Повесть о хлорелле

— Вы ни словом не обмолвились в письмах… Я узнаю об этом впервые.

Александра Александровна печально кивнула головой. «Сказать ему правду и огорчить его или, как всегда, промолчать? Нет, время, пожалуй, поговорить откровенно, так будет лучше».

— Вы никогда не спрашивали, чем я занимаюсь и на что уходит мое время. Я с удовольствием узнавала, что делаете вы и какие планы вас занимают… И время и труд не прошли для меня без пользы, я, как и вы, приглашена консультантом на обсуждение вопроса о реконструкции рыбоводного завода. У вас много оснований для тревоги, дрожите, профессор, я буду беспощадна. — Она усмехнулась и с оживлением, так мало вязавшимся с печальным выражением ее лица, сказала:

— Возобновим, Самсон Данилович, былую традицию, пойдем сегодня в театр… На этот раз билеты купила я.

Александра Александровна многозначительно улыбнулась, он ответил ей взглядом, выражающим раскаяние.

Двадцать лет назад они встретились у здания театра. Она стояла у дверей и кого-то поджидала. Завороженный видом голубоглазой красавицы, Свиридов подошел к ней и сказал:

— Разрешите проводить вас в театр, у меня лишний билет.

Она зарделась от смущения и спросила:

— Вы артист?

Людей этой профессии она особенно опасалась.

— Нет, — ответил он, — хотел им стать, но не привелось. Я — ботаник.

— Спасибо, — сказала девушка, — я жду знакомого, и он скоро придет.

Он взял ее под руку.

— Ваш знакомый плохой кавалер, — убеждал он ее, — до начала спектакля осталось пять минут.

Девушка сделала попытку возразить ему, но он настаивал на своем.

— Не упрямьтесь, я ничего дурного вам не сделаю.

Ни тогда, ни когда-либо позже Свиридов так и не узнал, сколько страха и тревог он вселил в сердце девушки. Доверчивая и простодушная, она рано узнала, какую опасность для нее представляет ее красота, и на нескромные посягательства отвечала пугливой настороженностью.

Упирающуюся и смущенную он провел ее в театр и усадил возле себя. Долгое время девушка оставалась неподвижно напряженной, на вопросы не отвечала и не сводила глаз со сцены. Только под конец спектакля она сказала:

— Вам будет скучно со мной, я умею больше слушать, чем говорить.

— А я, наоборот, склонен больше говорить, чем слушать, — последовал успокаивающий ответ.

Свиридов не обманул ее. Его замечания об игре артистов, об искусстве режиссера и художника понравились девушке. Он говорил с ней, как с равной, без малейшего желания поучать. Еще нравилась ей его непосредственность и умение тонко шутить.

К концу спектакля ее скованность прошла, и она чувствовала себя с ним легко и непринужденно.

Они стали друзьями, и в дни его приезда в Москву отправлялись в тот театр, где некогда встретились впервые. Сегодня Александра Александровна решила возобновить былую традицию и, кстати, вернуть подаренный ей тогда билет.

— Вы не возражаете? — с лукавой усмешкой спросила она. — Говорят, долг платежом красен… Завтра пойдем во Дворец культуры автозавода. Там выступают наши писатели, вам будет интересно их послушать. Давно мы с вами не были на балете. Вы когда-то любили «Бахчисарайский фонтан», его дают послезавтра.

Вечером в антракте Самсон Данилович спросил Александру Александровну:

— Почему вы вдруг стали изучать ботанику и главным образом водоросли?

Они бродили по фойе в поисках места, откуда удобно разглядывать движущуюся по кругу публику. Оба жадные до зрелищ, они могли подолгу рассматривать лица и говорить о характерах, слабостях и страстях людей.

— Я интересовалась и многим другим, — ответила она, рассеянно глядя по сторонам. Здесь и гуще весело настроенных людей, в первый день встречи после долгой разлуки, не хотелось ни говорить, ни вспоминать о былых печалях. — К чему вам это знать? Я надрезала луковицы гиацинта и размножала их таким образом, пробовала выращивать цветы в песке и в опрокинутых вазонах…

Что это — шутка? Или она, в самом деле, всю жизнь следовала в его поисках и блужданиях за ним?

— Я изучаю хлореллу двенадцать лет, — недовольная, что ей мешают рассматривать публику, продолжала Александра Александровна. — Готовлюсь проделать интересную работу. Достаточно это вам? Поговорим о ботанике в другой раз, после совещания в главке.

Теперь лишь он понял, почему она в своих письмах расспрашивала об удачах и неудачах в экспериментах, о приемах работы, о методике. Ее выписки из иностранных журналов и присланные комментарии к ним обнаруживали солидное знание предмета. Как можно было этого не заметить?

Заседание в главном управлении отложили на день, и друзья успели побывать в спортивном клубе, где вернувшиеся из Вены чемпионы мира и Европы — штангист легчайшего веса Фархутдинов, полулегкого — Чимишкян и легкого — Иванов удивляли публику своим искусством. Александра Александровна познакомилась с ними и представила им профессора. Усталые и довольные, возвращались старые друзья в гостиницу, и вдруг ей вздумалось увезти его на балет. Никаких отговорок, они успеют еще увидеть последний акт, «Золушка» Прокофьева этого стоит. Не спрашивая его согласия, она попросила шофера повернуть.

— Вы и к мужу так немилосердны, как ко мне? — не скрывая своего недовольства, спросил он.

В машине нельзя было разглядеть ее лицо, но Свиридов почувствовал, как дрогнула ее рука, услышал знакомый вздох и немного погодя приглушенный ответ:

— У меня нет мужа. Я только к вам немилосердна.

— Давно вы его потеряли? — невольно перегнувшись, чтобы разглядеть ее, сочувственно спросил Свиридов. Он ничего не увидел, но почему-то почувствовал, что за ее ответом кроется нечто серьезное.

— Мне некого было терять… Я не была замужем…

— Почему? — удивился он, и тут же сообразив, что вопрос мог показаться нескромным, шутливо добавил: — Вы, кажется, не давали обета безбрачия…

Разговор был прерван, когда машина остановилась у театра, и возобновился на обратном пути. Обогнув Петровку, Свиридов под руку вел ее по Кузнецкому мосту. Было начало двенадцатого. Только что прошел дождь, и мокрый асфальт, отсвечивая алыми, желтыми и зелеными огнями фонарей и вывесок, казался пучиной, в глубинах которой жил своей жизнью другой, неведомый город. Неспокойные улицы замирали, автомашины, словно тени, скользили по мостовой, внезапно появляясь и исчезая. Редкие прохожие куда-то спешили, все точно условились дать тишине овладеть городом.

То, что Самсон Данилович узнал, не давало уже ему покоя. При других обстоятельствах он не стал бы продолжать неприятную для его спутницы беседу. Чувство меры изменило ему, и не хватило сил помолчать.

— Почему вы не вышли замуж?

— У вас была возможность спросить об этом раньше, — высвобождая свою руку из его руки и замедляя шаг, ответила она. — Хотите знать правду? Вы мне мешали.

Он никогда не отговаривал ее выходить замуж. У них не было об этом разговора.