Повесть о старых женщинах

— Джеральд!

Она подошла к кровати, прильнула обнаженной грудью к мужу и обвила его шею руками. Таким способом можно было разбудить Джеральда, не вызвав у него раздражения.

Снова постучали. Джеральд что-то пробормотал.

— Стучат, — прошептала она.

— Так открой, — сказал он сонным голосом.

— Я не одета, дорогой.

Джеральд посмотрел на нее.

— Набрось что-нибудь на плечи, детка! — сказал он. — Какая разница!

И вот она снова ведет себя как дурочка, несмотря на всю свою решимость!

Софья покорилась и выглянула, осторожно приоткрыв дверь.

Слуга средних лет, с бакенбардами, в длинном белом фартуке, изложил свое дело по-французски, и она ничего не поняла. Но слугу услышал из спальной Джеральд и ответил вместо нее.

— Bien, monsieur! [25] — сказал слуга и, поклонившись, удалился по темному коридору.

— Это Ширак пришел, — объяснил Джеральд, когда Софья закрыла дверь. — Я и забыл, что пригласил его позавтракать с нами. Он ждет в гостиной. Надень корсет и спустись, поговори с ним, пока я оденусь.

25

Хорошо, сударь! (фр.)

Он выскочил из постели и, как был в ночной рубашке, потянулся и громко зевнул.

— Мне идти? — переспросила Софья.

— Тебе, кому же еще? — сказал Джеральд с суховатой насмешкой, которая иногда звучала в его голосе.

— Но я не говорю по-французски! — возразила Софья.

— А я разве сказал, что говоришь? — еще суше ответил Джеральд. — Ты, как и я, отлично знаешь, что он понимает по-английски.

— Ну хорошо, хорошо! — прошептала она, поспешно уступая.

Очевидно Джеральд еще не до конца забыл о своем вполне законном вчерашнем недовольстве. Он тщательно разглядывал свою губу в зеркале шкафа а lа Луи-Филипп. Никаких боевых шрамов на его лице не осталось.

— Кстати! — остановил он жену, когда та, робея беседы с Шираком, выходила из комнаты. — Я собираюсь сегодня в Осер.

— В Осер? — повторила Софья, пытаясь припомнить, при каких обстоятельствах она недавно слышала это название. Потом ее осенило: в Осере должны были казнить убийцу Ривена.

— Да, — добавил Джеральд, — Ширак тоже едет. Он теперь репортер. Когда мы познакомились, он был архитектором. Он обязан ехать по службе и считает, что ему повезло. Я подумываю, не отправиться ли с ним.

На самом деле Джеральд уже договорился с Шираком.

— Ты хочешь посмотреть на казнь? — запинаясь, спросила Софья.

— Отчего бы и нет? Мне всегда хотелось увидеть казнь, особенно — на гильотине. Во Франции на казнь допускают публику. Это считается в рамках приличия.

— Да зачем тебе эта казнь?

— Хочу посмотреть, и все тут. Если угодно, это моя причуда. Разве нужны какие-то особые причины? — сказал он и налил воды в умывальник.

Софья была поражена.

— Ты оставишь меня здесь одну?

— Ну, — сказал он, — не вижу, почему моя женитьба должна помешать мне сделать то, что хочется. А ты как считаешь?

— Ну конечно! — поспешила согласиться Софья.

— Вот и чудесно, — сказал Джеральд. — Выбирай сама. Можешь остаться, а захочешь — поезжай со мной. Даже если ты поедешь, смотреть на казнь необязательно. Но, конечно, если ты не можешь находиться в одном городе с гильотиной, я поеду один. Вернусь завтра.

Ясно было, чего ему хочется. Софья сдержалась, не произнесла слов, которые вертелись у нее на языке, и постаралась отогнать мысли, которые стояли за этими словами.

— Разумеется, я поеду, — спокойно сказала она.

После некоторого колебания Софья подошла к умывальнику и, стараясь не испачкаться, поцеловала Джеральда в намыленную щеку. Этим поцелуем, который немного ее успокоил, она выразила свою покорность, в ужасном значении которой не призналась бы и себе самой.

В помпезной, пыльной гостиной ее ждал обходительный Ширак. Они были одни.

— Мой муж… — улыбаясь и краснея, начала Софья. Ей нравился Ширак.

До этого ей приходилось произносить эти слова только в разговорах с прислугой. Они утешили Софью и придали ей уверенности. Она тотчас же почувствовала, что Ширак восхищается ею искренне, более того, что она внушает ему чувство, похожее на ужас. Говоря внятно и очень медленно, Софья сообщила, что, если Ширак не возражает, она собирается отправиться с мужем в Осер, и дала понять, что, если у Ширака нет возражений, это ее полностью устраивает. Ширак был сама услужливость. Через пять минут Софье уже казалось, что нет на свете ничего естественнее и благопристойнее, чем отправиться с молодым супругом в другой город только потому, что там должен быть публично обезглавлен отъявленный убийца.

— Мужу всегда хотелось посмотреть на казнь, — сказала она. — Было бы досадно, если бы…

— Как психолегическое переживание, — ответил Ширак, не умея произнести твердое «л», — это будет весьма interessant [26] . При подобных обстоятельствах самонаблюдение… — И он восторженно улыбнулся.

Ее удивило, до чего же странные люди французы, даже самые симпатичные. Отправиться на казнь ради самонаблюдения, вы только подумайте!

26

Интересно (фр.).

II

Что постоянно поражало Софью не в одних только Джеральде и Шираке, но и в других людях, с которыми ей случалось сталкиваться, так это непредсказуемость их поведения. За свою жизнь она приучилась к тому, что все действия, пусть самые незначительные, продумываются и тщательно планируются заблаговременно. На Площади св. Луки всегда и у всех имелось своего рода расписание, составленное хотя бы на неделю вперед. В мире, где жил Джеральд, ничего нельзя было предусмотреть заранее. Запутанные дела решались в одно мгновение и осуществлялись с легкостью необыкновенной. Взять эту поездку в Осер! За завтраком о ней не было сказано ни слова, ради Софьи разговор вели по-английски, и, как всегда в таких случаях, он вертелся вокруг трудностей чужого языка и различий между Англией и Францией. Никому бы и в голову не пришло, что у кого-то из присутствующих есть какие-нибудь дела в течение дня. Софья наслаждалась завтраком: мало того, что Ширак казался ей доброжелательным, искренним и милым, но и к Джеральду вернулось обычное очарование и хорошее настроение. Потом за кофе внезапно, как надвигающаяся катастрофа, возник вопрос о поездке. Через пять минут Ширак отбыл — то ли в газету, то ли домой, Софья не поняла, а через четверть часа она с Джеральдом уже мчалась на Лионский вокзал, и Джеральд запихивал в карман толстый, набитый бумагами пакет, который он получил заказной почтой. Они сели в поезд за минуту, а Ширак — за несколько секунд до отправления. Однако ни ему, ни Джеральду, казалось, не пришло в голову, что они рисковали попасть в неудобное и неприятное положение и еле этого избежали. Ширак, высунувшись из окна, болтал с журналистом, ехавшим в соседнем купе. Когда Софья, наконец, пригляделась к Шираку, она поняла, что он, должно быть, заехал к себе домой и переоделся в старый костюм. Кроме Софьи и Джеральда, все, видимо, надели в поездку самую поношенную одежду.

В поезде было жарко, шумно и пыльно. И все-таки все трое, один за другим, уснули глубоким и мирным сном усталых, но здоровых молодых животных. Если они и приоткрывали глаза, то на мгновение, не больше. Софье показалось, что им просто повезло, когда Ширак проснулся сам и разбудил их в Лароше и, в полусне схватив ее чемодан, вывел их на платформу, где они, позевывая, улыбнулись друг другу, даже не сознавая до конца, как освежил их сон. У лоточника они купили лимонаду и выпили его жадно, залпом, удовлетворенно и облегченно вздыхая, а Джеральд бросил торговцу монету и царственным жестом отказался от сдачи. Местный поезд до Осера был набит битком, и кто только в нем не ехал! Постепенно они приближались к тому месту, где находится гильотина. Прошел слух, что с ними в поезде едет палач. Никто не видел его, никто не смог бы его узнать, но все лелеяли мысль, что он где-то рядом. Хотя солнце клонилось к горизонту, жара не спадала. Истомленные пассажиры принимали все более вольные позы. В окна летела сажа и едкая гарь. Поезд сделал остановки в Боннаре, Шемильи и Монто, и на каждой станции его осаждали толпы народа. Наконец, на вокзале в Осере толпы потных пассажиров бурным потоком излились на платформу и наводнили все вокруг. Софья испугалась. Джеральд передал бразды правления Шираку, и тот, взяв ее под руку, пошел впереди, то и дело оглядываясь, чтобы проверить, не отстал ли Джеральд с чемоданом. Осер, казалось, был охвачен неистовством.

Извозчик соглашался доставить их к гостинице «Шпага» за десять франков.

— Ба! — презрительно воскликнул Ширак, как истый парижанин, которому не пристало осыпать золотом провинциальных тяжелодумов.

Другой извозчик потребовал двенадцать франков.

— Садись, — сказал Джеральд Софье. Ширак удивленно повел бровями.

В этот миг высокий, крупный господин с наглой физиономией преуспевающего негодяя, держа под ручку бледную молодую девицу, отпихнул Джеральда и Ширака и уселся в экипаж со своей спутницей.