Повести и рассказы

Они поздоровались, и Грозев тотчас стал бранить Левского за его безумную выдумку: пристроиться к преследователям и ехать с ними, каждую минуту рискуя головой! Не было конца горячим дружеским пеням и укорам, которыми Грозев осыпал любимого народом апостола.

— Не беспокойся: сейчас путь чист, как никогда, — с улыбкой возразил Левский.

— Это сейчас-то путь чист? Ты спятил, дьякон? — рассердился Грозев, показывая на удаляющихся преследователей.

— Я еду все время за ними, и мне нечего бояться… Кому придет в голову меня заподозрить! Все уверены, что Левский забился в нору как мышь… Слезай, слезай!

Левский сам соскочил с лошади и заставил спешиться Грозева, который никак не мог прийти в себя от страха. Они уселись под большим вязом у дороги.

Левский подробно рассказал ему, какую тревогу подняли турки в Карлове, в каких домах искали его, где и как ему пришлось скрываться, и о том, что жизнь его не раз висела на волоске.

— А я торопился в Пловдив. Этого требует дело. Только отряд выступил из Карлова, — как видишь, и я за ним. Если бы я ехал один, каждый жандарм пучил бы на меня глаза… А сейчас я спокоен.

— Ты и в Пловдив думаешь въехать вместе с хаджи Исмаил-агой? — спросил Грозев.

— Непременно. Даже больше того: там я вотрусь в самый отряд. Но прощай, мне надо поторапливаться — мои попутчики уже далеко отъехали, — сказал Левский с улыбкой и, простившись с Грозевым, тронул свою крепкую лошадку.

Через несколько минут, поднявшись на высокий холм, Грозев оглянулся назад и увидел, что в селе Чукурли турецкие солдаты прогуливают расседланных лошадей. Среди них был болгарин в крестьянских шароварах и с зонтиком в руке, который тоже водил под уздцы свою лошадь.

София, май 1895 года

Перевод Н. Попова