Повести и рассказы

Г р у н е р т. Вот, пожалуйте, что я говорил? Даже этой грязнухе нельзя слова сказать…

П о с е т и т е л и (шумно подымаясь и бросая на стол карты). Эй, там!

(Марихен уходит.)

3.

Грунерт, Лотта и др. кельнерши, посетители.

Г р у н е р т. Ох, Господи!

П о с е т и т е л и (рассчитываются с Лоттой, хохочут).

П е р в ы й. Голову бы дал на отсечение, что король вышел!

В т о р о й. А он тебя и подсидел…

Т р е т и й. Короли всегда подсиживают.

П е р в ы й. Положим, иногда и выручают.

Т р е т и й. Разве что в картах…

В т о р о й. Не только; на свете семь приятных королей: четыре — в картах, два — в шахматах и один — в кеглях…

(Смеются.)

Г р у н е р т. Послушал бы его величество своих верноподданных…

(Посетители с громким смехом направляются к выходу. В самых дверях они сталкиваются с Клоцом и проф. Ионшером.)

4.

Грунерт, Лотта и др. кельнерши, Клоц, проф. Ионшер.

(Клоц и профессор с холодным достоинством уступают дорогу посетителям, потом медленно спускаются по ступенькам и садятся за передний маленький стол.)

Г р у н е р т. Здравствуйте, господин профессор, имею честь… Здравствуйте, господин Клоц.

П р о ф е с с о р. Здравствуйте, милейший. Давно ли вашу почтенную ресторацию стала посещать такая публика? (К Клоцу.) Неприятная развязность у этих господ…

Г р у н е р т. Совершенно верно, господин профессор. Прямо-таки плебеи, с вашего позволения. И такие разговоры, такие разговоры, если позволите, господин профессор.

П р о ф е с с о р. Какие разговоры?

Г р у н е р т. Вот хоть бы сейчас: если и есть, говорят, на свете приятные короли, так это только в кеглях.

П р о ф е с с о р. Почему в кеглях?

Г р у н е р т. Ума не приложу, господин профессор. Может, потому, что в кеглях короля всегда (присвистнув) сшибить можно.

П р о ф е с с о р. По-моему… по-моему это просто глупо.

Г р у н е р т. Совершенно верно, господин профессор, очень глупо.

К л о ц. Мне пива. А вы что, доктор?

П р о ф е с с о р. Я выпью кофе. Только не крепкий. Вы знаете, у меня почки не совсем в порядке.

Г р у н е р т. О, тогда, конечно, пива нельзя.

П р о ф е с с о р. Ну, если немного…

Г р у н е р т. Совершенно верно, господин профессор, если немного… Шахматы?

К л о ц. Непременно. Я хочу реванша, доктор.

П р о ф е с с о р. Вы его получите.

(Пауза.

Лотта приносит напитки и шахматы.

Клоц и профессор расставляют фигуры.)

П р о ф е с с о р. Так вы изволите говорить, уважаемый, что спрос на философские сочинения продолжает падать?

К л о ц. Его совсем нет, доктор.

П р о ф е с с о р. Но позвольте, что же тогда читать! Нельзя же жить одними историйками всяких выскочек. Ведь философия — не только мать науки, но и…

К л о ц. Извините, доктор. В выборе лектюры читателем всегда руководит единственное побуждение: не отстать от духа времени.

П р о ф е с с о р. Тем более. Сейчас, когда народы столь жестоко платятся за свои ошибки, которые явились следствием невежества, особенно необходимо изучение законов мышления, дабы впредь можно было избежать катастрофических недоразумений.

К л о ц. На деле другое. Сегодня утром, приходит ко мне в лавку покупатель. Должен вам сказать, — богатырь, точно с гравюры, изображающей ветхозаветные деяния. Спрашивает что-нибудь новое. Показываю ему, между прочим, и ваше руководство к изучению философии. Так не поверите, усмехнулся этот человек так, что мне даже не по-себе стало, а после такой усмешки произносит с сожалением: все философия, да философия, нет ли у вас руководства к изучению бар-ри-кадо-софии.

П р о ф е с с о р. Это что же такое?

К л о ц. Умы волнуются, умы ищут выхода. Нужна какая-то новая мудрость.

П р о ф е с с о р (язвительно). Бар-ри-ка-до-софия?

К л о ц. Может быть… Ваш ход.

П р о ф е с с о р. А я так уверен, что этот ваш ветхозаветный богатырь был просто чех. Какой-нибудь разбойник из академического легиона. На месте правительства, я бы давным давно вышвырнул из Саксонии всех этих оборванцев. Впрочем, что можно ждать от нынешнего правительства!

К л о ц. Истинно либеральное государство обязано давать приют всем политическим беглецам. Наше правительство поступает правильно.

П р о ф е с с о р. Наше правительство, — собственно не наше, а ваше правительство, — потеряло голову, если она у него имелась. Подумать только! В Вене казнят от'явленного государственного преступника, а наше правительство возглавляет демонстрацию протеста. Всенародно, на улице расписывается в единомыслии с разбойником!

(Грунерт тихо подходит к столу.)

К л о ц. Доктор, Роберт Блюм заблуждался, но Роберт Блюм был народным депутатом, а не разбойником.

П р о ф е с с о р. Роберт Блюм был злейший враг немецкого народа. И мне положительно жаль, что не нашлось палача, чтобы его повесить. На таких предателей немецкого дела жалко пороху и свинца.

К л о ц. Доктор, вы горячитесь. Гуманность прежде всего.

П р о ф е с с о р. Гуманность в руках коноводов безумной оппозиции страшное орудие. (Шепчет.) Король это давно понял: дни теперешнего правительства сочтены.

К л о ц. Чего же вы опасаетесь сказать это громко? Грунерт — такой же честный немец, как и мы. Господин Грунерт! Доктор говорит, что положение нашего правительства непрочно.

Г р у н е р т. Своего мнения, если позволите, у меня нет. Но говорят, говорят… Называют даже одно лицо…

П р о ф е с с о р. Кого, кого?

Г р у н е р т. Графа Бейста…

П р о ф е с с о р. О, этот сумеет расправиться со всей чешско-польской камарильей.

К л о ц. Но это будет крушение всех немецких идеалов!

П р о ф е с с о р. Это будет их спасение.

5.

Грунерт, Лотта и др. кельнерши, Клоц, проф. Ионшер, посетители.

(Входят две дамы в сопровождении мужчин. Разодеты по-праздничному.)

П е р в а я д а м а. Боже, как это было прекрасно! Какие звуки! Как на волнах!

В т о р а я. А должно быть трудно господину Вагнеру: такая уйма музыкантов. Он даже вспотел.

П е р в а я. Но какая музыкальная ученость у этих капельмейстеров. Подумайте, ведь они умеют играть на всех инструментах!