Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Повести о Ветлугине (илл. П. Павлинова)
Шрифт:

Сердце охотника похолодело в груди. Стало быть, женщина в черном платье загнала его в Страну Мертвых!

Заповедные места эти, по свидетельству шаманов, располагаются именно в горах, на севере полуострова. Сюда шаманы совершают свои полеты во время камлания, чтобы посоветоваться с духами по различным житейским вопросам.

Бульчу не был шаманом и не знал, как обращаться с духами. Они могли запросто сожрать его, пользуясь его неопытностью.

Между тем по мере того, как охотник углублялся в ущелье (оспы Бульчу боялся больше, чем духов), он убеждался все больше в том, что угодил

ненароком в Страну Мертвых, иначе называемую Страной Семи Трав. Приметы совпадали!

В тундре и в горах снег лежал еще толстым слоем. В ущелье его не осталось и в помине, а земля была мягкой и теплой на ощупь.

Все плотнее смыкался лес вокруг. Деревья были высокие, в два или три человеческих роста. Среди лиственниц и елей попадались кюэ — красивые деревья с гладкими белыми стволами.

Вскоре Бульчу нашел моховое болото, обильно поросшее морошкой, голубикой, черникой, княженикой и шикшей. Здесь он спугнул зайца. Еще через несколько шагов из-под ног вылетела куропатка.

Дальше охотник побоялся идти.

В этом странном ущелье он прожил с начала весны до середины лета.

Бульчу охотился на птиц и зайцев. Всего было вдоволь тут, а главное, было тепло, словно бы лето, вопреки всему, что знал охотник, приходило в таймырскую тундру не с юга, из тайги, а с севера, минуя холодное, покрытое льдом море.

Единственно, что было плохо здесь, — это духи. Бульчу очень боялся духов. Правда, они не причиняли ему вреда, однако то и дело в тумане (ущелье большей частью было затянуто туманом) раздавались голоса, обрывки песен и какие-то звуки, похожие на гул шаманского бубна.

Рассказчик снова сделал паузу, чтобы раскурить трубку.

Черт бы побрал эти паузы!

Что касается меня, то я слушал старика с интересом. В его безыскусном повествовании было немало живых, красочных деталей. Кое-что по-настоящему было трогательно. Странно, что Савчуку рассказ не нравился.

Но, может быть, все это уже занесено под соответствующим номером в какой-нибудь этнографический сборник, выделено в нужных местах курсивом, снабжено сносками, вставками, а также учеными комментариями со множеством непонятных терминов?

Я покосился на Савчука. Этнограф сидел, скрестив ноги по-турецки, обиженно оттопырив толстые губы. Раскрытый блокнот праздно лежал у него на коленях.

— Элементарно, Алексей Петрович! — Савчук бурно задышал мне в ухо. — Элементарный шаманский бред! Скитания по тундре, болезнь, волшебные деревья, Страна Мертвых… Прочтите Тана, Попова, наконец, мою брошюру, вышедшую недавно.

Я толкнул его локтем. Старик собирался продолжать.

…Да, духи очень докучали ему в ущелье. Приходилось все время быть начеку, ходить с опаской. Спал Бульчу на дереве, привязывая себя к суку.

Бедняга очутился между двух огней: в горах были духи, в тундре — оспа. Наконец он рассудил, что не век же оспе сторожить его в предгорьях Бырранги. Есть у нее, наверное, и другие дела, помимо этого.

Охотник собрал плавник, лежавший на берегу, соорудил плот и «на спине потока», как он выразился, спустился к Таймырскому озеру.

На другом берегу стояли чумы нганасанов, летовавших, как обычно, в районе озера.

Осенью вместе с ними Бульчу вернулся

зимовать к краю леса.

— Где же ты весновал, Бульчу? — спросили у него.

Бульчу без утайки рассказал все, как было.

Шаман (тогда еще в стойбище жил шаман) удивился:

— Ты счастливец, Бульчу! Побывал в Стране Семи Трав и ушел оттуда живым, не будучи шаманом. Видел ли ты духов?

Бульчу сознался, что только издали. Однажды, прячась между скал, он различил в тумане огни костров.

Подходил ли он к кострам?

Нет, боялся подойти. Наоборот, в течение нескольких дней не спускался с дерева, привязываясь на ночь покрепче к ветке, чтобы не свалиться вниз, а затем поспешил покинуть ущелье.

— Ты, понятно, боялся, — снисходительно сказал шаман. — Ты ведь только охотник, невежественный, глупый охотник. Я, например, никогда не боюсь, когда прилетаю в Страну Семи Трав.

— Я не видел тебя там, — простодушно сказал Бульчу.

— Глупец! Я бываю невидим. Если бы ты был шаманом, ты тоже был бы невидим, и враждебные тебе духи ничего не могли бы с тобой поделать.

— Один из них едва не попал в меня из лука, — пожаловался Бульчу и сердито сплюнул в костер. — Дурацкая рожа — этот дух! Пустил вдогонку стрелу, когда я проплывал на плоту мимо скал, но стрела утонула в воде.

Шаман сочувственно кивнул.

Вскоре Бульчу женился вторично. Конечно, потеряв своих оленей, он обеднел, но всем было известно, что он остался отличным охотником, и его взяли в семью, — как говорится, «приняли зятем».

Возможно, имела при этом значение и слава путешественника. Каждому было лестно породниться с таким замечательным человеком.

В те годы за Бульчу утвердилось и очень долго сохранялось прозвище, в котором был оттенок почтительного удивления: «Человек, вернувшийся из Страны Семи Трав». Из дальних стойбищ приезжали взглянуть на Бульчу. Он сидел молча, скрестив ноги и покуривая трубочку, а шаман стоял подле него и давал объяснения.

Однако почетное прозвище впоследствии заменили другим, непочетным. Не хочется повторять его, но придется. Пусть лучше гости услышат его от самого Бульчу, а не от досужих сплетников. «Человек, потерявший свой след» — вот как прозвали Бульчу в тундре! Это было нехорошо. Это было очень обидно… И все же» с этим ничего нельзя было поделать!

На Таймыр пришли советские работники и утвердили в тундре новый закон. Молодежь, а за нею и люди постарше начали относиться к словам шамана с недоверием. Слишком много чудес совершалось теперь на глазах у нганасанов, чтобы удивляться россказням шамана.

Нашлось простое объяснение истории Бульчу.

— Он боялся оспы, — сказали советские работники. — Страх помутил его рассудок.

— А быть может, — добавили другие, — болезнь все же догнала и схватила его. Он был болен, и ему грезились мертвецы, как всякому человеку, который стоит на пороге смерти.

Я обратил внимание на то, что Бульчу рассказывает все медленнее и неохотнее. Подолгу раскуривает трубку, кашляет, делает длинные передышки. О «снах на стене» и о Дудинском гусе у него получалось куда живее. То ли старый нганасан устал рассказывать, то ли его смущало выражение лица Савчука.

Поделиться с друзьями: