Повести и рассказы
Шрифт:
— Ага — не можешь. Сперва ты позвонил мне, наговорил уйму сказок, извлек на Парк-авеню, в то время, как я должен был уже сидеть дома и ужинать, потом заставил вытащить сюда эту девицу, а в ответ на мою просьбу объяснить, в чем дело — отказываешься говорить. — Ротшильд уже вскочил и теперь возвышался, как монумент, над своим столом. Ткнув в мою сторону зажженной сигарой, он заорал: — Или ты все мне сейчас выложишь, как на духу, или — клянусь Богом — я добьюсь того, чтобы тебя вышибли из сыскного бизнеса!
— Пусть вышибают, — уныло пожал плечами я.
— А с тобой мне что делать? —
Лидия покачала головой.
— Тебя собирались убить?
— Не знаю, — ответила Лидия.
Ротшильд опустился в кресло, уставившись на нее внезапно сузившимися глазами.
— Ну-ка повтори, — тихо сказал он.
— Что?
— Я спросил, собирались ли они убить тебя?
— Я не знаю.
— А что случилось с твоим дурацким акцентом? Куда подевались эти гнусавое нытье с подвываниями и идиотский вид?
Лидия пожала плечами.
— Я требую ответа.
Лидия молчала.
— Из Техаса ты хоть или нет? — взорвался Ротшильд.
— Нет, я не из Техаса, — спокойно ответила Лидия.
— Тогда я жду объяснений.
— Мне нечего объяснять, — сказала Лидия. — Никто мне не запрещал разговаривать с южным акцентом, это мое право. И никто мне не запрещал говорить, что я из Техаса. Никаких законов я не нарушила.
Он перевел взгляд на меня, потом снова уставился на Лидию.
— Ты можешь оставить в дураках кого угодно, Харви, — сказал он. — Но меня тебе не обштопать.
— Я вовсе не собираюсь водить вас за нос, лейтенант, — миролюбиво ответил я. — Ей-богу. И я вовсе не псих. Просто случилось так, что сегодня вечером мы ужинали вместе с Джеком Финнеем, режиссером. Он сказал мне, что был очень дружен с Горманом, а Горман поведал ему, что Марк Сарбайн собирается его убить. Я имею в виду Гормана.
— Когда он это сказал?
— Кто — Горман?
— Да.
— Вчера. Или в понедельник.
— И из этого ты сделал вывод, что Сарбайн собирается укокошить эту девицу? Брось мне лапшу на уши вешать, Харви!
— Я говорю правду, лейтенант! И нечего на меня орать!
Ротшильд резко повернулся к Лидии и спросил, какова ее роль в этой истории.
— Может, это ты украла колье?
— Нет.
— Я снова спрашиваю: в чем ты провинилась перед Сарбайнами?
— Не знаю.
— Тогда почему ты заперлась у себя в комнате?
— Мистер Крим позвонил мне и приказал, чтобы я это сделала.
— А почему ты вдруг решила, что должна слушаться мистера Крима? недоуменно спросил Ротшильд.
— Потому что я ему верю.
— Что?
— Я доверяю ему!
— Ты доверяешь Харви Криму, — кивнул Ротшильд. — Понятно. Вот, значит, в чем дело. Что ж, этого следовало ожидать. Должен же найтись еще один псих в этом мире, который доверяет Харви Криму…
— Хватит, лейтенант! — оборвал я.
— Ах так — хватит, говоришь? А что ты сделаешь, Харви, чтобы положить этому конец? Может, набросишься на меня с кулаками? Эх, у меня просто руки чешутся отделать тебя по первое число. Давай, Харви! Вперед!
— Прекратите, лейтенант!
— Скажи-ка мне вот что, — он снова переключился на Лидию. — Они пытались вломиться к тебе в комнату
после того, как ты заперлась изнутри?— Сарбайны пытались открыть дверь. Но они ее не ломали.
— Ты собираешься вернуться туда?
— Вряд ли, — тихо сказала Лидия.
— Если ты мне понадобишься, как я могу тебя найти?
— Через меня, — подсказал я.
— Через тебя, — кивнул лейтенант. — Ладно, Харви, ты все-таки оставил меня в дураках и вдоволь повеселился за мой счет. В следующий раз придет мой черед. А теперь — вон отсюда, вы оба!
Выйдя на улицу, я сказал Лидии:
— Извини, конечно, Лидия, но ты все-таки — странная девушка.
— Из-за того, что я тебе доверяю? Неужели, Харви, ты больше никому не внушаешь доверия?
— Как правило, нет. А ты мне и вправду доверяешь?
— Кажется, да. А почему этот полицейский так тебя ненавидит?
— Во-первых, потому что он так устроен, а, во-вторых — уж слишком я ершистый субъект.
— Есть немножко, — согласилась Лидия. — Как ты думаешь, они и в самом деле решили меня убить?
— Думаю, что да. Ты же видела этот чемоданище, который они приволокли из цоколя. В нем поместились бы две такие девушки, как ты. Впрочем, это только догадки.
Лидия кивнула.
— Совершенно естественно, что Ротшильд так раскипятился. Мы живем в мире, полном жестокости, насилия и безумств, однако, стоит мне высказать логичное предположение о готовящемся убийстве девушки, и — мне никто не верит. А тебе самой не кажется, что от тебя собрались избавиться?
— Вполне вероятно, — сказала Лидия. — Своя логика в этом есть. Хотя и мрачноватая.
— Ты успела поужинать?
Она помотала головой.
— Пойдем. Я угощу тебя ужином и мы поболтаем.
— Я не нищая, так что тебе вовсе не обязательно угощать меня.
— Я покупаю не информацию, а всего лишь ужин, — поспешил я ее успокоить.
Мы прошагали несколько кварталов до пересечения Лексингтон-авеню с Семьдесят первой улицей, где, как я знал, располагался довольно симпатичный итальянский ресторанчик, в котором мне уже приходилось бывать. Лидия заказала себе салат и две порции спагетти с мясными тефтелями. Я тактично намекнул, что из столь разнообразного меню можно было выбрать и более экзотические яства, но Лидия с набитым ртом промычала, что спагетти единственное итальянское блюдо, о котором она слыхала, и к тому же, когда она голодна, ей не до каких-то изысков. В ответ я высказал предположение, что она вовсе не столько проголодалась, сколько перенервничала.
— Ты, конечно, прав, но я голодна, как волк, — заявила девушка. Слушай, Харви, дай мне поесть спокойно.
— Ладно, ешь, так и быть.
— А я что делаю.
Я сидел, как остолоп, и наблюдал, как она уплетает спагетти с тефтелями, пока наконец, проглотив последнюю тефтельку, она не пожелала знать, почему я так странно разглядываю ее.
— Что значит — странно?
— Как будто я чокнутая. Ты, должно быть, и вправду считаешь меня ненормальной?
— Нет, мне просто кажется, что ты перенервничала и сейчас немного подавлена. Ты никогда не пыталась обратиться за помощью?