Повесть будущих дней

— Почему? — удивился Юзик.

— Ты арестован, — засмеялся дядя.

Мальчик выпучил глаза.

— Не пугайся, — успокоил дядька. — Это временно. — Кто тебя знает, откуда ты и почему приехал? Может тебя кто подослал? Может, ты какой вредитель?

— Да я же ничего такого… — со слезами начал парень.

— Видно, тебе поверили, когда так приняли. Но в таком деле веры мало. Нужно убедиться, как следует. Наверное, расспросят о тебе там на месте. И если все, что ты говорил, правда, то и выпустят. Недели две пройдет, не более.

Юзик понял и успокоился.

С какой охотой взялся он за работу! Какая интересна она была! Сначала он только подносил и подавал продукты старшим и следил, как те пускают их в обработку. Вот высыпали несколько мешков картофеля в большой бак. Закружились в нем какие-то толкачи, полилась вода; через минуту грязная вода вытекла вниз, а в стороне остался чистый картофель. Открыли с боку окошко — и картофель оказалась в какой-то машине, где вращаются ножи. Еще несколько минут — и оттуда посыпалась белый порезанный картофель. Через каких-нибудь десять минут насыпалась такая куча, которую не сделала бы и сотня женщин.

— Каким же образом машина приспосабливается к величине каждой картофелины? — удивлялся Юзик.

— Так картофель уже одинаковый, — ответили ему. — Когда его копают, то сразу же на месте сортируют, пропускают словно через решета и выпускают по номерам, соответственно, величине.

— Но очень уж толстую кожицу срезает машина, — заметил Юзик, — портит много.

— А у вас не кормят картошкой животных? — спросил работник.

— Кормят.

— Ну так вот этими очистками и корми. У нас ни одной крошки не пропадает зря.

Тоже было и с морковкой, и с свеклой, и со всеми другими продуктами. Там из машины идут равные лоскуты мяса, там идет мясо, порезанное на котлеты, там стоят мешки с сухими чистыми костями: их отправляют на фабрики, где мелят на муку для удобрения или делают клей.

Там сами толкачи бьют тесто на блины, а пекутся эти блины на плитах, где ни огня, ни дыма не видно. Казаны, в которых готовится еда, похожий на паровозы, с различными устройствами, блестящими ручками, циферблатами, и стоят эти котлы не на огне, а просто на земле, и никакой пар из них не идет. Только, когда открывать их, чтобы кое — что добавить, — тогда только вырывается пар, тогда только можно узнать, что в них что-то готовится. Но открывают их редко, так как ухаживать не надо; пригореть не могут, потому что их касается не огонь, а горячий пар; следить не надо, так как точно известно, через сколько времени блюдо приготовится; не надо и помешивать, так как это тоже само делается.

А как интересно моются тарелки! Поставишь их в сетку, а они сами идут в воду, умываются, проходят через какие-то трубы, сушатся — и выходят совершенно чистыми.

Человек в белом халате и капюшоне тихо и спокойно ходит среди этих машин, взглянет туда, взглянет сюда. Ни гомона, ни суеты, только глухой шорох машин и шипение блюд. Помещение чистое, светлое; и воздух чистый, только легкие, вкусные запахи дразнят нос.

Через некоторое время и Юзику поручили работу на машине — резать хлеб. Он вставлял в машину буханки хлеба, а оттуда шли ровные тонкие куски.

Свободного времени у Юзика было больше, чем ему было нужно. Но это свободное время было для него мучительно. Болтаться и ничего не делать— неприятно для каждого человека. Поэтому Юзик постоянно крутился на кухне, помогая и первой и второй смене работников.

Зато он хорошо ознакомился с работой на кухне, с машинами и устройствами. Знал показания манометра в котлах, сколько времени готовится каждое блюдо, как остановить и пустить машину, как идет процесс приготовления. Все чаще и чаще ему поручали более самостоятельную и ответственную работу.

Эта неожиданная учеба значительно сократило ему время «ареста». Но об окружающей жизни, вне стен помещения, он мало чего узнал. Для работников жизнь эта была такой обычной, простой, что и объяснять, казалось, нечего было. Им казалось, что каждый это знает. Характерно еще было то, что работники эти, кажется мало интересовались личностью мальчика; вообще не удивлялись, как он здесь оказался, и не очень расспрашивали. Казалось, будто все это для них является обычным делом, что они уже привыкли к подобным вещам.

Через несколько дней дядя Шторм даже запретил ему много работать.

— Нельзя у нас так работать. Узнают — попадет нам.

— Я же ничего плохого не делаю, — оправдывался Юзик.

— У нас пятичасовой рабочий день, а для детей — трехчасовой.

— А если кто добровольно хочет работать?

— Все равно нельзя, — ответил дядя.

Юзик недоверчиво улыбнулся; шутит дядя! Где ж это видано, чтобы запрещали работать даже тогда, когда человек сам хочет? Дядя Шторм заметил это.

— Чего удивляешься? Это тебе не Польша, где рабочие работают по пятнадцать часов. У нас все работают, поэтому на каждого приходится работы меньше. Ты лучше займись чтением; я тебе дам газет и журналов.

Жадно набросился Юзик на газеты и журналы. Хотя он и мало видел газет в своей жизни, но все-же и дома ему не раз удавалось пересматривать их. Он приблизительно знал, о чем обычно пишут в газетах: о том, что у министра был бал и в каком одежде были гости, о том, что у графини украли ожерелье, как искали вора, как его нашли, как происходил кражу, даже портрет вора помещался, — одним словом, в газетах пишется о различных интересных происшествиях.

А в тех газетах, что дали Юзику, ничего такого не было. Здесь писалось про какие-то задачи, планы, постройки с интересными рисунками, «Соевый комбинат» [7] , «электрификация Камчатки», «рыбный фронт», «посевная компания», «социалистический город в тайге» и много подобных незнакомых вещей. Вместо министров и воров здесь были портреты рабочих, который лучше выполнили свою работу. Статьи такие громкие, бодрые, к чему-то призывают. Больше половины материала Юзик не понимал, но и остатков хватило для того, чтобы закружилась голова. У Юзика сложилось такое впечатление, словно за стеной движутся миллионы людей и машин, что они что-то крошат, строят, куда — то несутся, что вся страна кипит, и среди всего этого движения даже трудно заметить отдельного человека, отдельное происшествие, хотя об этом тоже писалось.

7

Соя — растение, похожее на горох, очень ценное.

Иногда Юзик спрашивал дядю Шторма:

— О какой это посевной компании пишут в газетах?

— А это, чтобы сеялись.

— А разве без этого у вас не сеют? Да и рано еще.

— Надо, чтобы вовремя, и чтобы выполнить план.

Но такое объяснение ничего Юзику не объясняло. А дядьке Шторму казалось, что он объяснил.

Оставалось только ждать, когда выпустят отсюда, когда можно будет поехать к деду. Тогда он обо всем узнает, все увидит…

И время это пришло через двадцать дней.