Повесть об одном эскадроне
Шрифт:
Показался обоз. Тощие лошаденки крестьян после артиллерийских битюгов казались особенно маленькими и заморенными. Мужики, кто в рваных полушубках, кто в шинелях, сидели, свесив ноги, на груженых телегах.
Первая гаубица вползла на мостик. Один из офицеров остановился, и до слуха Дубова донеслось:
— А ну, взяли, братцы, разом!
Мостик натужно заскрипел, и орудие выползло на твердую дорогу.
— Пожалуй, размолотят мост тяжелыми орудиями, последние надолго застрянут, — подумал с удовлетворением Дубов.
И действительно, обоз накрепко засел у разворошенного гаубицами моста.
На небольшом подъеме лошади опять сдали и остановились. Мужики суетились, подталкивали телеги, а вокруг на конях крутились офицеры…
У Дубова от нетерпения взмокли ладони. Теперь, когда две батареи и охранение ушли далеко, вперед, ему хотелось подтолкнуть обоз, чтобы скорее к засаде подошла третья.
Наконец первая гаубица взгромоздилась на мост. Дубов неизвестно зачем посмотрел на часы.
— Товарищи, по кадетам — огонь! — Он приподнялся и метнул гранату.
Ударил залп. Перекрывая его, загрохотали разрывы ручных гранат.
— По коням! — скомандовал Дубов, прыгая в седло.
Ступинская группа, не давая опомниться белым, усилила огонь.
— Даешь! — криком взорвались кусты…
Дубов выскочил на дорогу. Он успел заметить, как повалился офицер, как взвились лошади, обрывая и путая постромки, как перевернулись зарядные ящики, потом что-то рвануло со страшной силой, и, обжигая, пронесся вихрь осколков, камней.
— Ур-ра-а!
На дроздовцев с двух сторон, скользя на травянистых склонах, скакали конники.
Дубов сбил конем унтера, ударил шашкой наотмашь — от неловкого удара заныла рука — и прямо перед собой увидел дуло пистолета. Он не успел поднять для удара шашку, как грянул выстрел. Дубов закрыл глаза, открыл их снова, удивился, что еще жив, и увидел, как офицер медленно валится с седла. «Кто-то помог?» Но тут же забыл об этом. Перед ним дюжий солдат ловко отбивался винтовкой от красноармейца. Дубов поспешил на помощь…
Ибрагимов еще в засаде наметил себе офицера и боялся, что того ненароком убьют. Капитан ехал впереди на отличной лошади. Услыхав выстрелы, он с недоумением оглянулся, не понимая, в чем дело. Когда Ибрагимов подскакал к нему, капитан уже оправился от неожиданности и встретил нападающего с саблей в руке. Клинки взвизгнули, сталкиваясь в воздухе, капитан отбил удар и в свою очередь сделал выпад. Парируя его, Ибрагимов почувствовал, что имеет дело с опытным противником, поднял коня на дыбы, сделал вольт и обрушил на капитана град финтов, не давая тому опомниться. Улучив момент, он отбил в сторону саблю противника и прыгнул на офицера. Капитан упал на землю, увлекая за собой разведчика. Ибрагимов вывернулся в воздухе, как кошка, и оказался сверху. Офицер не шевелился. Разведчик мгновение смотрел на него, затем вскочил на ноги.
— А-а, подлец, сдох! — в отчаянии повторял
он и вдруг осекся и упал ничком на капитана сраженный шальной пулей.…Стреляли сверху, с дороги. Было видно, что там перебегают дроздовцы, падают и опять бегут вперед, к месту схватки.
— Товарищи, отходим!
— Отхо-одим…
Эскадрон скрылся в овраге. Сзади гулко рвались снаряды. Первая батарея, видимо, успела развернуть гаубицы и теперь стреляла вслед уходящим победителям.
В полутора верстах от дороги Дубов остановил эскадрон. Сзади еще бухали орудия: дроздовцы наугад обстреливали овраг. Потом все стихло.
— Чистая работа…
— Здорово…
— Я его шашкой, а он все лезет со штыком…
— А мы человек десять сняли.
— Егоров, уточни раненых и потери, — приказал Дубов и подошел к Ступину. — У тебя все в порядке?
Ступин кивнул, ощупывая руками голову.
— А как снаряды рвануло! Вроде от моей гранаты, — говорил, захлебываясь словами, боец.
— Ну да, от твоей…
— А Фома-то, Фома, словно у себя на усадьбе действовал. Кстати, где он? Фома!
Харина среди красноармейцев не было. Не нашли и Гришку…
— Товарищ командир, — доложил Егоров, — убит один — Иванчук… Двое без вести пропали — Фома и Гриша…
Разговоры смолкли.
— Тяжело ранен Ибрагимов. — Егоров добавил тихо: — Безнадежен. В живот. Раненых легко — семь. Ступин опять контужен. Не везет Степану.
Дубов подошел к Ибрагимову. Тот лежал на шинели бледный до синевы, на лбу его выступили крупные капли пота. Рядом сидели его дружки.
— Товарищ командир, — заговорил он, увидев Дубова, — ваше… приказание… не выполнил…
— Лежи. Не надо. — Дубов положил ладонь на холодный лоб бойца.
— …Не выполнил… хлюпик кадет… сдох, сволочь… не выполнил приказание.
— Егоров?
— Да нет… пусть с ребятами займется… я уже… вот только… кадета не добыл…
Ибрагимов замолчал и вытянулся. Дубов медленно встал. Подошел, осторожно ступая одетыми в белые носочки ногами, конь Ибрагимова, дотронулся мокрыми губами до лица хозяина и посмотрел на людей темными грустными глазами. Шумно втянул воздух подрагивающими ноздрями и встал рядом, горестно покачивая головой.
Пока разведчики отрывали шашками неглубокую братскую могилу в сырой, вязкой земле, пока осторожно, словно боясь разбудить, укладывали в нее товарищей, Дубов курил. Глотая едкий дым, он кашлял надсадно и думал не об Ибрагимове, а о той, которая не дождется теперь ласкового песенника и гармониста, о высмотренной с. обрыва дивчине. Уплывут туманами по реке долгие годы ожидания, лучшая девичья пора. Дожди смоют невысокий бугорок, истлеют за зиму красноармейские фуражки, и никто не найдет могилу…
— Товарищ командир, салют? Или…
— Салют, товарищи, обязательно салют.
И, поднимая маузер, чтобы отдать последнюю воинскую почесть павшим, Дубов пытался отогнать мысль, что, может быть, этот салют относится и к Харину с Гришкой…
Глава девятая
Урядник стоял, широко расставив ноги, и грозно смотрел на Шваха маленькими колючими главками.
— Н-ну, — проговорил он, играя наганом, — какой части? Кто послал? Говори, красная сволочь!