Повесть о Симеоне суздальском князе
Шрифт:
— Отдай оружие! — вскричал князь Борис.
"На, возьми его! — отвечал Симеон и гневно кинул к ногам его свой меч и свое копье. — Безумный князь! гибель над твоей головой, а ты скачешь по болотам за цаплями! Симеон не ходил по-твоему челобитничать о чужом наследстве у хана, а отнимал у тебя честным боем свое наследие. Я пришел к тебе мириться — мириться в час общей погибели! Не требую твоего привета и ласки — не гордись и знай: ты и я — мы погибли оба!"
— Что ты смеешь говорить мне, бродяга?
"Господи! Пошли мне духа кротости! —
— Вижу, что ты пришел с покорною головою, Симеон, — сказал Борис, успокоенный поступками Симеона. — Теперь, здравствуй!
"Здравствуй, раб князя Московского!" — отвечал Симеон, презрительно усмехаясь.
— Как? Ты смеешь мне сказать?..
"Поезжай скорее в свой дворец и встречай послов московских. Они теперь уж, верно, в Нижнем и привезли тебе подарки от хана".
Борис побледнел и оглянулся на своих воинов.
— Где Румянец? — вскричал он. — Где Белевут? — и затрепетал, не видя их. Общее смущение видно было на всех лицах. — Симеон! ради Бога скажи: что ты говорил мне? Какие послы? Какие подарки?
"Ох! князь Борис! И ты хочешь княжить в такое время? Он и не знает, что у него делается! Вот теперь-то спознаешь ты, кто тебе был враг настоящий и чего тебе беречься! Поедем скорее в Нижний — я все расскажу дорогою".
Он повернул коня. Безмолвно следовали за ним Борис и все охотники; с ними смешалась дружина Симеонова.
— Объясни мне, князь Симеон, — сказал наконец Борис, — что такое ты говоришь?
"Легко рассказать, да каково-то будет тебе слушать: ты уже не князь Нижнего Новагорода! Ты захватил мое наследие и не умел удержать его. Мне обещал отдать его хан Тохтамыш, отдал тебе, а теперь подарил князю Московскому".
— Князю Московскому!
"Подарил, и с придачею Мещеры, Тарусы, Городца и Мурома. Хочешь ли ты ему отдать Нижний?"
— Я? Нет! Никогда!
"Давай же руку, князь Борис, — я с тобой! Подкрепи Бог твою храбрость, а не то дай мне управиться и с Москвою и с ханом!"
Борис молча подал руку. Забытое воспоминание родства как будто растрогало его сердце. Он пожал руку Симеона.
"Жива ли княгиня моя?" — спросил Симеон изменившимся голосом.
— Жива и здорова.
"А дети мои?"
— Здоровы.
"А брат Василий?"
— Также.
"Где же они? В тюрьме?" — спросил дрожащим голосом Симеон.
— Нет! — отвечал Борис, скрывая свое смущение. — Княгиня твоя и дети живут сохранно в Георгиевском тереме, а князь Василий в Городце… под стражею…
"Бог с тобой, дядя! Сколько зла сделал ты нам твоею окаянною жадностью. — Симеон утер слезу. —
Но что было, то было, и кончено!" — примолвил он задумчиво.— Князь Симеон! Я отдам тебе Городец и Суздаль.
"Спасибо! Щедро даешь, да еще дадут ли тебе самому хоть посмотреть на твой Городец!"
— Вместе души, вместе руки, — и Бог станет за правых!
"Правых, князь Борис? Ты сам себя осуждаешь! Но слышишь ли ты — что там такое делается?"
— Кажется, бьют в набат на Спасской колокольне! О Господи! защити нас!
Быстрее прежнего поскакали они в город.
"Не думал я, что так скоро отзовется здесь голос хана! — сказал Симеон. — Видно, и москвичи медлили не далее моего. Поспешим!"
Они взъехали на пригорок, с которого открылся им весь Нижний Новгород. По всему заметно было, что в городе большое смятение. Уныло отдавался набат, хотя нигде не видно было пожара. Народ бегал по улицам. Воины, полуодетые, бежали из домов своих. Борис и Симеон въехали в город и смешались с толпами народа. Напрасно спрашивали они, что такое сделалось — никто не знал. Все были испуганы набатом и спешили на площадь.
Там толпы народа уже сбежались со всех сторон. Воины нижегородские стояли рядами. Перед ними на коне был Румянец и что-то горячо говорил им. Увидя Бориса, он остановился в смятении…
Ни один человек в Нижнем Новгороде не оставался спокоен. Народ любит бежать на всякий шум, а теперь еще более все взволновались, видя, что в городе сделалось что-то необыкновенное. Набат, воины, собранные рядами у дворца — все было непонятно нижегородцам. Говорили, что татары подступают к городу; что Симеон пришел к Нижнему с войском — кричали, спрашивали, отвечали и не знали, что такое говорят. Жены, дети стояли подле ворот домов своих и нетерпеливо преследовали встречного и поперечного вопросами: "Что там такое, родимый, сделалось?"
У Некоматова дома была толпа его челядинцев, стариков, старух, детей. Разинув рты, смотрели они на волнение, когда подскакал к ним воин на борзом коне и в светлом шеломе.
"Дома ли гость Некомат?" — вскричал он.
Изумленные зрители не знали, что сказать ему.
"Верно дома!" — сказал воин, спрыгнул с коня своего и побежал в светлицу.
— Ведь это боярин Димитрий? — говорили между собою свидетели неожиданного явления. — Откуда он взялся? Зачем он здесь?
Димитрий толкнул в двери светлицы; они были заперты. С лестницы терема тащилась старая няня Ксении.
"Где гость Некомат, старушка?" — спросил Димитрий.
— В саду, батюшка, — отвечала няня, — прикажешь позвать его?
Но Димитрий не дослушал слов старухи и бросился в сад. Там, в углу между деревьями, увидел он старика. На коленях, нагнувшись к земле, закрывал Некомат пожелтевшими листьями дерев место, где заметно взрыта была недавно земля. Голос Димитрия заставил его содрогнуться. Он оборотился, испуганный, и не знал, что сказать ему.