Повесть о верной Аниске

Анну Ярославну этими товарами не соблазнишь. В княжий замок купцы ещё получше приносят. А посреди площади мальчишечка на верхушке высокого шеста пляшет. Такого она ещё не видала. Ох, страшно смотреть. Уж он пляшет, пляшет, то одну ногу подымет, то другую, то на голову ста нет, а с шеста не падает. Вот чудеса!

Вдруг что-то мокрое и шершавое защекотало ей шею Оглянулась, а это бурый медведь обнюхивает её. Она отскочила, а поводырь смеётся над ней, говорит:

— Чего ж ты встрепенулась? Не в лесу с Топтыгиным повстречалась, мой Мишка ручной и в носу кольцо — небось не укусит!

— Так я и испугалась твоего облезлого медведя! — гордо ответила Анна Ярославна, а сама отошла, не стала смотреть, что Мишка показывает, как ребята горох воруют, а бабы вальками бельё бьют.

А за ней чей-то голос выпевает:

— А вот сочни медовые, пироги подовые! С луком, с перцем, с собачьим сердцем! Везли перец из-за моря, по дороге рассыпали, рыбы его поглотали, птицы его поклевали, малая толика мне досталась. Эй, налетай, хватай-расхватывай! Надкусишь пирог — пальчики оближешь, второй попросишь!

— Это ты мне говоришь? — спросила Анна Ярославна.

А мальчишка-пирожник ответил небрежно:

— А хоть бы и тебе. Бери, не пожалеешь!

Посмотрела Анна Ярославна на пироги. Лежат на липовом лотке — такие румяные, и такой от них вкусный дух.

— Можно, я возьму? — спросила Анна Ярославна.

А пирожник уже не смотрит на неё, опять своё заладил:

— А вот сочни медовые!

Протянула Анна Ярославна руку, взяла пирожок, съела и за вторым потянулась. А пирожник как схватит её за руку, как закричит:

— Ты что же, пироги ешь, а денег не платишь?

— Ты же сам сказал: «Бери, не пожалеешь», я и взяла Хорошие у тебя пирожки, лучше, чем дома.

— Ты мне зубы не заговаривай, лучше иль хуже, — говорит пирожник. — Коли я всех прохожих буду даром кормить, мне самому не останется. Давай денежки.

— У меня нет, — говорит Анна Ярославна, а сама чуть не плачет.

— Тогда давай что другое! — кричит пирожник.- Boн колечко у тебя с камушком, давай!

И уже схватил её за палец, срывает кольцо.

Вдруг большая блестящая рыба пронеслась по воздуху и шлёпнула его мокрым хвостом по щеке. Пирожник вскрикнул и отпустил палец.

А рыба описала в воздухе полукруг и ещё по другой щеке — раз-раз! Мокрым широким хвостом — шлёп-шлёп шлёп!

Глава четвёртая ЕЩЁ ЧУДЕСА

мотрит Анна Ярославна, сама рот как рыба разинула. А рядом с ней стоит девочка. Крепкая, коренастенькая, будто репка. Нос на солнце облупился, лицо засыпано веснушками, сама босая, а одета в чистую холщовую рубаху. В правой руке держит за верёвку, протянутую под жабры, большую рыбу и этой рыбой пирожника по щекам хлещет.

Берёт эта девчонка Анну Ярославну левой рукой за руку и говорит:

— Бежим скорей, пока он не опомнился и сам нас не отколотил.

Взявшись за руки, они побежали. А рыба такая большая, хвост за ней по пыли тащится.

Вот бегут они вниз с горки, а ветер им в спину дует, подгоняет, несёт их, будто на ковре-самолёте летят. Задохнулись, остановились у самого у днепровского берега. Тут девчонка спрашивает:

— Как тебя зовут?

А Анна Ярославна побоялась ей открыться, своё отчество назвать, как бы девчонка не подняла крик, не собрала людей, не отвели бы её обратно в светёлку. Она и говорит:

— Зовут меня Анка.

— А меня — Аниска. Давай дружить!

— Давай, — говорит Анна Ярославна. — Ты мне, может быть, жизнь спасла, он мне чуть не отвертел палец. Я тебя вовек не забуду. — И, степенно поклонившись, сказала: — Спасибо тебе!

— Неначем, — ответила Аниска и тоже поклонилась. — А ты лучше иди к нам в гости. Я рыбу выпотрошу, сварю уху, угощу тебя…

Вот идут они берегом, Аниска и говорит:

— Какое на тебе платье хорошее.

Анна Ярославна смутилась и отвечает:

— Это мне подарили. Ты не смотри. Оно старое, плохое.

Вот они идут, а навстречу им выбегают семеро мальчиков, мал мала меньше, все на одно лицо, бегут и кричат:

— Я воды натаскал.

— Я в котёл налил.

Я хворост наломал.

— Я в печку положил.

— Я печку затопил.

— А что мы в котле варить будем?

Смутилась Анна Ярославна, подумала: «А вдруг это ведьмины дети и сунут меня в котёл?» А Аниска говорит:

— Это мои братцы: Ивашка, Евлашка, Ерошка, Епишка, Алёшка и Гришка и младшенький Пантелеймонушка. Семеро братиков, а я им одна сестра. Матери у нас нет. Я за нее.

— У меня тоже четыре брата, такие сильные, они за меня всегда заступятся, — сказала Анна Ярославна. — И ещё у меня две сестры.

Ох, как мне хочется сестру, — сказала Аниска и вздохнула.

— Ничего хорошего тут нет. Старшая сестра нос задирает, что она взрослая, не хочет со мной играть. А младшая пристаёт, хочет, чтобы я с ней играла, так надоела!

Тут подошли они к Анискиному жилью — не то избушка, не то погребушка, а похоже, будто крот себе норку вырыл и холмик насыпал. Однако же дверь есть, отворена, и ступеньки уходят вниз.

Братья горошком покатились с лесенки, Анна Ярославна спускается осторожно — сперва носочком нащупает ступеньку, а потом уж на пятку обопрётся. Аниска сзади идёт, предупреждает:

— Не сковырнись!

Спустились благополучно.

Аниска говорит:

— Садись, гостья будешь.

Села Анна Ярославна на лавочку, ручки сложила. Семеро братиков стоят кругом, смотрят на неё, а Аниска рыбу чистит.

Оглянулась Анна Ярославна, всё ей любопытно.

— Это что за камни у печки лежат?

Аниска отвечает:

— Это жерновки.

— А зачем жерновки?

— А зерно молоть.

— А зачем молоть?

— А чтобы мука стала.

— А зачем мука?

— Хлебушко печь.

Задумалась Анна Ярославна, опять спрашивает:

— А пироги из муки?

— И пироги, и блины, и оладушки.

— Вот чудеса!

Тут братцы не выдержали.

— Ой! — сказал Ивашка и фыркнул.

Какая ты! — сказали Евлашка и Ерошка и захохотали.