Повести и рассказы

— Ну, и черт с ним, — устало произнес я. — Мне плевать на то, что станет с Кемптером. Да и вам плевать. Как-то я прочел в передовой статье одной заумной газетенки, будто нет никакой разницы между смертью одного человека и миллиона человек; но я-то знаю, что разница есть. И составляет она 999999 жизней. Потому я не собираюсь лить слезы по Кемптеру.

— Завидую вам, — пробормотал Камедей.

— Кемптер заговорил?

— Заговорил, но сказал не так много. Да и не о чем особенно было ему говорить. Но все же он заговорил. Русский его разговорил. Кемптер сказал нам, на кого он работает.

Я так обомлел, что минуты две сидел с разинутым ртом и просто глядел в упор на Камедея. И лишь после этого нашел в себе силы поинтересоваться, на кого же конкретно работает Кемптер.

— На человека, которого зовут Максимилиан Гомес, — проинформировал меня Камедей. Затем он достал сигару, закурил и стал держать паузу, упорно и с подозрением глядя на меня проницательным полицейским взглядом.

Я обдумал сказанное. И заметил, что в этой информации содержится нечто важное.

Камедей пожал плечами, выпуская сигарный дым.

— Важное? Черта с два! Разве для вас, Клэнси, существует что-нибудь важное? Я пытался связаться с вами вчера вечером, чтобы именно вчера вечером обговорить эту новость. Где вы были вчера вечером?

— В обществе Максимилиана Гомеса, — ответил я.

Тут задумался Камедей. Задумался, но не удивился. Ему неприлично было проявить в моем присутствии чувство удивления или потрясения. Тем не менее он задумался. В состоянии задумчивости он выслушал рассказ о прошедшем вечере — и покачал головой.

— Это ни черта не значит.

— Допустим, — согласился я. — Ни черта. А вам не трудно объяснить мне, почему это не значит ни черта?

— Да потому, что мы не нашли Хортона! — взорвался Камедей. — Неужели до сих пор это до вас не дошло, Клэнси? Мы не нашли Хортона и не приблизились к нему ни на шаг.

— Человек следит за Филлис Гольдмарк, — сказал я, всеми силами стараясь сдержаться. — Затем переключается на меня. Следит за мной. Мы берем его. Он сообщает нам, что работает на Максимилиана Гомеса. А для вас это не значит ни черта.

Камедей встал и зашагал из угла в угол.

— Послушайте, Клэнси, — обратился он ко мне. — У меня нервы. Я могу вспылить. Это ничего не значит. Значит только одно: выполнение поставленной перед нами задачи. Теперь насчет Гомеса и этого таракашки Кемптера. Нам не надо читать друг другу лекции на тему, кто такой Гомес. Он связан с самой грязной страной нашего полушария. Мы оба знаем, что для такой банды означает обладание атомными бомбами, надежно упрятанными в центре Москвы и Нью-Йорка. Это осуществление всех давно вынашиваемых грязнейших мечтаний. Не исключено, что именно они наняли двоих подонков, вручивших вам деньги. А может, и не они. В данную минуту я не знаю. Но неужели вы думаете, что если бы они знали, где Хортон, они бы вступили в контакт с вами?

— Они знают, кто я. Они знают, что я ищу Хортона.

— Конечно, знают. Что вы хотите мне этим сказать? Что в нашем управлении имеет место утечка информации? И так может быть. А может быть, кто-то из тех, кто видел письмо, проболтался, но и этого мы не знаем наверняка. Не исключено, что утечка информации имела место в Вашингтоне. Кто-то может быть подкуплен. В нашей стране при нынешней системе подоходного налога купить можно кого угодно и что угодно. Но это догадки, Клэнси, философские рассуждения, а на догадки и философские рассуждения мне плевать. Меня они не интересуют. Меня интересует одно: местопребывание Алекса Хортона.

— Можно было бы взять Гомеса, — предложил я, потому что мне нечего было предложить.

— Все, что я вам говорю, Клэнси, в одно ухо влетает, в другое вылетает! Взять Гомеса! Попробуй мы только взять Гомеса! За что? Какое мы предъявим обвинение? С ума сошли, Клэнси? Хорошо, допустим, мы его взяли. Ну, и что мы от этого получим?

Я покачал головой. Камедей перестал ходить по комнате и повернулся ко мне, теперь пытаясь уговорить меня.

— Окажите мне помощь, Клэнси! Мне ничего от вас не требуется — только помощь. Есть только одна нить, один путь, ведущий к Хортону, и вы на этом пути. Он ведет из Никербокерского университета. Только это важно. Только в это мы готовы вложить деньги.

Я не сказал ничего. Сидел и смотрел на Камедея.

— Ладно, Клэнси, — вздохнул он. — Ладно.

Я кивнул.

Он надел пальто и шляпу и вышел. В комнате плавали клубы сигарного дыма. Я раскрыл окно, поймав себя на мысли, как одинокий мужчина, ставший таковым не по своей воле, легко усваивает привычки старого холостяка. После этого я закрыл окно и помыл посуду. Зазвонил телефон.

Звонили с коммутатора на Сентер-стрит. Безымянный, безликий голос на другом конце провода проверил, с кем он говорит, и, убедившись, что у телефона именно Клэнси, спросил, готов ли я выслушать информацию о Ванпельте.

— Иначе бы я ее не заказывал, — ответил я. — Если бы я не был готов ее выслушать, я бы не просил ее разыскивать.

— Какой вы нежный! — произнес голос. — Ну, ладно, слушайте. За ним ничего не числится. Преподает в Никербокерском университете двенадцать лет. До этого в течение двух лет преподавал в старших классах средней школы в городе Пейтерсоне, штат Нью-Джерси. До этого отслужил три года в армии. Пехота, наград нет. В боях не участвовал, но в течение шести месяцев находился в составе оккупационных войск в Германии. Женился в 1938 году. Жена умерла в 1940 году. Причина смерти — пищевое отравление. В обстоятельствах смерти ничего подозрительного не обнаружено, если не считать подозрительным любое пищевое отравление. Ванпельт родился в 1910 году в Аллентауне, штат Пенсильвания. Начальную и неполную среднюю школу кончал в Аллентауне. Высшее образование получил в Пенсильванском университете, предварительно закончил там же подготовительный курс. В 1934 году ездил по Европе. Где был и что делал, мы не знаем, но ожидаем, что получим и эти сведения. Вот пока что все.

— Больше ничего?

— Будет и больше, но через некоторое время. Успокойтесь, Клэнси, мир от этого не перевернется. Дайте нам время.

— Конечно, — сказал я. — Вам спешить некуда.

Днем у меня была лекция на тему «Пояса Ван Аллена». Тема для меня трудностей не представляла, поскольку теоретическая часть четко разработана и не требует математического аппарата. По правде говоря, большинство сведений, которые я собирался преподнести, любой грамотный человек мог почерпнуть из газет. Но в момент, когда я рассказывал о внешнем кольце и остановился на теории, согласно которой пояс этот состоит из электронов, излучаемых солнечной короной, в аудиторию вошел Ванпельт и сел в последнем ряду. В этом не было ничего необычного: профессора на физическом отделении часто ходят друг к другу на лекции. Но, с другой стороны, все мои мысли вертелись вокруг Ванпельта. Ванпельт стал героем моих снов наяву. Я начал делать оговорки посреди фразы, пересказывать ранее сказанное, спотыкаться и переходить к чтению по бумажке. Читать лекции мне и так было трудно, а тут присутствие Ванпельта лишило меня ожидаемой легкости.

Когда я наконец кончил, вокруг моего стола собралась небольшая группа студентов, вынесших на мой суд вопросы и сомнения. Ванпельт продолжал сидеть в последнем ряду. Я как мог удовлетворял любопытство студентов, и когда последний из них ушел, Ванпельт встал и подошел ко мне, когда я уже убирал записи в портфель. Улыбка его, как всегда, была многозначительной и противной. За ней скрывалось предположение, что мы оба являемся обладателями одной и той же тайны.

— Мне очень понравилась ваша лекция, Клэнси, — заметил он.