Повесть о лесах

– Каждому это известно, - сердито ответил Федор.
– Любому дураку ясно. Что ты нас спозаранку учишь!
– Он в сердцах ударил топором по бревну, косо срезал слой, отшвырнул топор, плюнул и закричал: - Не гуди под руку! Из-за тебя бревно покалечил, старый черт! Нам работа, а ему, видишь, побаски, развлечения! Профессор какой! Иди лес свой стереги. А мы и без тебя управимся, без твоей науки. Небось полено расколоть не может, а суется указывать!

– Это ты еще не подрос - так со мной разговаривать, - спокойно ответил Евтей, затоптал самокрутку и встал.
– Я те покажу, как дрова умею колоть.

Он обернулся к Иллариону:

– Давай топор!

– Чего ты?

– Топор давай, говорю! Надо спесь с Федора малость сшибить.

– Это как?
– спросил озадаченно Федор.

– А вот так! По часам. Часы есть?
– спросил Евтей у Леонтьева.
– Ты гляди, сколько кто из нас за полчаса стешет. А потом проверим по мерке и на глаз, у кого чище работа.

– Это ты брось, друг, - строго сказал Федор.
– За каждое бревно я в ответе - не ты. Ты мне здесь игру не устраивай! Здесь не ярмарка.

– Значит, смущаешься? Не осилишь?

Федор мельком, но презрительно посмотрел на Евтея:

– Ох и распетушился ты, дед! Прямо наскакиваешь.

– Я не таких плотников, как ты, переплевывал, - сказал Евтей и снял старый пиджачок.
– Знаменитости из себя не строй.

– Проучить тебя надо, вот что!
– гневно ответил Федор. Только потому и берусь. Ну, давай! Становись!

– Вот-вот!
– закричал Евтей, засучивая рукава рубахи. Давай!

Он поплевал на руки, подбросил топор, поймал его на лету и звонко ударил по дереву. Полетели смолистые щепки. В ту же минуту ударил и Федор.

Чем дальше, тем яростнее работали Евтей и Федор. Щенки летели все чаще. Одна из них больно ударила Леонтьева по руке. Он отступил. Илларион, приоткрыв рот, смотрел на Евтея.

Федор бил стремительно, нахмурившись, дышал трудно, со свистом. Евтей ухал и покрикивал:

– Так-то, касимовские! Так-то!

Леонтьев следил за этим стремительным состязанием. Стук топоров все учащался, сливался в тугую дробь. Леонтьев не сразу заметил, что позади собрались рабочие и подошли Баулин и Мария Трофимовна.

– Крой!
– кричали рабочие.
– Крой, Федя! Не отступай!

– Нас не перекроешь!
– хрипел Евтей.

– Ну и чешет старик! Вроде мотор!

Рабочие хохотали.

Баулин потянул за руку Леонтьева, но тот только замотал головой, - он не отрываясь смотрел на часы.

– Стой!
– закричал Леонтьев и поднял руку.
– Стой! Время!

Стук топоров оборвался. Евтей тщательно вытер рукавом потный лоб и сплюнул. Федор отбросил топор и дрожащими пальцами начал свертывать самокрутку.

– Вот, товарищ начальник, - сказал, отдышавшись, Евтей и обернулся к Баулину, - глядите, кто больше да лучше стесал. Ваше слово решительное.

Все притихли.

– Чего там смотреть!
– хрипло сказал Федор, ни на кого не глядя.
– И так видно. Твоя взяла, дед. Удар у тебя верный.

– Давай руку!
– воскликнул Евтей.
– Я хоть и стар, а кое-чем располагаю.

Евтей и Федор протянули друг другу руки.

– Вот и хорошо!
– засмеялся Евтей.
– Я тебе отныне мешать не стану. Ни-ни! Ни капельки! Ты, Федор, своего дела, конечно, артист, только больно горяч.

– Ладно уж!
– согласился Федор.
– Приходи-ка к завтрему. Еще раз померимся.

– Прийти можно. Мне вот охота и с Илларионом схватиться.

– Куда уж там!
– смущенно пробормотал Илларион.
– Мне бы свою норму обтесать - и то спасибо.

– Неужто меня не осилишь?
– спросил Евтей.

Илларион снял шапку, поскреб в затылке, подумал:

– Это как сказать... Может, и осилю.

– Куда тебе, Илларион!
– снисходительно заметил Федор.
– Против меня ты куда слабже. Не срамись.

– Это как сказать!
– повторил Илларион.
– Может, я и против тебя срамиться не соглашусь. Ты не суди, что я с наружности квелый. Я такой с малых лет.

– Растравил старик плотников, - сказал Баулин Леонтьеву, когда они вместе с Марией Трофимовной подошли к реке, чтобы посмотреть, как копер заколачивал в дно реки сваи.
– Такой задиристый, черт, никому не дает покоя!

Поглядев, как работает копер, Мария Трофимовна пошла вниз по берегу реки. Евтей доложил вчера в лесничестве, что километрах в четырех ниже плотины, на девятом кордоне, есть свежие бобровые норы. Надо было их осмотреть и отметить.

Леонтьев отправился вместе с Марией Трофимовной. Стук топоров вскоре затих и сменился стуком дятлов и журчанием воды около коряг. День был яркий, прохладный в тени. С листьев орешника брызгала роса. Река уходила в лес крутыми поворотами. На рудых песчаных ее берегах над омутами густо цвел меж сосен розовый вереск.

Долго шли молча - Мария Трофимовна впереди, Леонтьев сзади. Несколько раз Мария Трофимовна оглядывалась на Леонтьева, и он каждый раз усмехался про себя: вот он, простой объездчик, сопровождает Марию Трофимовну по своему кордону, и она каждую минуту может сделать ему замечание.

Так оно и случилось. Мария Трофимовна остановилась и сказала:

– Что ж это вы? Не заметили бобровых нор на своем участке? Евтей вас опередил. Вроде как Федора.

Леонтьев пожал плечами и промолчал.

– Посидим здесь на берегу, - неожиданно сказала Мария Трофимовна. Какая тут теплота! И тишина...

– Сказочная река, - сказал Леонтьев, садясь рядом с Марией Трофимовной.

– Да... сказочная.

Мария Трофимовна помолчала.

– Вы скоро уедете?

– Недели через две. Стерлигов выздоровел, на днях возвращается.

– А почему бы вам не остаться? Поживите у нас в лесничестве.

– В Ленинграде дела.

– Странно, - промолвила Мария Трофимовна.
– Совсем вы не похожи на делового человека.

– Да я и не деловой, - засмеялся Леонтьев.
– Я не так выразился. Просто в Ленинграде у меня работа. Времени у меня впереди мало, а я не сделал еще и половины того, что хочу... и могу, - добавил он неуверенно. В конце концов писатели не принадлежат себе. Они принадлежат всем.

– Значит, и мне?
– спросила Мария Трофимовна и улыбнулась.