что же ее действительно интересует: она отпихивает книжку с одним текстом, написанную большими буквами, и карточки с отдельными словами, и требует, и притом беспрестанно, книжку с картинками (дело происходило весной 1984 года, когда Галя была в возрасте полутора лет, а Селине едва исполнилось шесть месяцев).