Повесть о Скандербеге

Популярность имени Скандербега в Европе, слава о нем, докатившаяся к концу XVI в. до далеких от Албании Британских островов, привлекла к книге Барлетия внимание исследователей, и уже в XVII в. вокруг вопроса о достоверности этой книги началась полемика, продолжающаяся до наших дней. Полемика вокруг книги Барлетия прежде всего заставила его критиков и защитников для подтверждения своих доводов заняться разысканиями архивных и документальных данных о жизни и деятельности Скандербега; эти материалы собраны в настоящее время в количестве, достаточном для того, чтобы не только проверить Барлетия, но и восстановить в общих чертах подлинную биографию народного героя Албании.

Первым критиком Барлетия выступил в 1680 г. французский историк церкви Анри де Спонд, выразивший сомнение в достоверности некоторых фактов биографии Скандербега, сообщенных Барлетием, особенно в первых главах его книги. Анри де Спонд первый назвал Барлетия восторженным панегиристом Скандербега, а его книгу — далекой от исторической действительности. [319] Его соотечественник Жан Дюпонсэ, не возражая против обвинения Барлетия в несоответствии некоторых из сообщенных им фактов биографии Скандербега с исторической действительностью, пытался объяснить это спешкой, с которой Барлетию пришлось писать свою книгу. Однако Дюпонсэ считает, что далеко не все в биографии Скандербега придумано Барлетием; в доказательство этого он приводит некоторые документальные источники, например письма папы Калликста III. [320]

319

H. Spondanus. Annalium ecclesiasticorum eminent, cardinalis Caes. Baronii Continuatio, II. Lugdunus, 1678, стр. 107 и сл.

320

J. N. Duponset. Histoire de Scanderbeg Roy d'Albanie. Paris, 1709, стр. IX и сл.

Критика Барлетия, начатая де Спондом и некоторыми другими исследователями, была продолжена и развернута Биемми, который не только противопоставил Барлетию открытого им Антиварино, но и привлек значительный материал из сочинений современников Скандербега — его соотечественников (Франко), а также итальянских и византийских историков (Волатеррано, Понтано, Филельфо, Ринальди, Сагредо, Халкокондила и других).

Работы А. де Спонда, Дж. Биемми и некоторых других французских и итальянских ученых, наряду с распространением в европейских странах переводов книги Барлетия, привлекли к ней внимание еще более широкого круга ученых, среди которых появлялось все больше и больше критиков Барлетия. Его упрекали если не в сознательной подтасовке фактов биографии Скандербега, то в их чрезвычайном приукрашивании. Известный английский историк Э. Гиббон считал, например, что Барлетий «облек Скандербега в пышные и тяжелые одежды, разукрашенные многочисленными фальшивыми драгоценностями», [321] т. е. сделал его скорее театральным, чем действительным героем. Еще дальше пошел немецкий ученый Фойгт, автор монументальной биографии папы Пия II, сыгравшего в борьбе Скандербега с турецкой агрессией весьма непривлекательную роль. Упоминая об итальянском походе Скандербега, Фойгт не только называет книгу Барлетия «лживой» и полной «хвастовства», но и характеризует воинов Скандербега, способных якобы успешно воевать только у себя на родине, как «шайку разбойников», угоняющих скот, нарушающих правила гостеприимства. Вопреки историческим фактам Фойгт утверждает, что вмешательство Скандербега вообще не оказало никакого влияния на исход борьбы за неаполитанский престол. [322]

321

Е. Gibbon. The history of the decline and fall of the roman empire, VIII. London, 1903, стр. 135, прим. 36.

322

G. Voigt. Enea Silvio Piccolomini..., III, стр. 159, прим. 1.

Приведенные примеры показывают, как далеко заходили в своих выводах критики Барлетия и как далеки они бывали подчас от исторически справедливой оценки деятельности Скандербега.

В полемике вокруг книги Барлетия и ее героя значительное место принадлежит русским ученым, которыми был открыт и введен в научный оборот ряд новых документов о жизни и деятельности Скандербега.

Еще в 1844 г. профессор Казанского университета В. И. Григорович обнаружил в архиве сербского Хиландарского монастыря на Афоне важные документы, относящиеся к биографии отца Скандербега. [323] Больше же всего обнаружил и опубликовал документов о Скандербеге профессор Варшавского университета В. В. Макушев (1837-1883), работавший в архивах Милана, Венеции и других итальянских городов. [324]

323

В. И. Григорович. Очерк ученого путешествия по европейской Турции. Казань, 1848.

324

В. В. Макушев. 1) Исторические разыскания о славянах в Албании в средние века. Варш. унив. изв., № 5, 1871 (имеется отдельный оттиск); 2) Итальянские архивы и хранящиеся в них материалы для славянской истории. Сб. Отд. русского яз. и словесности Ак. Наук, VIII, № 4, 1871; 3) Исторические памятники. Monumenta historica slavorum meridionalium vicinorumque populorum, I. Varsava, 1874; 4) Историjски споменици jужних словена и околних народа. Гласник српског ученог друштва, II, 1882, Београд.

В работах Макушева следует отметить, однако, один, но весьма существенный недостаток: так же как де Спонд, Гиббон и некоторые другие западноевропейские ученые, он скептически относится к значению борьбы албанского народа с турецкой агрессией, стремится принизить роль Скандербега в этой борьбе, «разоблачить» его биографов. Относительно последних В. В. Макушев вслед за Гиббоном пишет, что «сподвижники Скандербега создали из него какого-то мифического героя древности», а «писатели позднейшие... повторили без всякой критики басни, сочиненные в XVI в.». [325] Столь ярко выраженная тенденциозность в характеристике важнейших источников биографии Скандербега, какими являются сочинения о нем его современников и соплеменников, в большой степени снижают ценность выводов В. В. Макушева из собранного им обильного документального материала, значение которого для исследователей жизни и деятельности Скандербега трудно переоценить.

325

В. В. Макушев. Исторические разыскания..., стр. 80.

После В. В. Макушева историей Албании попутно занимался еще ряд других русских славистов (П. А. Ровинский, В. В. Каченовский, И. С. Ястребов, А. М. Селищев). Всем им свойственна в той или иной мере панславистская (чаще всего просербская) тенденциозность, но их труды нельзя игнорировать из-за собранных ими ценных материалов о Скандербеге, как документальных, так и фольклорных. [326]

Полемика вокруг книги Барлетия, начавшаяся со спора о достоверности этой книги, в XVIII-XIX вв. перешла в спор об историческом значении борьбы албанского народа с турецкой агрессией, отразила отношение буржуазных западноевропейских и русских ученых к истории турецкого завоевания стран Балканского полуострова. Кровавый поток турецкой агрессии, несший народам юго-восточной Европы нищету, разорение и рабство, представляется некоторым из этих ученых «мирным врастанием» турок в завоеванные ими страны при отсутствии сопротивления со стороны покоренных народов. При этом обычно подчеркивается превосходство общественно-экономического строя Турецкой империи перед общественно-экономическим строем завоеванных ею народов. Эта антиисторическая и лженаучная концепция, получившая особенно широкое распространение в работах ряда современных реакционных ученых, не нова и не оригинальна. Еще византийские и итальянские историки XV в., напуганные падением Константинополя и крушением Византийской империи, страшась вторжения турок в Европу, пытались приуменьшить размер этой опасности, распространяя версию о «гуманизме» турок, об их чуть ли не «просветительной» миссии. Вот, например, какой «портрет» турецкого султана Магомета II, учинившего кровавую расправу над населением завоеванного им Константинополя, рисует очевидец этих событий — венецианский дипломат Николо Сангундино: «Нрава он меланхолического, роста среднего, вида почтенного. На лице его изображены свойственные ему человеколюбие и кротость, хотя он свирепствует против христиан из ненависти к ним. Ума он быстрого и проницательного... жизнь ведет воздержанную и умеренную до невероятности... не знает ни роскоши, ни чувственных удовольствий, ни чревоугодия, ни охоты, ни пляски, ни песен... не предается он по обычаям своего народа пирам и попойкам... Он находит возможным уделять время литературе и наукам... Его идеалы — Александр Македонский и Юлий Цезарь, описание подвигов коих он велел перевести на турецкий язык...» и т. д. и т. п.

326

И. С. Ястребов (Стара Сербия и Албания. Српска кральевска академиjа. Споменик XLI, разред 2. Београд, 1904, стр. 243), например, собирал материалы по истории Албании, знакомился в подлинниках с турецкими источниками для того, чтобы написать историю Скандербега, которому он успел только посвятить специальную главу в своей книге. Тем не менее в оценке сочинения Барлетия он — продолжатель Макушева. Не зная изданий книги Барлетия ранее 1573 г., Ястребов считает, что многие "противоречия, несообразности и очевидные басни", встречающиеся, по его мнению, в этой книге, были внесены в нее после смерти автора издателями. Он считает, что всего этого Барлетий не мог сделать уже потому, что был священником.

И этот безудержный панегирик В. В. Макушев, по книге которого цитируется приведенный отрывок, считает «верным портретом» султана Магомета, не замечая даже такого вопиющего противоречия этой характеристики, как аттестация в одной фразе султана «человеколюбивым и кротким», а в следующей фразе свирепым ненавистником «христиан». [327]

Приведенный пример иллюстрирует методы исследования не только В. В. Макушева, но и ряда других буржуазных ученых — критиков Барлетия, которые стремятся всеми возможными средствами, вплоть до использования явно враждебных по отношению к Скандербегу источников, снизить значение его борьбы с турецкими захватчиками.

327

В. В. Макушев. Исторические разыскания..., стр. 90-92.

В числе таких источников критиками Барлетия привлекаются подчас свидетельства врагов Скандербега из числа албанских феодалов, итальянских, византийских и даже турецких историков. В этих источниках критики Барлетия стараются найти свидетельства, компрометирующие личность и дела народного героя Албании, возглавившего борьбу своего народа за свободу и независимость. Однако даже беглое знакомство с некоторыми источниками, используемыми критиками Барлетия, убеждает нас прежде всего в их крайней тенденциозности.

Как можно, например, верить некоему Иоанну Музаки — албанскому князю, написавшему историю своего рода, цель которого — доказать исконные права дома Музаки на владение Албанией? Естественно, что Скандербег обрисован в этой книге как узурпатор. [328]

Еще более тенденциозны и несостоятельны сообщения турецких и туркофильствующих, а также и некоторых антитурецки настроенных византийских хронистов о Скандербеге, на которых также часто ссылаются критики Барлетия. В турецких источниках Скандербег выводится бунтовщиком и изменником, который восстал против воспитавшего его султана и за это был жестоко наказан. [329] Византийские историки, такие, как Георгий Франдзи из Константинополя, Критовул с острова Имброса, не скрывают своего презрения к «албанским дикарям», хотя и не могут скрыть своего удивления перед победами Скандербега, [330] а Лаоник Халкокондил из Афин, сочувствующий албанскому князю Георгию Арианити Комнену, тестю Скандербега, не скрывает своего враждебного отношения к последнему за его попытку ограничить права албанской феодальной знати. [331]

328

Генеалогию Иоанна Музаки см. в кн.: K. Hopf. Chroniques greco-romaines inedites ou peu connues. Berlin, 1873, стр. 270 и сл.

329

См. публикацию материалов из турецких хроник в кн.: J. Радониh. hypah Кайтриот Скендербег...

330

Critobulos Imbriotes. Libri quinque de rebus gestis Mechemetis II. Fragmenta historicorum Graecorum. Ed. Miiller, Paris, 1870.

331

L. Chalcocondylas. Historiarum libri decem. Corp. script, hist. Byzant. Ed. Bekker, Bonn, 1843.

Несмотря на предубежденность всех этих авторов, на их явное стремление умалить значение борьбы албанского народа за свою свободу и независимость, турецкие и византийские источники биографии Скандербега нельзя игнорировать: они дают иногда важный фактический материал, в них встречаются сведения, отсутствующие в других источниках. Так, например, у Франдзи имеется точная дата смерти Скандербега, у Халкокондила — описание взятия турками албанской крепости Светиграда, изобилующее подробностями, отсутствующими в других источниках.

Несколько сложнее обстоит дело с оценкой итальянских источников биографии Скандербега. Сюда относятся сочинения целого ряда его современников: Энея Сильвия Пикколомини (он же папа Пий II), [332] Джиованни Понтано, Паоло Джовио, Рафаеля Волатеррано, Антонио Сабеллико и некоторых других авторов. Все они сочувственно, а иногда и восторженно отзываются о Скандербеге, когда речь идет о его борьбе с турками; однако ни у одного из них не освещена двурушническая роль некоторых итальянских государств, в первую очередь Венеции и Неаполитанского королевства, в истории борьбы албанского народа с турецкой агрессией.

332

Упоминается всеми биографами Скандербега, начиная с Барлетия и кончая неизвестным автором русской повести.