Поверженный

— Вы, наверное, их знаете, поэтому нетрудно их арестовать? — спросила Хамрохон.

— Знаем, но не всех… — сказал Насим-джан. — И ведь их надо схватить за делом, иметь доказательства, иначе нельзя.

— Неужели они собираются покушаться и на вас? — спросила Хамрохон.

— Видимо, так, в их списках есть и мое имя. Не зря же кто-то неизвестный звонит к нам домой и подстрекает вас.

— Как? — спросила Фируза. — Звонят по телефону?

— Да, — призналась Хамрохон. — Раза три-четыре звонил какой-то мужчина и говорил, что Насим-джан влюбился в одну русскую женщину и мешает ей выйти замуж за возлюбленного… Сначала я не поверила ему. Тогда он сказал: «Идите в ЧК и, поднявшись на цыпочки, посмотрите в окно, на ней такое-то платье, зовут ее Нина Сергеевна…» Ну, я однажды случайно там была, заглянула в окно и увидела Насим-джана рядом с той женщиной, они что-то говорили, смеялись… Проклятая ревность зашевелилась во мне, я едва удержалась, чтобы не войти… В тот же день опять позвонил тот мужчина и сказал, что я струсила, не могла остановить мужа. «Теперь, — сказал он, — мы сами его прикончим. Прощайтесь с вашим мужем, в течение двух дней мы его разлучим с вами».

— Неужели? Так и сказал? — спросила Фируза, охваченная страхом.

— А, пустяки! — сказал спокойно Насим-джан. — Все это одни угрозы, запугивания, хитрости и ложь! Но, конечно, нельзя быть равнодушным, нужно действовать! Теперь, я надеюсь, Хамрохон не будет мешать, а поможет мне.

— Помочь вашей работе я, увы, вряд ли сумею, а вот мешать не буду!

— Ревновать, не верить?

— Не буду, сказала, не буду! — засмеялась Хамрохон.

— Молодец! — сказала Фируза, хотя мысли ее были заняты мужем, который почему-то захотел прийти сюда.

Нет ли и тут каких-нибудь вражеских козней? Асо тоже может быть в списке, куда внесли имя Насим-джана… Значит, положение все осложняется?.. Нет, нельзя поддаваться панике, нужно быть спокойной… особенно при Насим-джане и Хамрохон! Нужно их поздравить с примирением и проводить.

— Я больше не буду ревновать! — говорила Хамрохон. — Никто и ничто не разлучит меня с Насим-джаном, а его со мной. Теперь я твердо верю в это. Но мне надоело сидеть одной дома. Я хочу пойти на службу туда, где работает Насим-джан… Как вы посоветуете?

— Очень хорошо, — машинально отвечала Фируза. Но потом, подумав, добавила: — А почему именно туда, где работает Насим-джан? Мне кажется, работа в таком учреждении женщине не подходит. Если вы хотите работать, то ведь дела всюду много. Например, в нашем клубе, в артели, которая только организуется…

— Нет, — сказала упрямо Хамрохон. — Мне нравится их учреждение. Хочу одеваться, как мужчина, и носить револьвер на поясе.

— И я бы рада сжечь паранджи и освободить от них всех наших женщин, — сказала, улыбаясь, Фируза, — Но нельзя так сразу. Наши руководители говорят, что еще рано.

— Да, рановато, — согласился Насим-джан.

— Это вы — член партии, большой человек, руководитель целой организации, а я кто? Я хочу быть настоящим помощником, постоянным спутником Насим-джана, всегда хочу быть с ним рядом. Насим-джан научил меня обращаться с револьвером. Скоро я буду ходить всегда с пистолетом в кармане.

Фируза и Насим-джан от души смеялись над этими словами Хамрохон. Она тоже смеялась, но все-таки твердила, что ее слова не шутка. И хотя Насим-джан и Фируза не принимали их всерьез, она в самом деле говорила правду.

Она вовсе не была отсталой. Ежедневно читала газеты, новые книги. Она находила их в книжном шкафу Насим-джана. Сейчас пришла к твердому решению: она первая в Бухаре должна сбросить паранджу и чашмбанд, выйти на улицу открытой — назло всем врагам свободы. Ни партия, ни правительство не будут против этого, — наоборот, они скажут ей спасибо, что она подала пример другим. До этого дня она мучилась ревностью, не понимала, что происходит, прислушивалась к звонкам незнакомого мужчины, не зная, что это — интриги врагов, которым хотелось поссорить ее с Насим-джаном. Теперь, после того как он объяснил ей все, у нее словно глаза открылись на мир — жизнь показалась ей светлой, прекрасной; она помирилась с мужем, была оживленна, радостна, в хорошем, деятельном настроении, она вновь мечтала и надеялась…

— Ну, до свиданья, будьте здоровы, сестрица Фируза! — сказал Насим-джан, вставая. — Мы теперь пойдем поговорим, посоветуемся. В самом деле, будет лучше, если Хамрохон поступит на службу в какое-нибудь учреждение. Как решим, придем к вам — сказать.

— Конечно, надо еще подумать, посоветоваться, — сказала Хамрохон, — но я хочу быть вместе с Насим-джаном…

— Хорошо, хорошо, — сказала Фируза, — поговорите еще, обсудите все хорошенько.

В это время раздался стук в дверь и вошел Асо.

— О-го-го, все в сборе! — сказал он улыбаясь. — Здравствуйте, здравствуйте!

— Именно вас и не хватало, — сказала Фируза, вставая и освобождая ему место.

Асо поздоровался с Насим-джаном и Хамрохон и сел.

— Мы уже собрались уходить, как вы пришли, — заметил Насим-джан.

— Да, пора, пойдемте! — сказала Хамрохон. — Не будем мешать…

— Нет, нет, что вы! — сказал Асо. — Вы не только не помешаете, а, напротив, может быть, поможете решить некоторые загадки.

— Садитесь, садитесь! — сказала Фируза. — Послушаем, какие вести он принес.

— Новостей сегодня много, — сказал Асо и обратился к Насим-джану — Вы когда ушли из ЧК?

— Наверное, с час назад, — отвечал Насим-джан. — А что случилось?

— Ничего… Видно, Хамрохон заждалась вас?

— Мы с Хамрохон решили теперь никогда не разлучаться… Она хочет поступить к нам на работу.

— Очень хорошо, — сказал Асо серьезно. — В первые дни революции Фируза была вместе со мной, когда я стоял на страже у городских ворот, и очень помогала мне.

Фируза встала с места, вышла в коридор, посмотрела во двор и, вернувшись, взглянула на Асо.

— Скажите же, кто вам звонил? И что сказал?

— Удивительно! — проговорила Хамрохон.

Асо расстегнул пуговицу на воротнике своей гимнастерки и с улыбкой оглядел всех.

— Звонки раздаются у нас каждый день. Но сегодняшний звонок удивил меня…

Насим-джан, спокойно слушавший Асо, теперь вдруг, сняв очки, стал усердно протирать стекла.

— Неизвестный сказал, что какой-то сапожник Бако-джан предъявляет иск женскому клубу и что будто бы…

— Да, да, — прервала мужа Фируза, — сапожник Бако-джан действительно приходил сюда… — И она рассказала о подозрениях Бако-джана.

— Мужчина по телефону мне сказал угрожающе, что если не будут приняты меры по жалобе Бако-джана, то руководители женского клуба ответят своей головой. Кровь за кровь! Асо помолчал.

— Я потому и пришел, чтобы лично у вас узнать подробности. Эти люди в самом деле посещали клуб?

— Я видела нынче только самого Бако-джана. Ни жена его, ни дочь не бывали у нас ни разу.

— А кто такой сам Бако-джан? Чем занимается? — спросил Насим-джан.

— Он работает сарайбоном у Нового базара, — отвечала Фируза. — А живет в квартале Чорхарос, рядом с Низамиддин-эфенди.