Повернуть судьбу вспять
Шрифт:
— Да-а? Даже так? А надо было? — не останавливаясь, через плечо бросила Ольга.
— Ну, вообще-то я надеялась… — призналась Любка.
— Ладно, замяли, — Ольга остановилась, взглянув на Любку, потом на Таню, которая догоняла их.
— Ты чего-то не договариваешь, — вдруг догадалась Любка.
Ольга досадливо усмехнулась.
— Просто ты ей передай, пусть лучше не попадает мне на пути. Она знает за что.
— Я не знаю, может, мне объяснишь? — выжидательно уставилась на Ольгу Таня.
— И я не знаю, — поддержала Любка. — Может, я и не права?!
— Вас это не касается, — отрезала Ольга.
— Ну почему? Я думала, мы подруги, — расстроилась Таня.
— Ты иди, иди! — Ольга с некоторым пренебрежением
Таня тоже кивнула головой, но миролюбиво, прощаясь.
— С Новым годом! Пока!
— С Новым годом, — нерадостно поздравила Любка обеих, оставаясь стоять на месте.
И все же, Любка провожала их удивленным взглядом, признаваясь самой себе, что, возможно, впервые сумела перебороть свой страх перед толпой, не уступив ей. Оказывается, зубы можно было показать и так. Острые и отточенные, как слова, которые усмиряли толпу. Так, пожалуй, даже безопаснее. Она снова и снова переживала миг, когда не позволила себе запаниковать — и сумела разделить толпу саму в себе. В какой-то миг, когда две удаляющиеся фигуры прошли светлое пятно фонаря и скрылись в темноте, она почувствовала облегчение и радость. Конечно, еще будут придирки и недомолвки, но ее не изгнали из стаи, не перестали доверять, смирившись с тем, что у нее есть своя жизнь, и эта жизнь имеет право быть.
— И что? — подошла Наташа и Катя, вглядываясь в темноту.
Любка пожала плечами.
— Да, темная история, — сказала она задумчиво. — Пытаюсь представить, что такое могла седлать Инга Ольге, так что мирное сосуществование стало невозможным.
— Не Инга… — нахмурилась Наташка.
— В смысле? — заинтересовалась Катька. — Обожаю темные истории!
— Там что-то связано с Ольгиной сестрой, которая не так давно замуж вышла, и с отцом Инги. Или с Ингиным братом. С Юркой. В общем, родился рыженький мальчик, и то ли Ингина мать, то ли Инга проболтались где-то в интернате, что Юрка погуливал с Ольгиной сестрой. Так что все это дошло до ее мужа, и, в общем, она лежала в больнице со сломанной черепушкой.
— Да-а?! — и Любка, и Катька застыли с отвисшими челюстями.
— Ты у Инги спроси, мне тоже интересно, что там произошло, — предложила Наташка.
— Ладно, пойдемте уже, а то я замерзла… — Катька зябко поежилась.
Погода совсем испортилась, теперь в лицо с резкими порывами ветра летела мелкая холодная крупа, моментально заваливая снегом и набиваясь за воротник. Дальние фонари едва просматривались во тьме. А в вышине небо зависло в десяти-двадцати метрах, там, где заканчивался свет.
— Блин! Так хочу, чтобы было круглый год лето! — погрела Любка руки дыханием.
— Какой Новый год без снега? — не согласилась Наташка.
— Обыкновенный, как на экваторе! — раздосадовано сказала Любка. — Встречают и не плачут. И стада бизонов радуются, и тигры, и жирафы с зебрами! Представляете, сейчас где-то лето, а нам туда ни в жизнь не попасть!
— В Сочи тепло, в Крыму, в Ташкенте, — перечислила Катька, как будто на уроке.
— Я имею в виду настоящее лето! — тяжело вздохнула Любка, заметив, что в клубе на втором этаже кто-то раздвинул шторы, и теперь одно окно засветилось. — Чтобы радовались глаза.
Глава 9. Горькая чаша любви
Любка уже наелась и напилась вволю, а на столе угощения было много. Каждый что-то да принес. Кроме того, девчонки постарались, наготовили салаты и на горячее пюре и гуляш. Вся молодежь была навеселе.
Она чувствовала себя немного чужой, танцевать ее никто не приглашал.
В общем-то, ничего другого Любка не ждала, но в тайне надеялась. И каждый медленный танец, которые с каждой выпитой рюмкой включали все чаще, превращался в какую-то муку. Приходилось сидеть за столом и делать вид, что все идет как надо. Даже Катьку уже пригласили один раз. В конце концов, Любка перестала надеяться и просто уничтожала
газировку и конфеты. Свет притушили, светилась лишь гирлянда из окрашенных в разные цвета цветной пастой лампочек и три фонаря за цветными стеклами. До Нового года оставалось еще полчаса, а половина молодежи уже искала уединенные места, обживая зал, в котором занимался музыкальный кружок, лестничную площадку и тот вход на сцену, которым пользовались артисты.Кто-то даже сумел открыть каморку киномеханика…
Встречать Новый год вместе собралась разномастная публика. Треть — бывшие одноклассницы и одноклассники Ромы, которых пока не забрали в армию. Треть — одноклассники и подруги Виталия. Их, в общем-то, Любка всех знала, половина «свои в доску», и еще треть та часть, которая считала дом культуры своим домом, проживая в нем свои лучшие часы. Когда все разъезжались, местной молодежи становилось скучно, заняться ей было нечем. А в клубе стоял бильярд, теннисный стол — все, чего лишилась окончившая школу молодежь, когда ее лишили спортивного зала, запретив появляться в школе, ибо теперь там занимались вечерами интернатские.
Всех, кто не переступил порог зрелости, когда появлялся парень, ограниченные в правах дневать и ночевать в клубе, можно было смело отнести в категорию вступивших на путь. К таким относилась Любка и Катька — и пока Наташа, у которой парня тоже не было.
Вступившие на путь были в меньшинстве, их откровенно игнорировали, стараясь не обращать внимания, или обращали, но как-то вяло.
Парней было больше, но когда начинался медленный танец, половина их оставалась сидеть на месте, дожидаясь, когда освободится интересующая их девушка, порой приглашая одну вдвоем или втроем. И не выбранные сразу отходили, стараясь не обижаться. Единственно, радовало Любку, что она могла любоваться на Мишку Яшина сколько влезет. Он тоже был тут и трижды отказал Катьке, дважды получил отказ от Вали, у которой парень постоянно был рядом и не отходил ни на шаг. Сразу после этого Мишка начал танцевать с кем попало, бросая партнершу иногда на середине танца.
Надо же, как, оказывается, иногда приятно получать удовольствие от неудач других!
Как-то незаметно для себя, разочаровавшись окончательно, неожиданно для себя самой, Любка начала скучать, представляя, что поделывает мать и Николка, оставшиеся одни. Дома все вместе уже несколько лет не встречали Новый год, то скрываясь от отчима в дома быта, то в поганом настроении — мать раздражалась по любому поводу. И обе делали вид, будто нет никакого праздника. Теперь, пожалуй, могли бы встретить по-человечески…
И вдруг Любка вздрогнула, оттого что кто-то мягко положил руку на плечо со спины.
Напрягшись, она обернулась, взглянув исподлобья на неожиданно решившего пригласить ее молодого человека, и обомлела, потеряв дар речи…
Перед глазами, словно мираж их дурного сна, стоял он…
Мишка…
— Я?! — слова у Любки застряли, в горле пересохло, сразу сделалось жарко, а кожа покрылась гусиными пупырышками.
— Потанцуем? — предложил он, протягивая руку.
Любка оглянулась, не сразу поверив, что обращался он к ней.
Она молча кивнула, выбираясь из-за стола, запнувшись за стул, виновато взглянула на злобно прищурившуюся Катьку. Танцевать она умела, последний год ходила на кружок бального танца, и даже немного играла на пианино, пока учителя не обвинили в домогательстве одной из старшеклассниц, доведя дело до суда. Учитель уехал, а больше учить их оказалось некому. Пианино почти сразу обменяли на музыкальные инструменты для ансамбля.
От Мишки пахло приятным одеколоном, руки его мягко легли на талию. Он был намного выше ее, на целую голову, и теперь взгляд ее упирался в позолоченную застежку, которая прижимала галстук к рубашке. Любка отступила на шаг, так что между ними спокойно мог влезть кто-то третий. Прижаться хотелось, но ей это показалось неприличным.