Повесть о падающих яблоках

Сероглазый взъерошенный парнишка, оказавшийся моим попутчиком, весь вечер не выпускал гитару из рук – всё напевал что-то да наигрывал. А когда я попросил спеть одну из песен Лёнчика, схватил мелодию сразу же, словно знал песню эту давным-давно. Сошел он глубокой ночью на маленьком, неприметном разъезде. Закинув гитару за плечо, махнул рукой на прощание.

«Пока-пока…» – донеслось в приоткрытое вагонное окно.

Песня вернула меня в родной город, в юность, в то время, когда всё было предельно просто: ночи – короткими, дружба – верной и вечной, а сны – цветными. Вот так же легко и Лёнчик сошёл на каком-то безымянном разъезде, на прощанье махнул рукой, и… поминай как звали! Может это он со мной попрощался? Говорят же, что душа наша на сороковой день покидает Землю, если все дела здесь закончены и все долги розданы.

Разволновавшись, я вскочил и высунулся в окно, но поезд давно уже набрал ход, и вагонные колёса всё повторяли и повторяли прощальные слова паренька с гитарой: Пока-пока… пока-пока… пока-пока…

Оглавление

Месть

Старенькое, видавшее виды зеркало, помутнело, потемнело, поднатужилось и, наконец-то, отразило меня неотразимого.

Да, что и говорить! Тёмно-синие джинсы поддерживались на изрядно отощавшем за последнее время заду, широким кожаным ремнём с тиснением. Белый свитер, связанный нежнейшими руками белокурой Анюты – личной секретарши Витька, из благородной пряжи и светло-коричневые «казаки» – из точно такой же кожи как и ремень, и тоже с тиснением.

Но даже такими эксклюзивными тряпками вряд ли кого сейчас удивишь – насытился народ тряпьём. Эх, если бы я таким красавцем лет десять назад из дому вышел, сенсация местного масштаба была бы обеспечена.

А впрочем, не всё так безнадёжно. В комплекте с фирменным прикидом был ещё бонус – было ещё лицо: трёхдневная благородная щетина, глаза…

Да. С глазами мне повезло, это факт. Где-то мне уже приходилось видеть такие глаза.

Журнал «Плейбой»? Реклама сигарет «Кэмэл»? Джордж Клуни?

Размышляя так, я щедро оросил свою никчёмную голову шанелевским «Эгоистом» и пришёл к выводу, что более всего я похож на Тома Круза.

«На сволочь ты похож. На тупую, мелочную, жестокую сволочь…».

Я произнёс это вслух, обращаясь к своему неотразимому отражению, которое вело себя нагло.

«Ничего-ничего, пусть видит, какого героя потеряла. Пусть локоточки начисто сгрызёт, если дотянется. Небось, тоже сейчас перед зеркалом крутится, романтический образ создаёт; такой, чтоб трогательно и, вместе с тем, независимо.

А твой образ создан! Иди, удивляй и уничтожай, – она-то думает, что окончательно опустившегося хлюпика увидит, пожалеть тебя собирается, в гуманность сыграть мечтает.

Любят они, бывшие, своих «бывших» жалеть. Чтобы потом за чашечкой чаю любимой подруге-стерве страдальчески шептать:

«Ужас, дорогая, просто ужас! Пока я была рядом – так ещё держался, а я ушла – и во что человек превратился… Ах, я места себе не нахожу, ведь это из-за меня…».

А подруга-стерва ей в ответ: «Да-да, дорогая, да-да, это так ужасно… Но ты не должна себя винить, видишь ли, в психологии есть такое понятие, как чувство ложной вины…

Но я так тебя понимаю… Ах, из-за меня никто так не убивался, никто…».

Чёрта с два, дорогая, не доставлю я тебе такое удовольствие!

Не хочу сказать, что во всём, но во многом я был согласен с лоснящейся мордой из зеркала, потому незамедлительно начал спектакль.

Действие первое: я вышел из подъезда и сразу же пожалел, что у меня нет зеркала заднего вида. А на то, что творилось сейчас за моей спиной, стоило бы взглянуть.

Они даже шелуху подсолнечную сплёвывать перестали. Вот-вот аплодисменты грянут. Может быть, подождать? Оглянуться?

Но я же весь из себя мистер Спешащий, поэтому для добавочного выброса адреналина – руку легко в сторону, так чтоб золотое сияние «Rolex» слегка их ослепило, не совсем, а слегка – минут на пять.

Пока ум, честь и совесть нашего двора часто-часто моргали слезящимися глазками, я небрежно открыл дверцу жемчужно-серой иномарки.

«Ну, как вы там, девчонки? Грымзы старые. Уже жалеете своих дочурок, педагогов и психологов, которые не за меня, плохого мальчика, выскочили замуж?»

За спасительной тонировкой стёкол авто, я вздохнул с облегчением: действие первое прошло успешно. Хотя… Наверное, нельзя так со старушками, возраст, знаете ли… Давление там, сердечко… пульс частит.

Мне предстояло сыграть действие второе, в котором и развернутся основные события.

Я – Лёшка Зотов, тридцати восьми лет от роду, по образованию – инженер, русский, чуть не отдавший Богу душу пять лет назад от банального приступа аппендицита, найденный у пивного ларька однокурсником Витькой Щукиным и им же – Витькой, доставленный в больницу, и им же устроенный впоследствии на работу, в им же созданную туристическую фирму «Витур», ехал на встречу со своей бывшей женой, и, как и было задумано, опаздывал ровно на пятнадцать минут.

Что-то подсказывало мне, – не уйдёт, дождётся, иначе, зачем бы она позвонила на прошлой неделе и попросила о встрече, да так, будто мы расстались не шесть лет, а шесть дней назад.

Так оно и было. Припарковав машину у обочины, я сразу увидел её, одиноко сидящую за столиком летнего кафе на набережной.

Чашка кофе, пепельница.

Когда это она курить начала, интересно. Раньше даже запаха табака не выносила – мне приходилось на лестничной клетке дымить. И ждёт, судя по пепельнице полной окурков, давно. Волосы гладко зачёсаны назад – без всяких наворотов. Минимум косметики или… или очень дорогая косметика, которую только при тщательном рассмотрении можно заметить, а она всегда только такой и пользовалась.

Хочешь женщину обидеть, – скажи ей: «Какая красивая помада у Вас…» Она обидится и сочтёт тебя полным болваном. А если сказать: «Вы выглядите великолепно!», получишь в ответ улыбку. Многообещающую улыбку.

Во всём облике Наташи, в том, как она сидела, сгорбившись, как равнодушно смотрела перед собой в никуда, чувствовалась какая-то усталость, обречённость что ли…

Я усомнился в затеянном мной маскараде и уже не знал, хочу ли я мстить. В этот момент она повернулась:

– Алёша? Ты?!

А вот сейчас спокойно, Зотов. Собрался внутренне, улыбнулся, кивнул, присел.

– Конечно, я. А ты разве ещё кого-то ждёшь?

Постарела. Нет, пожалуй, устала… Нет блеска в глазах, лоска прежнего.

Всё-таки, постарела. И устала тоже. Шутка ли – шесть лет прошло.

Погасла она, вот что. Как я сразу не понял. Погасла Наташка. Нет свечения больше ни в глазах, ни в волосах… Потускнело всё.

Сколько раз я себе представлял эту встречу, сколько раз снились мне её удивлённые глаза и слёзы, слёзы в этих глазах, и я – неприступный и холодный, но вежливый.