Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 1

– Так или иначе, вам, молодым повесам, он ее вряд ли уступит. Господин Иё-но сукэ и сам имеет немало достоинств, к тому же, судя по всему, знает себе цену.

Так беседовали они о том о сем, и вот, улучив миг, Гэндзи спрашивает:

– Но где же она теперь?

– Женщины должны были спуститься в нижние помещения. Но похоже, кое-кто остался здесь, – отвечает хозяин.

Наконец захмелевшие гости заснули, расположившись на галерее, и в доме стало тихо. Только Гэндзи не мог уснуть и лежал, сокрушаясь о том, что и эту ночь ему предстоит провести «в одиночестве праздном» (14). Но вот слух его уловил неясный шорох за северной перегородкой: «Верно, там она и скрывается». Подстрекаемый любопытством, Гэндзи поднялся и, затаив дыхание, приблизился к перегородке. Он услышал голос того самого отрока, о котором они говорили с правителем Кии, по-мальчишески ломающийся и вместе с тем довольно приятный голос.

– Где же вы? – зовет мальчик.

– Я здесь. Гостя уже устроили почивать? Я боялась, что он окажется слишком близко, но, по-видимому, мои опасения были напрасны, – отвечает женщина. Ее глуховатый сонный голос очень похож на голос мальчика и, догадавшись: «Это сестра его», Гэндзи напрягает слух.

– Гостя поместили в передних покоях. Наконец-то я увидел его своими глазами. Молва не обманывает, он и в самом деле прекрасен, – шепчет мальчик.

– Будь сейчас день, я бы тоже постаралась разглядеть его потихоньку, – сонно бормочет женщина. Голос ее звучит приглушенно – очевидно, она прикрыла лицо рукавом.

«Какая досада! – сетует Гэндзи. – Могла бы по крайней мере еще что-нибудь спросить».

– Я лягу здесь. О, как темно! – говорит мальчик, по всей видимости поправляя фитиль. Ложе женщины скорее всего расположено в самом дальнем углу за перегородкой.

– А где же госпожа Тюдзё? – спрашивает женщина. – В доме словно ни души, страшно одной.

Слышно, как откликается одна из устроившихся неподалеку от галереи прислужниц:

– Спустилась в нижние покои умыться. Сказала, что тотчас вернется.

Но вот, кажется, все и уснули. Отодвинув засов, Гэндзи обнаруживает, что с той стороны перегородка не заперта. У входа стоит занавес, тусклый огонь светильника освещает расставленные повсюду сундуки, похожие на китайские, небрежно разбросанные вещи. Переступая через них, Гэндзи проходит внутрь и, заметив, что у противоположной стены кто-то лежит, сразу же направляется туда. Женщина недовольна, что ее потревожили, но, до тех пор пока Гэндзи не откидывает прикрывающее ее верхнее платье, продолжает пребывать в полной уверенности, что вошла та самая дама, которую она звала.

– Вы ведь, кажется, звали Тюдзё? [30] Неужели услышаны наконец мои тайные молитвы? Или мне только почудилось? – говорит Гэндзи, но женщина по-прежнему ничего не понимает. Испугавшись, что в дом прокрался кто-то чужой, она пытается закричать, но тщетно – платье, наброшенное на голову, заглушает голос.

– Не удивлюсь, если вы подумаете, что меня привела сюда случайная прихоть, и не поверите в мою искренность, – нежно шепчет Гэндзи, – но знали б вы, как давно стремится к вам мое сердце, как долго ждал я возможности открыть вам свою душу, и вот наконец… Ужели столь долгое ожидание не убедит вас в глубине моих чувств?

30

Вы ведь, кажется, звали Тюдзё? – Женщина звала свою прислужницу, госпожу Тюдзё. Но в чине тюдзё был и Гэндзи. Воспользовавшись этим обстоятельством, он решил сделать вид, будто просто поспешил на зов

Право, злобный демон и тот не посмел бы обратить на него свой гнев, что же говорить о слабой женщине? Растерявшись, она не находит в себе сил крикнуть: «Помогите, здесь чужой!»

«Я не должна, это невозможно», – в отчаянии думает она и лепечет испуганно:

– Боюсь, что вы принимаете меня за другую…

Голос ее тише вздоха. Несчастная вот-вот лишится чувств, и вид ее внушает невольную жалость. Вместе с тем она так трогательно-прелестна в своем замешательстве, что Гэндзи чувствует себя окончательно плененным:

– О нет, безошибочный голос сердца привел меня сюда, и не стоит притворяться, будто вы ничего не понимаете. Я ни в коем случае не хотел бы показаться вам бездумным повесой. Просто почитаю долгом своим хоть отчасти высказать чувства, которые до сих пор таил в глубине души, – говорит Гэндзи.

Женщина столь мала и хрупка, что он легко поднимает ее и, нежно прижимая к груди, направляется к перегородке, но тут появляется та самая Тюдзё, которую ранее призывала к себе госпожа.

– Ах! – восклицает Гэндзи, и дама принимается испуганно шарить по сторонам, но, ощутив, что воздух вокруг напоен необычайным благоуханием, которое словно проникает в поры на лице, тут же обо всем догадывается и, ошеломленная своим открытием, замирает в растерянности, не в силах вымолвить ни слова. Будь перед ней простой человек, она немедля вытолкала бы его без всяких церемоний. Впрочем, и тогда не удалось бы избежать пересудов, и что сталось бы с госпожой? Вне себя от волнения, она следует за Гэндзи, а он, не обращая на нее ровно никакого внимания, проходит за полог в глубине покоев и, задвигая за собой перегородку, молвит:

– Приходите за госпожой на рассвете.

Сама же госпожа готова расстаться с жизнью от одной лишь мысли: «Что могла подумать Тюдзё?» Холодный пот струится по ее лицу, тяжкие вздохи теснят грудь. Подавив жалость, шевельнувшуюся было в его сердце, Гэндзи по обыкновению своему старается тронуть ее нежными, чувствительными речами – и где только берет он слова такие? – но женщина слишком напугана.

– О нет, это не может быть явью, – говорит она. – Да и смею ли я поверить, что внушила вам глубокое чувство? Ведь я столь ничтожна… Увы, каждому свое…

Непритворная досада звучит в ее голосе, и Гэндзи становится стыдно. Растроганный, он принимается утешать ее рассудительно и многословно:

– Да, я слышал, что люди принадлежат к тому или иному сословию, но, признаться, я настолько еще неискушен,, что не очень хорошо понимаю, какая меж ними разница. Досадно, что вы сочли меня обычным повесой. Вы не могли не слышать обо мне и должны знать, что не имею я склонности к безрассудствам, обыкновенно юности свойственным. Сюда же привела меня сама судьба. Неодолимая сила влечет меня к вам, и я не боюсь даже вашего презрения. Увы, я и сам не знаю…

Но женщина упорно молчит. Да и может ли она оправиться от смущения, видя рядом с собой прекраснейшего из мужей? «Пусть я покажусь ему черствой, нечуткой, по крайней мере он сочтет меня недостойной своих притязаний и оставит в покое», – думает она, и напрасно старается Гэндзи смягчить ее сердце. Обычно кроткая и уступчивая, женщина принуждает себя проявить несвойственную ей твердость – она подобна бамбуковой ветке, которая гнется покорно, но не ломается. В конце концов, недовольная собой, удрученная упорством Гэндзи, женщина дает волю слезам. Печаль ее столь трогательна, что нельзя не принять в ней участия, но «разве лучше было бы вовсе не видеть ее?» – думает Гэндзи.

– Для чего отвращаете вы от меня свой взор? – пеняет он ей, потеряв надежду ее утешить. – Постарайтесь привыкнуть к мысли, что наша случайная встреча предопределена судьбой. Вы не можете быть вовсе не сведущи в делах мирских. Не пытайтесь уверить меня в противном.

– О, когда б ваше сердце открылось мне раньше, чем определилась моя злосчастная судьба! – отвечает женщина. – Тогда, быть может, я и стала бы тешить себя пустыми надеждами – мол, «увидимся после…» (15). Но теперь… Поверьте, одна лишь мысль об этой мимолетной, случайной встрече повергает меня в безысходное отчаяние. Постарайтесь же не обмолвиться никому, что «в доме бывали моем…» (16).