Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей

— Это ничего не значит. Бывает, — поучающе ответила Вильма, — к вечеру может подняться. Мальчика нужно изолировать, сделать лабораторные анализы. Я, пожалуй, направлю его в город.

— В город? — изумился Волли.

— Да. В инфекционную больницу.

Вот так штука! Такого оборота Волли никак не ожидал. Город — это, конечно, интересно. Хуже, что в больницу. Но зато…

— Слушай, Вильма, — сказал Антс, — это не заразно?

— Кто ж его знает, — передернула плечами Вильма. — А ты что, испугался?

— Нет, но, если нужно доставить его в больницу, мы могли бы это сделать сейчас. Машина под окном. Ты будешь его сопровождать…

Ах, вот оно что! Этому Антсу никакого дела нет до Волли. Нисколько он о нем не заботится. Если бы Волли даже помирал у него на глазах, он все равно думал бы только о том, как ему прокатиться с Вильмой в город. Эх, люди, люди!..

— Едем! — решила Вильма.

— Я только выйду на минутку, — грустно сказал Волли.

— Да, да, обязательно! — кивнула головой Вильма. — Бедный мальчик!

Через несколько минут они уже мчались на небольшой машине отделения связи. Вильма и Антс весело болтали о своих делах, предвкушая в городе массу удовольствий. Шофер, занятый своим шоферским делом, лишь изредка вставлял словечко-другое в разговор пассажиров. А Волли молча мчался навстречу своей судьбе.

Он и не подозревал, что его приключения только начинаются.

Глава девятнадцатая, в которой жертва медицины помогает стройке

Когда машина остановилась у ворот инфекционной больницы, Волли вылезал очень долго и неохотно.

Не то чтобы он струсил — с чего бы? Просто ему не хотелось в больницу. Живот не болел. Совсем не болел, хоть тресни! Правда, Волли здорово проголодался, но это уже никак не назовешь болезнью.

«Ох, и погонят нас отсюда!.. — подумал он. — Уж лучше…»

Волли решил убраться подобру-поздорову. Ему казалось, что это совсем нетрудно: за всю дорогу Вильма ни разу даже и не взглянула на него. Но теперь, едва он попытался отстать от нее и улизнуть за ворота, медсестра схватила его за рукав:

— Ты куда? Инфекцию разносить? Пошли, пошли!

Так, за рукав, она и привела его к дежурному врачу. Врач, пожав плечами, сказал:

— Ну что ж, проверить можно…

Сначала все шло здорово: Волли осматривали настоящие врачи, няньки купали в роскошной ванне и нарядили в полосатую пижаму. Причем пижамы здесь выдавали всем одинаковые, одного и того же цвета и размера: Волли встретил в коридоре верзилу, которому штаны еле-еле доходили до колен. Зато самому Волли до колен доходили рукава, а штаны так и норовили отстать на ходу.

Но чем дальше, тем хуже шли дела. Волли заточили в изолятор, с решеткой на окне и с надписью «Тише! Говорить шепотом!» — словно Волли собирался громко сам с собой разговаривать. Лампочка под потолком была заключена в белый шар и светила тускло. Даже полосатая пижама тут стала казаться арестантской. И на обед принесли какой-то противный отвар да жидкую кашку. Тюрьма, да и только!

Совершенно непонятно, как люди выносят такое по нескольку дней и даже лет! Волли не был создан для одиночного заключения. Узники перестукиваются с соседними камерами, но для этого нужно знать азбуку Морзе. Вот что надо было учить, а не ботанику!

Вообще-то из тюрьмы многие узники бегают. Только плохо, что решетка сделана из таких толстых прутьев — попробуй разогни. На всякий случай Волли пощупал свои бицепсы и убедился: нет, не разогнуть решетку. И вообще, когда это он последний раз делал физзарядку? Даже и не вспомнишь. А еще собирался проделать все упражнения, которые выполняют космонавты!

Кто знает — может быть, когда-нибудь именно на Волли упадет выбор комиссии. Вот, скажут, находка: парень смелый, смышленый и места мало занимает!

Не откладывая дела в долгий ящик, Волли попробовал сделать стойку. Правда, стойка не очень-то удалась, но Волли стал упорно добиваться совершенства.

За этим занятием его застала санитарка, принесшая ужин. Она сказала, что так делать нельзя, что больным нужно болеть, лежать, а не ходить. Тем более на руках. Потом она вышла, чтобы принести чаю. А когда вернулась, то увидела, что больной больше не стоит на руках, а дремлет, уронив голову на стол рядом с пустой тарелкой.

Утром Волли взлетел в космос. После первого толчка ракеты последовал второй, еще более сильный, от которого кровать так зашаталась, что наш герой пробудился и понял, что он еще на земле, в больнице, где идет уборка. Могучая тетка мыла пол у Волли под кроватью. Она швыряла швабру под кровать, то и дело попадая в ножку койки.

«Ого! Прямое попадание!» — с уважением подумал Волли и зажмурился.

Когда все стихло, он приоткрыл правый глаз и увидел, что в его темнице все стоит на своих местах, а уборщица удаляется, бесшумно ступая мягкими тапочками. На ходу она поправила покосившуюся надпись: «Тише!»

Так начинался день. А сколько их было! Волли так затосковал, что даже написал письмо домой: увы, оказалось, что отправить его нельзя, все из-за той же «инфекции».

Анализы, разумеется, дали отрицательный результат. Поэтому Волли не выпустили, а начали делать эти анализы наново. С горя он спал, листал прошлогодние журналы, а чаще всего сидел у окна и сквозь решетку смотрел на город. За дорогой виднелась большая афиша кинотеатра, и Волли десятки раз перечитывал ее. Эх, выпустили бы его! Уж он бы здесь насмотрелся! Приехал бы в Метсакюла, как начал бы рассказывать…

Что-то там делается? И что еще ему будет? Ну, другие грехи, может, и простятся — не зря же он торчит в больнице, — а вот телеграмма…

Сейчас эта телеграмма лежала где-то на больничном складе в кармане штанов нашего героя. Но, конечно же, он твердо помнил ее содержание: «Ввиду отсутствия турбины и по ряду соображений стройку немедленно прекратите. Министерство просвещения». Там была еще чья-то подпись, но Волли забыл чья. Теперь, раз он увез телеграмму, стройка идет! Это хорошо, но только чем все это кончится для него?

С каждым днем на душе становилось все тоскливей. На четвертый день он дал себе слово никогда больше ни на какие болезни не жаловаться и начал придумывать для себя задачки по алгебре. Он их решал, но ответы всегда получались не такие круглые, как в задачнике, а какие-то несуразные. Без остатка ничего не делилось, в решении оказывались хитрейшие дроби и всякие глупости.

На пятый день ему принесли сразу два письма: родители желали, чтобы он скорее поправился. Андрес сообщал, что его последняя воля выполнена и все ждут его в школу.