Повесть о Морфи

Дэн успел окончить Вест-Пойнтскую военную академию, война дала ему майорские эполеты и командование одной из артиллерийских бригад Конфедерации.

Он посмотрел на Пола и покачал головой.

– Ты совсем не вырос, Морфи! – сказал он укоризненно. – С таким ростом тебя невозможно принять в армию. К тому же ты еще и близорук… Знаешь, что? Напиши президенту, что ты бывал в Европе, знаешь языки и хотел бы стать дипломатом. Люди там нужны. До свидания.

Пол ушел домой и написал лично президенту, предлагая свои услуги. Он упомянул о знании языков, о связях при европейских дворах, о том, как важно для Конфедерации добиться признания себя Европой как самостоятельной и суверенной державы…

Пришлось ждать долго. Шарль Мориан успел за это время уйти на фронт с луизианской бригадой стрелков генерала Хэя. Наконец пришел долгожданный ответ – секретарь Джефферсона Дэвиса ответил Полу коротким отказом.

Рука Джеральда Аллисона доставала далеко? Или собственная популярность обернулась против него?

Пол заперся в своей конторе на Роял-стрит.

Никто не нуждался в нем, перенести это было нелегко.

Война шла уже полгода.

* * *

Шла война, и южане выигрывали сражение за сражением. Борегар и Джонстон разбили северного генерала Мак-Дауэлля при Манассасе, в Виргинии. Остатки северян бежали в беспорядке до самого Вашингтона.

Бравый генерал Томас Джэксон по кличке Каменная Стена бил и гнал северян в долине реки Шенандоа.

Твердой линии фронта не существовало – наступления обеих сторон шли узкими языками. Боевые клинья южан входили в живое тело страны больнее и глубже, северяне несли огромные людские потери, неумение воевать обходилось им дорого.

Президент Авраам Линкольн призвал к оружию шестьсот тысяч человек и собирался призвать еще миллион.

Это не помешало южному генералу Роберту Ли разбить наголову северного главнокомандующего Мак-Клеллана, перейти реку Потомак и вторгнуться в Северные штаты.

Вашингтон был под угрозой войск мятежников, Линкольн переехал на Север. Мак-Дауэлль и МакКлеллан были отрешены от командования. Судьба Севера висела на волоске.

Так кончился первый год войны.

Жестокие, смелые, прекрасные наездники и стрелки, южане уверенно разбивали неумелые полки северных ремесленников, фермеров и эмигрантов. Они добились ряда блестящих побед, но положение их за этот год стало окончательно безнадежным.

Победить они не могли хотя бы потому, что запасы оружия и снаряжения были на исходе. Северный флот блокировал побережье, закупорив все южные порты.

Морская торговля с Европой и Южноамериканским континентом прекратилась полностью.

Серая форма сносилась, целые бригады щеголяли в синей одежде, отбитой ранее у северян. Не было сапог, спичек, мыла.

Мастерские, на скорую руку построенные в Атланте, Джорджия, выпускали никуда не годные ружья.

Пушки, полученные с Севера еще до войны, тоже износились и отказывались служить. Часто орудие взрывалось при выстреле, убивая и калеча прислугу.

– Одной опасностью меньше! – мрачно острили южане, когда орудие выходило из строя.

И тогда Север перешел в решительное наступление.

Его солдаты постепенно научились воевать, приобрели опыт и боевую сноровку. Но главное было не в этом.

Севером руководили трезвые политики, понявшие и усвоившие уроки первого года войны.

Теперь Север воевал по-другому: он воевал сапогами, мясными консервами, полевым телеграфом, сотнями миль новых железных дорог, построенных специально для того, чтобы обслуживать наступающую армию в синих мундирах.

Миллиарды долларов вошли в игру. Бездарные генералы могли проигрывать сколько угодно отдельных сражений – это ничего не меняло. Могучая машина богатого государства стояла за их спиной, ресурсы людей и вооружения были неисчерпаемы. И, как всегда бывает в таких случаях, у побеждающей стороны появились способные полководцы.

Последние феодалы с упорством отчаяния защищали проигранное дело, история была против них, мужество не помогало.

Оборванные солдаты Конфедерации угрюмо умирали под натиском превосходящих сил. Потери южан в боях стали крупными и все увеличивались, а резервов не было. В каждой семье Юга были убитые и искалеченные, недовольство быстро росло.

Первые военные неудачи подорвали мощь Юга. По всей стране начался ропот.

В эти трудные месяцы Пол Морфи жил с семьей в Новом Орлеане, в старом доме на Роял-стрит.

Он был окружен плотной стеной ненависти, его называли открыто «северянином», «изменником», «янки».

Старики, потерявшие сыновей на войне, грозились поджечь его дом и повесить его самого на первом фонаре.

Владельцы лавок бойкотировали миссис Тельсид и Эллен, приходилось покупать припасы в негритянских лавчонках на черном базаре.

Военные неудачи южан становились все упорнее, ропот в городах нарастал, становился опасным. Президент Дэвис отменил «хабеас корпус» – основной закон конституции о неприкосновенности личности, – тысячи недовольных и просто подозрительных заполнили городские тюрьмы.

Все складывалось так, что дожидаться развязки не приходилось. Поздним вечером Пол отправился в дом своих троюродных братьев – Эдмунда и Эдгара Хинкс. Их отец, Дэвид Хинкс, был смотрителем новоорлеанского морского порта и приходился кузеном судье Алонзо Mорфи. Эдгар Хинкс также работал в морском порту, занимая там важный пост.

Спустя несколько дней военный губернатор города выдал разрешение на выезд миссис Тельсид Морфи и двум ее детям, Полу, двадцати пяти лет, и Эллен, двадцати двух лет.

Семейству Морфи разрешался переезд в Гавану, на Кубе, на неопределенный срок. Они могли взять с собой наличные деньги и ценные вещи, но продавать недвижимость не допускалось.

Пароход «Васко да Гама» увез семейство Морфи на Кубу в бурную сентябрьскую ночь 1862 года.

Предосторожность оказалась излишней – через несколько недель Северный флот подошел с моря и блокировал устье Миссисипи. После короткой осады морская пехота северян пошла на штурм города. Новый Орлеан был взят без особых потерь. Джеральд Аллисон и его офицеры бежали в глубь страны.

* * *

Чудесная погода стояла на Кубе в эту осень.

Весело и беззаботно шумела блестящая Гавана, кубинские плантаторы делали прекрасные дела.

Даже к приватирам и каперам [12] воюющих сторон люди относились спокойно, считая их неизбежным коммерческим риском.

Один удачный рейс с избытком окупал потери. Нарядные, выхоленные сеньоритос [13] , дымя драгоценными сигарами, сидели в кафе и фланировали по солнечным улицам Гаваны.

12

Каперы и приватиры – частновладельческие корсары, аккредитованные правительством. Захватывая торговые суда, они стремились подорвать экономику противника.

13

Сеньоритос – барчуки, сыновья богатых родителей.