Повести и рассказы

Когда я вышел на дорогу, уже смеркалось, в домах зажглись огни, я шел очень быстро, не оглядываясь и ни о чем не думая, поднялся легкий ветер, по полю за селом помела поземка, как вдруг из этой поземки показались две женские фигуры. Сердце у меня сжалось – я хотел пройти мимо, отвернувшись, и они меня миновали, но потом та, что была покрупнее, обернулась и вцепилась в мой рукав.

Это была старуха Сырова и ее сестра, поехавшая за ней в город. По-русски обе не говорили ни слова, они лопотали на своем языке, тыкали мне какую-то бумагу, что-то выкрикивали, а я пятился и не знал, что сказать.

Моя героиня, с которой судьба свела меня под занавес этой истории на пустынной дороге, была ровно такой, какой рисуют в сказках Бабу-ягу, маленькая, сморщенная, с острыми черными глазками и лицом, похожим на печеное яблоко. Старухи схватили меня за руки и потащили в ближайший дом. Мы ворвались в этот добротный каменный дом с коврами, хрусталем и цветным телевизором, старухи провели меня в комнату и стали кричать, обращаясь к изумленной молодой женщине в байковом халате.

– Вы можете перевести, что они говорят? – спросил я.

– Она спрашивает, она говорит, что она та женщина, которой должны заплатить деньги.

– Скажите ей, что это дело решает суд. Женщина перевела, старуха что-то залопотала, женщина ответила ей по-чувашски, а потом снова обратилась ко мне.

– Она говорит, что она вдова, что она знает свои права, а невестку надо посадить в тюрьму. Что вы должны сделать так, чтобы невестка была в тюрьме.

– Я этого не сделаю.

Они опять начали говорить по-чувашски, старуха на чем-то настаивала, показывала на меня пальцем, грозила своим маленьким кулачком, сестра ей поддакивала – сцена выходила глупейшая и совершенно ненужная. Наконец старуха с ненавистью посмотрела на меня, плюнула мне под ноги, что-то прошипела и сгинула в ночи.

– Что она сказала? – спросил я.

– Она, – замялась женщина, – она сказала, пусть вам будет плохо, пусть вас черт возьмет.

– И все?

– Больше ничего.

Я вышел из дому и усмехнулся – все было исполнено, я встретился со всеми участниками этой драмы, и, право, странная то была драма – сирота-блокадник оказался демагогом и мерзавцем, солдатская вдова – несчастным, озлобленным существом, сановный судия – честным человеком, а я – таким же ненужным довеском, как у себя на кафедре, как во всей этой жизни. И теперь я шел и думал о том, что никогда больше не увижу этой деревни, этих людей, никогда с ними не столкнусь, и все здесь будет идти как прежде, и старуха Сырова вернется к невестке, а потом выйдет из тюрьмы ее сын и все наладится, а потом снова начнется раздор и лихо, и вряд ли кто будет помнить о молодом столичном щелкопере, которого они по ошибке приняли за важное лицо, способное что-либо рассудить в их жизни.

На следующий день по приезде в Москву я пошел к Ковалеву и коротко изложил суть конфликта. Я не знал редакционных порядков, должен ли я что-либо написать, но про себя решил, что лучше я верну деньги за командировку, чем напишу хоть слово.

– Да не надо никаких денег. Что вы? – замахал руками добрейший Сергей Сергеевич. – Садитесь и пишите, что по письму такого-то написание очерка нецелесообразно. Роспись. Точка.

– А может, про судью написали бы? – спросил он вдруг.

– Так про судью у меня и материала-то нет, – ответил я обескураженно.

– Да, – сказал он с улыбкой, – этим и отличается настоящий журналист, что он всегда найдет материал. Но да вы не расстраивайтесь, еще обучитесь. Будет желание еще поработать, звоните. А учитель-то, чует мое сердце, не успокоится, – закончил он уже в дверях.

Но я так и не позвонил ему, и никогда больше не возникало у меня желания стать журналистом и наводить страх в провинции, сверкая своим столичным мандатом. Я вернулся на кафедру и пошел ставить чайник и в магазин за пряниками, и очень скоро мне стало казаться, что я не ездил ни в какую командировку, не был важным столичным лицом в Богом забытой деревне.

Это было на излете эпохи, названной впоследствии застойной, а еще через несколько лет, когда загремела иная уже эпоха, революционная и судьбоносная, в одной газете я случайно прочитал статью об учителе Ювашинской средней школы, который в тяжкие годы застоя один на один схлестнулся с судейской мафией. В этой статье говорилось о всех знакомых мне людях: о нечистом на руку судебном исполнителе, о солдатской вдове, о забытом нами слове «милосердие», о хапуге невестке, все было написано, как хотел того мой Гудвин, единственное новое, что я узнал, – что именно к нему в нелегкое время шли старые женщины и просили защитить их и помочь открыть храм.

Статья была написана хорошо, с чувством, прошибала слезу, я брезгливо отпихнул ее и, почти забывший эту историю, вспомнил несчастную мать четверых детей, ее молящие глаза, ее красавицу дочь и попытался представить некоего «тряпичкина», как быстро он все смекнул.

Дня через три позвонила мне моя тетушка и между прочим стала с упоением хвалить вышеупомянутую статью.

– Вот есть же нынче такие люди в деревне, есть.

– Они везде есть, – отвечал я угрюмо.

О серии «Классика русской духовной прозы»

По словам А. П. Чехова, «человек или должен быть верующим, или ищущим веры, иначе он пустой человек». Как тут не вспомнить и крылатую фразу Тертуллиана о том, что «душа человека по природе своей христианка»! Русская литература с ее вниманием к человеческой душе, к «проклятым вопросам» бытия, пронизана поиском веры, стремлением «дойти до самой сути». Именно такие произведения – рассказывающие о силе духа, поднимающие вопросы об истинном смысле жизни, о Боге и человеке – представлены в серии «Классика русской духовной прозы».

Эта серия объединила книги, которые при других обстоятельствах едва ли могли бы оказаться на одной полке. Наряду с хрестоматийными «Повестями Белкина» и «Тарасом Бульбой» вы встретите здесь и менее популярные произведения русских классиков, а также сможете познакомиться с творчеством авторов не так хорошо известных современному читателю, например, с художественной прозой протоиерея Валентина Свенцицкого. Некоторые произведения, такие, как повесть «Архиерей» иеромонаха Тихона (Барсукова), для многих станут открытием. В серию также вошла яркая проза современных писателей, продолжающих традиции классической литературы.

Мы рекомендуем

1. Александр Сергеевич Пушкин. Повести

2. Николай Васильевич Гоголь. Повести

3. Антон Павлович Чехов. Повести и рассказы

4. Федор Михайлович Достоевский. Повести и рассказы

5. Иван Алексеевич Бунин. Рассказы

6. Л. Пантелеев. Повести и рассказы

7. Константин Николаевич Леонтьев. Дитя души (повесть). Мемуары

8. Валентин Павлович Свенцицкий. Избранное

9. Василий Акимович Никифоров-Волгин. Дорожный посох (повесть). Рассказы