Повести и рассказы

В самом деле, у всех топоров до одного лезвие, как обух, тупо.

– Коня! – вскричал мой шурин на другой день, но вдруг приходят пастухи, бросаются ему в ноги. – Что такое? – Стадо панское ушло за черный яр, сгинуло, да пропало! – Как пропало? – Пропало; люди говорят, оттуда возврата нет. – Коня! – повторил мой шурин вне себя, – все за мной верхами!

Все бросились в ноги. – Помилуй ты нас, отец родной! Модла всех нас передушит.

Не слушает шурин, велит подавать коня. Конюхи бросились в конюшню… Ни один конь в руки не дается… не подпускает… бьет и задними, и передними. Поднялось страшное ржанье. Все вон из конюшни.

Как шурин мой ни был недоверчив ко всему сверхъестественному, но призадумался: не знает, что делать. Настал вечер, страшно стало ему одному в огромных покоях панского дома, но, преодолев страх, лег он спать… Вдруг, около полночи, слышит… что-то идет по комнате, точно как огромный камень… с места на место переступает, пол так и трещит, на дворе старый пес залаял, потом завыл.

Не успел шурин мой дернуть за колокольчик, чтоб кто-нибудь пришел… вдруг точно гора упала и сдавила его своей тяжестью…

С этой минуты он уже ничего не помнил.

В страшной горячке и в бреду только и слышно было от него: вот, вот он, Красный каменный пан! Ох, да помолитесь ему, чтоб не сжег меня! скажите, что я дам ему десятину со всего!..

Выздоровев, он стал молчалив, ни с кем ни слова, только одно повторял: скорее, скорее собирайтесь в дорогу!

Нечего было делать, собрались, уехали; деньги, отданные за посессию и за лес вперед, пропали.

Долго не говорил он нам причины, по которой оставил посессию. Наконец года через два, поправившись совершенно, с ужасом рассказал он все случившееся с ним в том виде, как имел я честь изложить. Согласитесь же сами, тут есть что-то сверхъестественное?

– Так много сверхъестественного, что я полагаю большую часть из всего этого бредом горячки! – сказал Северин.

– Вы, я вижу, рождены с тем, чтобы ничему не верить; вы не верите даже в симпатию? – сказал рассказчик.

– Вы ошибаетесь, я верю в симпатию душ.

– А! так вы верите в симпатию любви? верите в то, что испытали сами, верите, что между вами и невестой вашей есть какое-то сродство душ?

Северин вспыхнул, не знал, что отвечать, как будто эти слова показались ему колкой насмешкой.

– Отчего же вы не верите симпатии лекарств, снам и привидениям? Привидения также есть явления симпатии; душа бессмертна, она может и за гробом любить и не любить.

– Ох, это правда! – произнес, вздохнув, будущий тесть Северина. – Прежде я и сам не верил снам и тому, чтобы люди после смерти навещали тех, которых любили в жизни, но теперь верю, верю непреложно. Вот уже две ночи покойная жена моя является мне, и я недаром заболел…

– Каким это образом?.. Полноте, Ксаверий Астафьевич, это воображение, что вы это придумали? Возможная ли это вещь? – вскричали все верователи в привидения по очереди, желая разуверить старика.

– Нет, не придумал… не воображение, – продолжал старик. – Две ночи сряду садовник видел женщину в саване, которая входила в самую полночь в дом, между тем как дверь в сад заперта внутри… Жучка бросалась было на нее с лаем, но только что подбежит… вдруг начнет ластиться и визжать от радости. Покойница любила ее, да и садовник сказал: «Ну вот, словно покойная барыня, сударь…» Я бы и не поверил ему, если б и сам не видел… Только что заснул вчера, вдруг покойная жена подходит к постеле моей… вот как теперь смотрю на нее… в любимом моем капоте с фалбарой да в чепчике с алыми лентами, а в руках ридикюль да носовой платок; подошла да и говорит: «Где, мой друг, моя золотая табакерка? дай понюхать хоть своего табачку». Я было схватился под подушку достать табакерку, глядь, она исчезла; меня так и обдало ужасом, до утра не мог глаза сомкнуть…

– Да это просто сон, Ксаверий Астафьевич.

– Нет, сударь, не сон. Во сне человек не говорит, а я, как теперь, слышу ее слова. Мы дружно жили. Бывало, покойница говорит: «Смотри же, мой друг, как умру, душа моя придет навестить тебя и дочь…» Вот и исполнила слово свое! О, меня никто в этом не разуверит.

– Если привидение являлось две ночи сряду, то должно явиться и в третью ночь, – сказал Северин, – так водится у привидений. Позвольте мне провести эту ночь в вашем саду: если садовник мог видеть привидение, то и я, верно, буду столько же счастлив.

– Пожалуй, мой друг, я не препятствую твоему странному желанию; к чему только это послужит?..

– Полноте, Северин Петрович, оставьте, милый, ваше намерение. Вы знаете, какие несчастные случаи бывали от испуга: покойник не то, что живой.

– Живые страшнее покойников, – отвечал Северин. – Притом же мне хочется посмотреть на ходящих покойников.

– Нам, я вижу, не отговорить вас; но если б знала об этом намерении ваша невеста, достаточно было бы ей нежно взглянуть, чтобы вы поверили всему на слово.

– Я, однако же, прошу, чтоб об этом никто не знал до завтра, – сказал Северин.

Все дали слово хранить молчание.

– Кстати, рассказал бы я вам случай с одним из моих знакомых, но уже поздно, одиннадцать часов, а в полночь вам должно быть на стороже.

И гости Ксаверия Астафьевича пожелали ему покойного сна, а Северину бодрствования, обещая на другой день приехать осведомиться о последствиях его предприятия.

Когда все удалились, кроме Северина, Елена вошла в комнату.

– Прощайте, батюшка, – сказала она тихим голосом, целуя руку отца.

– Покойной ночи, милая Елена! – произнес старик. – Что это? ты как будто не в себе? нездорова, мой друг?

– У меня ужасно голова болит, я хочу раньше лечь, – отвечала Елена. – Прощайте! – прибавила она, обратясь к Северину.

Северин поцеловал у нее руку.

– Поцелуй его, мой друг, как должно; что за церемония между женихом и невестою.

Но Елена уже скрылась.

Северин остановил взоры на дверях и вздохнул.

– Она, бедная, что-то очень нездорова вот уже третий день.

– Прощайте, – произнес Северин почти таким же томным голосом, каким сказала это слово Елена.

– Куда? домой?

– Нет, – отвечал Северин, удаляясь.

Добрый молодой человек, – заговорил сам с собою старик, охая от боли. – Елена, однако ж, кажется, не любит его… Оно и не удивительно: армейские мундиры не в силе в столице. Разумеется, что девушке хочется, чтоб муж, кроме молодости и ловкости, имел также и богатство, и вес в свете, ну а Северин хорош, да прост: все состояние его в моих руках, жених, а поневоле пешком ходит и носит старенький мундирчик. Я бы и не выдал за него, да сто тысяч отдать в чужие руки! избави Боже! да это все, что я скопил на приданое дочери. Конечно, если б минул десятилетний срок заемного письма… я бы даже медлил свадьбой… потихоньку дело бы разошлось, срок бы между тем прошел… О, тогда от моей бы воли зависело!., стал бы платить частицами… кто бы меня принудил!., а теперь, избави Боже, отступится сам, да протестует… Ох! Бог знает, что в голову мне идет… Ай! что это? Господи, Иисусе Христе!.. Покойная жена из головы не выходит, так и кажется, что идет за мной…