Повесть о том, как

– Запишите ему еще один - ноль,- попросил внимательный Кирсеич.

– Мог бы и простить,- сказал Евланя.- Это же не моя вина как человека в частности, но как всех вообще.

– Не прощу.

– А я бы простил. Ладно, ноль,- сказал Евланя.- Кстати, странное допускаемое чередова-ние о - у: ноль - нуль, тоннель - туннель и уже упоминаемая эксплу-, а также зкспло-атация. Эх, Кирсеич, а я бы простил. Чужую-то вину.

– Не прощу.

– Пиши,- сказал мне Евланя,- я не такой, как дети его отца.

– Не тронь моего отца!
– закричал Кирсеич.

– Кто ваш отец?
– спросил я Кирсеича.

– Участник эпохи.

– Не тронь его отца,- сказал я Евлане.- Продолжаем. Чей вопрос? Да, Евлампий Георгиевич, реплика, простите.

Евланя перешел к главной части.

– По-прежнему учитывая неоднородный состав слушателей, для ясности приведу пример: Манилов. Я специально его называю, чтобы Кирсеич меня с ним не сравнивал. Нич-чего общего! Он праздный мечтатель, хозяйство его запущено, он эксплуатирует чужой труд, у меня нет крепостных, но все делается - картошка крупная, в доме нет мух, на столе букет из всех витаминов, а ты, Кирсеич, делаешь одно дело, а другие стоят. А ты в это время стареешь. Старел, вернее, до вчерашнего дня, пока я тебя не законсервировал. Так вот, отдельно взятый человек делает одно дело и стареет. Понимая это, он старается делать враз побольше, но есть очень точная пословица, что одной рукой ухватиться за... баба Маня, заткни уши... невозможно. Так вот, моя система в том, чтобы, ничего не делая, поощрять все. Я начал с простейшего - перестал гонять ос, они уничто-жили мух, перестал подкармливать пчел, они развили свои способности, надеясь только на себя.

– У моих воруют,- вставил Кирсеич.

– И ты не подкармливай. Далее: картошку я сажаю каждый раз на новом месте, не ухаживая за ней. Она прекрасно растет. Земли вокруг много. Нас спасет пространство. Не знаю, как южные люди, а нас, северных, спасет пространство. О грибах. Это совсем просто. Система орошения полей подошла вплотную к березовой опушке. Весной, во время вспашки, я выпил с ребятами, они у леса не запахали, заросло травой, и появились белые грибы. Когда сухо, я включаю агрегат, и к вечеру можно прогуляться с корзиной. Это о себе. Если говорить о формуле пользы для всех, то вначале отдохнем.

– Забыл о себе сказать, что ежедень пьешь,- сказала баба Маня.

– Да, пью. За здоровье молодых и свежих начинаний.

– Ты в своих проектах вовсе о городе не думаешь, а в городах живет каждый второй житель планеты,- сказал я.

– Как-нибудь займусь. Так что, продолжим? Моя очередь задавать вопросы Кирсеичу?

– Твоя.

– Какое удобрение пепел папиросы: калийное или азотное?

– Неважно,- ответил Кирсеич.

– Это не ответ,- сказал я.- Очко Евлане.

– Бесплатно добавляю опыт использования больших перекуров,- сказал Евланя.- К тебе приходят товарищи, ведешь их в огород, папиросы с собой. Небрежно беседуя и куря, они стряхивают пепел, удобряя землю. Водишь их вдоль огурцов. Чтобы больше курили, втравить в разговор о политике или подхлестнуть ожиданием выпивки.

– У голодной куме одно на уме,- сказала баба Маня.

– Нет. Вопрос о пчелах, вопрос специалисту. Как пчела подает сигнал: "Следуйте за мной"?

Кирсеич ответил мгновенно:

– Вибрирует телом справа налево.

– Точно.

– Очко.

– А как: там ничего нет?

– Так же. Но слева направо.

– А как: там никого нет?

– То есть? Кого никого?

– Живой опасности.

– А именно?

– Михаила Ивановича.

– И жены его Настасьи Петровны?

Скоро игра надоела. Кирсеич ушел. Мы с Евланей позавтракали и пошли гулять.

– Ведь все есть в природе,- воодушевленно говорил Евланя.

Мы шли по опушке леса.

– Например,- Евланя встал на одно колено и постучал согнутым пальцем по шляпке белого гриба,- слышишь? Сейчас я стучу по сыроежке. Совсем другой звук. То как по наковальне, то слабо. Или, пожалуйста, масленок, или опята. Пожалуйста, звук шампиньона. Заметь, все грибы от ранневесенних до позднеосенних. Для опыта я собрал их сейчас вместе. Неужели мы всегда будем различать их по времени года, цвету и очертаниям? Ведь это унизительно путать цвет опавшего листа с грибом и кланяться. Мы же люди! То есть надо развить ухо и слышать отклик. Тот же Кирсеич обиделся на меня, что я его обозвал животным. Не буквально, а кротом. Он копал огород. Это работа крота, сказал я. Вообще я тогда хорошо ему сказал: "Не оскорбляй природу челове-ком". Он зря обиделся. Ведь все есть в природе: зерно собирать полевая мышь, грибы и орехи - белки. Надо войти в контакт, они с радостью прибегут и поработают. Думать не хотим! А по три четверти нервных клеток на тот свет утаскиваем. Конечно, они нужны мировому разуму.

– Евланя, прости, что перебил. Какая вчера была погода?

Мы стали вспоминать. Не могли вспомнить. Пошли к Кирсеичу.

– Кирсеич, какая вчера была погода?

Он, довольный, что его попросили, достал тетрадь с заглавием "Народные приметы редких случаев околоземной атмосферы" и зачитал: "Такого-то сентября впервые за много дней появилось солнце. Никакие прогнозы не предсказывали его, посему отношу появление солнца на редкий случай".

– Допиши: и на действие потусторонних сил.

– Может быть, может быть,- согласился Кирсеич, закрыл тетрадь и грустно сказал: - У меня черный стержень исписался.

– И хватит. Пошли к бабе Мане чай пить. Ведь на бабу Маню писал? Про иконы? Ай-яй! А ведь солнышко-то и выглянуло, когда перенесли иконы.

Мы пошли вдоль реки. Мужики мои опечалились, когда я сказал об отъезде.

– И в лес не сходили, грибов не увезешь.

– Я твоими идеями заразился, за грибами не пойду. Но поклонюсь.

Евланя слабо улыбнулся.

– Идея не моя, она есть в природе. В природе все есть. Мы сами в природе, а в нашей природе, Кирсеич, не крути пальцем у виска, запомни: это забава неумных считать непохожих на себя дураками.

Я зашел за рюкзаком, убрал со стола. Мужики стояли у крыльца, и слышно было, как Евланя сердится на Кирсеича.

– Пусть имя даже мое забудут, неважно, кто автор идеи, лишь бы она была. Она носилась в воздухе, здесь воздуха много, я поймал.

– Умный ты прямо до невозможности.

– Пример. Ты сколько решений разных собраний писал?

– О-о!

– Вот и о! А кто знал из сидящих, что ты писал? И даже неважно. Проголосовали все - всё!
– решение считается общее, а не твое. Решают все, но готовит это решение один.

Я уложил рюкзак, да и что его было укладывать: опустел. Подмел пол, мусор бросил в печку. Хотел вынести помойное ведро, но оно было пустое, только на дне лежал обгоревший кусочек бересты. Поглядел на прощанье на исписанные простенки и потолки, на пустой передний угол, на черный след от горячего утюга и вышел.

Закрыл двери, отдал ключ Евлане.

– Природа справедлива,- говорил Евланя, стукая по лбу Кирсеича, вбивая в того свои мысли,- у всех одинаково количество нервных клеток. Но тебе-то они зачем? Тебе их вечно не издержать.

– А сколько, допустим, я издержал на идею централизации кладбищ?

– Одну. Если еще туда бульдозер пустишь, то две.

Шли через мостик. Я поднял вершу и выпустил из нее щуренка.

– А может, взял бы?
– спросил Евланя.

Баба Маня ждала нас. Не одна. Маша сидела за столом вся зареванная. У нее, оказывается, украли новый половик. Баба Маня собирала ей тряпье. Мне она надавала банок с разным вареньем. Кирсеич сходил за медом.

– А какие грехи у тебя, Маша?
– спросил я.