Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

Васильсурск

Строго говоря, история Васильсурска начинается за год до его основания. Нехорошо начинается – с убийства русских купцов и великокняжеского посла Пожогина на Арской ярмарке в Казани в 1523 году Иван Грозный, до рождения которого оставалось еще семь лет, никак не мог пойти и взять штурмом Казань, а потому пришлось этим заниматься его отцу, Василию Третьему Тот выступил из Москвы с войском, но дошел только до Нижнего Новгорода, где и остановился, а дальше послал своих полководцев: воеводу Василия Немого и князя Бориса Горбатого-Шуйского. Немой плыл по Волге на барках, а Горбатый шел по берегу До Казани они не дошли, справедливо рассудив, что лишать, пусть и нерожденного еще, Ивана Грозного такого трофея себе дороже. Судя по командировочным удостоверениям обоих воевод, выступили они из Нижнего двадцать седьмого августа, но уже через пять дней, первого сентября [70] , в месте слияния Суры и Волги, соединились и заложили крепость, названную ими в честь великого князя Васильевым Новгородом. Много лет спустя, превратившись в город, стала она именоваться Васильгородом и в конце концов Васильсурском. Местные жители называют его и вовсе Василем, а себя васильчанами.

70

День города, однако, празднуют в Васильсурске не первого сентября, как можно было бы подумать, а в середине августа из-за просьб семейных дачников, у которых первое сентября занято другим праздником.

Тут надобно сказать, что место, на котором основали Васильсурск, было, да и сейчас остается для горных марийцев, населявших эти места еще до прихода русских, особенным. Предания утверждают, что на вершине холма в незапамятные времена стояла марийская цитадель под названием Цепель, и был внутри этой цитадели замок марийских князей. Может, и стояла. Может, и был. Остатки валов и рва есть, но поскольку никаких письменных свидетельств по причинам отсутствия у древних марийцев письменности не сохранилось… Как бы там ни было, а каждый год одиннадцатого сентября, в день усекновения главы Иоанна Предтечи, окрестные марийцы в белых одеждах собираются на вершине холма для совершения своих языческих обрядов в честь бога Кугу-Юмо. Поклоняются священному Супротивному ключу и приносят жертвы священной сосне на берегу Волги. Почему в день усекновения главы Иоанна Предтечи? Да потому, что марийцы еще и православные. Иронизировать по этому поводу я бы не стал. Поздравляет же партия коммунистов всех с праздником Пасхи, совмещая это с регулярными ритуальными посещениями мавзолея. Вот только с белыми одеждами у них…

Первые годы своего существования Васильсурск жил обычной жизнью прифронтовой крепости. То казанские татары набегут и все пожгут и разграбят, то русские стрельцы учнут стрелять из пушек и пищалей в сторону Казани, то Волга с Сурой устроят такое наводнение или оползень, по сравнению с которыми происки Казани покажутся детскими игрушками. Крепость была местом обмена военнопленными и, что не менее важно, местом торговли, поскольку Василий Третий запретил русским купцам ездить в Казань на ярмарки, а велел торговать на своей территории, которой и стал к тому времени Васильсурск. Казанцы об этом запрещении не знали, но на всякий случай в тридцатых годах шестнадцатого века дважды брали штурмом и разоряли крепость, которую в конечном итоге от греха подальше перенесли на вершину холма. С основанием Иваном Грозным крепости Свияжск возле самой Казани, а потом и взятием самой Казани, Васильсурск получил передышку, которая переросла в длительный отдых и даже в беспробудный сон. Иван Грозный все же успел посетить Васильсурск и отведать сурских стерлядей, которым, по словам царя, даже волжские в подметки не годились. Восхитили его и специальным образом засоленные в тыквах огурцы до такой степени, что повелел государь всегда поставлять их к царскому столу [71] . Вместе с сурскими стерлядками, конечно. Теперь об этих сурских стерлядях не помнят даже те, которые слышали рассказы о них от внуков тех, кто видел правнуков тех, кто ловил, но не смог поймать. Ко Дню города в нынешнем году местный умелец делает макет царской рыбы из раскрашенного картона.

71

Признаться, за годы путешествий по нашей провинции, не раз слышал я подобные истории именно об огурцах. Если собрать все огурцы, которые понравились Ивану Грозному, Петру Первому и Екатерине Второй в русских провинциальных городках и которые приказали они поставлять к своему царскому столу… Когда они успевали в промежутках между огурцами съесть хотя бы корочку хлеба, не говоря о стерляди, – ума не приложу.

К тому времени, когда в Васильсурск пожаловал Петр Первый, город спал и видел десятый сон. От многочисленного гарнизона стрельцов в крепости оставалось не более четырех-пяти десятков, а торговля не то чтобы не цвела, но даже и не делала усилий, чтобы образовать для этого побеги. Петру Алексеевичу было, понятное дело, не до огурцов – на носу был Азовский поход, но проехать мимо такого количества высокосортного корабельного леса он не мог и тотчас же его объявил заповедным. Мало того, еще и каждое дерево приказал пометить специальным клеймом. Тут бы ему уже и отдохнуть, и поесть стерляжьей ухи с огурцами, но легенда утверждает, что царь успел перед самым отплытием в Казань посадить дубовую рощу. Неугомонный Петр успел еще и пригласить в Россию двух то ли голландцев, то ли немцев для того, чтобы обучать местных жителей лесному хозяйству. Они и приехали в Васильсурск, но уже после смерти Петра Алексеевича, который, кабы чудесным образом воскрес, не преминул бы им ноздри вырвать и сослать в Сибирь за самовольную рубку вековых дубов и сосен в заповедных лесах с целью, как говорится, личного обогащения. Рубили хитро – проплывающему по Волге не видно было ничего, но стоило зайти внутрь заповедной дубравы…

Собственно рубкой леса в те времена занимались специальные люди – лашманы. Проще говоря, лесорубы в переводе с немецкого. Лашманов по правительственному указу набирали из татар, мордвы и чувашей крепкого телосложения. С той поры остались в Васильсурске лашмановские мостки, фамилия Лашмановы, да еще лашмановскими называют особенно крупных тараканов.

Приезжала в Васильсурск и Екатерина Вторая. Вернее приплывала на одиннадцати красиво изукрашенных

желтых «Ладах Калинах»

галерах. Местные огурцы не удостоила даже и взглядом – у нее были свои, нежинские. Отобедать все же изволила и уплыла вниз по реке, возведя город в ранг уездного, дав ему имя Василь и герб в виде «основания корабельной кормы в знак того, что в окрестностях сего города заготовляются лучшие корабельные леса». При сыне ее, Павле Петровиче, который тоже проплывал с сыновьями Сашей и Костей мимо и остановился перекусить, городу вернули часть земель, отписанных в наказание за то, что васильчане во время бунта под предводительством Степана Разина присоединились в полном составе к войску злодея. А вот Пушкин через Васильсурск уже не проплывал, но проезжал, собирая материалы к истории Пугачевского бунта. Александр Сергеевич остановился на ночлег на постоялом дворе в пригородной слободе Хмелевка. В своей записной книжке он помечает: «Васильсурск – предание о Пугачеве. Он в Курмыше повесил майора Юрлова за смелость его обличения – и мертвого секли нагайками. Жена его спасена его крестьянами. Слышал от старухи, сестры ее – живущей милостынею». Майора Юрлова у нас знает каждый ребенок под именем капитана Миронова. Вот и получается, что здесь, на постоялом дворе Васильсурска, и был исток нашей «Капитанской дочки». Вот здесь и нужен памятный знак с выбитой на нем записью из записной книжки. Вот здесь и должны принимать в пионе… Ну хорошо. Пионеры – это все же чересчур. Пусть хотя бы проплывающие мимо теплоходы с туристами причаливают к пристани Васильсурска. Правда, для этого нужно сначала построить пристань…

Не будем, однако, заплывать вперед. Вернемся в девятнадцатый век, который был для Васильсурска золотым. Рыбной торговлей в городе занимались купцы Дюжаковы. За пятьсот рублей в год они арендовали Волгу выше и ниже города и три десятка рыбаков, а четыре буксирных парохода и несколько барж обеспечивали им торговлю рыбой не только в Василе, но и по всей Волге. Купец Беломойкин [72] держал почтовую станцию. Ежедневно только в Москву с письмами и посылками уходила дюжина троек, а в Казань – три. Звон от колокольчиков стоял такой, что слышно было даже на противоположном берегу Волги. Да что берегу – из самих Чебоксар присылали нарочного просить сделать потише. В городе было две гостиницы – Беломойкина и Порозенкова. Переночевать в них стоило всего тридцать копеек. У Беломойкина на третьем этаже гостиницы был клуб с бильярдом, сигарками, кофе и ликерами в маленьких рюмках, а у Порозенкова зато порция котлет или селянки стоила всего тридцать копеек и к ней рюмка водки за пятачок, две пары чаю за двенадцать копеек и стакан глинтвейна для тех, которые «хочут свою образованность показать», за все те же три гривенника. Рядом с гостиницей Порозенкова был магазин, в котором торговали икрой, белорыбицей, табаком и фруктами. В красивом трехэтажном здании с часами находилась аптека, принадлежавшая в конце позапрошлого века Абрамовичу, а в начале прошлого – Натальсону.

72

Потомки его и сейчас живут в Васильсурске.

Была в Васильсурске и типография, и бумажная фабрика, которая производила до четырехсот пудов разных видов бумаги в сутки. Любая собака и даже кошка в Васильсурске скажет вам, что именно в клубе этой фабрики проходил шахматный турнир, устроенный великим комбинатором. Что же до остатков лестницы, по которой Остап спасался бегством, то в Васильсурске их больше как минимум на одну, чем в Козьмодемьянске.

В конце девятнадцатого века и в начале двадцатого, Васильсурск, благодаря красоте своих пейзажей, стал дачной Меккой для художников и писателей. Приезжали сюда на этюды и Репин, и Шишкин, писавший здесь корабельные сосновые рощи, и Левитан. Мало кто знает, что именно здесь, а не в Плёсе происходили события, описанные в чеховском рассказе «Попрыгунья». До семидесятых годов прошлого века на Покровской улице стоял неприметный, крашеный суриком дом, в котором жила Ольга Ивановна Дымова с художником Рябовским. Последний, как известно, имел прототип в лице друга Антона Павловича, Исаака Ильича. В первом краеведческом музее Васильсурска, разграбленном еще в двадцатые годы, кажется, даже была грубая деревянная тарелка из которой Рябовский ел щи. К сожалению, и сам дом не сохранился тоже. Его и почти всю Покровскую улицу с красивыми купеческими домами, спускавшимися с вершины холма к Волге, разрушил оползень семьдесят девятого года. Теперь по обеим сторонам бывшей Покровской улицы, успевшей побывать при советской власти и Октябрьской, и улицей Имени 25-летия Революции, растут лопухи и крапива.

Приезжал отдыхать в Васильсурск и Горький вместе с женой и сыном. Здесь он писал «Фому Гордеева». Кроме жены и сына матерый человечище привез с собой огромные гусли, подаренные ему в каком-то из марийских сел. Бывало, надоест ему бумагу и чернила переводить, возьмет он гусли, заберется на самый верх холма и давай в три горла петь про то, как над седой равниной моря ветер тучи собирает, а между тучами и морем гордо реет… и тут как раз жена пришлет маленького Максимку звать буревестника к обеду.

Гусли Горького зачем-то уцелели и висят на стене нынешнего, третьего по счету, краеведческого музея. Правда, без струн. В музее тихо. Только половицы скрипят. Еще бы им не скрипеть, если деревянному зданию почти полтора века, а ремонт в последний раз делали тогда, когда на гуслях Горького были целы струны. Денег на ремонт… Как почти везде в провинции. Правду говоря, и сам Васильсурск теперь не город, а поселок городского типа. Просто поселок, которому в этом году четыреста девяносто лет. На его ремонт тоже нет денег. Жителей осталось в Васильсурске чуть больше тысячи. Это летом, когда приезжают дачники и возвращаются те, кто уезжал на заработки в другие города, а зимой не более шестисот. Медсестры, к примеру, едут в Москву ухаживать за лежачими больными. За месяц можно заработать тысяч тридцать. По местным меркам хорошие и даже очень деньги. Те, кто остаются… У Елены Сергеевны, экскурсовода в музее, зарплата минимальная. Четыре тысячи шестьсот рублей. Из этой зарплаты надо отдать полторы на оплату коммунальных услуг. Три тысячи и огород – вот все ее доходы. Иногда она выходит из музея на улицу и уговаривает местную молодежь пойти в музей на экскурсию. Бросьте, говорит, пиво – в музее интереснее. Денег за экскурсию не возьму. Бесплатно расскажу. Впрочем, и платно в Васильсурском музее, считай, бесплатно – пятнадцать рублей для взрослого и десять за ребенка. Редко, но бывает так, что идут, а чаще крутят пальцем у виска. На самом деле не крутят, а говорят. Интересуются ее психическим здоровьем. Она все равно их уговаривает.

Болеть ей нельзя. Лечить здесь особенно некому. Лечиться лучше в райцентре Воротынец, а он на другом берегу Суры. Туда, конечно, ходит паром летом. Раз пять, кажется, за день. Паром частный. Билет стоит сто рублей в один конец. Не наездишься. Не то что раньше, когда билет до Нижнего на «Метеоре» стоил трешку. Зимой паром не ходит. Зимой сотрудники местного отделения МЧС проверяют крепость льда и ставят там, где можно идти, еловые ветки. Вот по этим вешкам васильчане и переходят Суру. Там километра два или около того. Это, с одной стороны, плохо, а с другой – хорошо. Если бы не Сура, то оставшихся в поселке семь десятков детей возили бы на автобусе в Воротынец, а школу закрыли.

Музей находится в одном здании с поселковым домом культуры. Они дружат. У дома культуры история болезни почти такая же, за исключением танцев. Танцы – это основной источник доходов. Билет на танцы стоит двадцать рублей. Вчера на танцы пришло двадцать человек. За сезон Анна Федоровна, директор дома культуры, мечтает набрать денег, купить два десятка килограммов краски и покрасить пол в фойе, где проходят занятия детской танцевальной студии. Она просила у администрации десять тысяч на ремонт туалета. Не дали. Не дали денег и на костюмы детям. Но она не унывает. Анна Федоровна сама сшила им костюмы из… да буквально из ничего и сшила. Красиво получилось. Теперь на каждый танец у детей новые костюмы. Вместе с библиотекой дом культуры и музей дают театрализованные бесплатные представления. В школе, в поликлинике, в доме милосердия, где живут одинокие пенсионеры из Васильсурска и района. Дети танцуют, Елена Сергеевна рассказывает об истории Васильсурска, а библиотека придумывает сценарии выступлений. Еще и хор «Сударушка» поет. Он, правда, за последние годы сильно поредел. Поумирал, считай, почти наполовину. Жаль пристани нет. К пристани бы причаливали теплоходы с туристами. Вот как в Козьмодемьянске [73] . В Васильсурске и рыба, и ягоды, и грибы куда как дешевле и лучше, а уж про красивые пейзажи и говорить нечего. Рыба у них еще ого-го какая. Оно, конечно, не стерлядь… Но щуки бывают пудовые. Крокодилы, а не щуки. Только бы пристань для туристов построить, а они уж и расскажут, и споют, и станцуют, и денег на ремонт музея и краску для полов танцевальной студии заработают.

73

Козьмодемьянск, с его средней зарплатой в десять тысяч, представляется из Васильсурска землей обетованной.