Повести о Ветлугине (илл. П. Павлинова)

Во время одного из рейсов я пролетел над районом «белого пятна», в центре которого, по мнению Петра Ариановича, находились острова. Мне посчастливилось сфотографировать этот неисследованный до последнего времени закоулок Арктики. Я сделал несколько снимков.

Вот они здесь, все до одного, отпечатанные на самой лучшей, блестящей, глянцевой бумаге!…

Эх, лучше бы их не было!… Я досадливо оттолкнул полевую сумку с фотографиями.

На секунду снова увидел льды под крылом самолета — почти так же отчетливо, как улицу внизу, полосатую от пересекавших ее теней. Потом издалека донеслось мое имя.

На тротуаре у подъезда стояли и смотрели вверх улыбающиеся Андрей и Лиза.

Через несколько минут железные листы загромыхали под их шагами.

— Греешься?… Промерз? — спросила Лиза.

Светло-карие глаза ее стали совсем ореховыми. Высоко взбитая челка выгорела за лето и выглядела, как маленькая корона из золота, ловко укрепленная в волосах.

Метания ее, «поиски себя» давным-давно кончились. Она училась в Строительном институте, выбрав одну из наиболее популярных в те годы профессий.

Отвернувшись, чтобы не видеть ее счастливого лица (не хотелось причинять ей боль), я вытащил из сумки фотографии. Андрей и Лиза нетерпеливо нагнулись над ними.

Льды и туман… Туман и льды… Больше там не было ничего!

Ни единого, самого маленького, черного пятнышка! Ни признака суши. Безотрадно плоская равнина льдов с темнеющими кое-где полыньями.

Лиза ошеломленно опустилась на коврик, не отводя взгляда от фотографий.

Андрей снова перебрал их одну за другой, вертя в руках, придирчиво рассматривая и так и этак.

— На каких координатах снято? — допрашивал он. — А тут?… А тут?…

Координаты, как полагается, были записаны мною на обороте.

— А точно ли определялся? — спросил Андрей. — Как определялся? Может быть, по магнитному компасу?

Кто не знает, что в Арктике из-за близости магнитного полюса обычный магнитный компас — ненадежный путеводитель?

Нет, я определялся по солнечному указателю курса.

Мы летели в тот раз налегке, и летчик, по моей просьбе, сделал небольшой круг, дважды пройдя над районом, внутри которого, по расчетам Петра Ариановича, должна была находиться земля.

Фотографии последовательно фиксировали наш путь. Ничего, кроме льдов и тумана, обнаружено не было.

— А Петр Арианович не мог ошибиться, неправильно вычислить? — неуверенно спросила Лиза.

— Петр Арианович? — переспросил я с негодованием. Вопрос показался мне чуть ли не кощунственным. — Ну что ты! Нет, дело в другом…

— В чем же?

Андрей со всегдашней своей, изводившей меня методичностью принялся рыться в карманах.

— Пока я не знаю, понимаешь, но…

Он бережно вытащил маленькую фотографию.

Ничего замечательного на ней не было. Снят был песец. Тощий, облезлый, сфотографированный скорее всего весной, после зимней голодухи. Он одиноко стоял на льдине у ропаков.

Поза его была напряженной, хвост поджат, уши насторожены. Видно, чуял опасность и в любое мгновенье готов был задать стрекача.

— Обыкновенный песец, — сказала Лиза разочарованно.

— Не совсем обыкновенный. Важно то, где он снят.

— А где?

— Не очень далеко от этих мест… — Андрей кивнул на мои фотографии.

— Снято не с самолета?

— С земли. Точнее, со льда. Нам, видишь ли, пришлось сделать вынужденную посадку. На обратном пути, когда возвращались с эвакуированными.

— Ну?

— Посидели малость на льду. Пока исправляли маслопровод. Закусили чем бог послал. Тут песец и пожаловал с визитом. На запах рыбных консервов.

— Убили?

— Пожалели. Уж очень отощал за зиму. А надо бы! Как-никак, вещественное доказательство.

— Доказательство?

— Ну, как же! Вспомни повадки и образ жизни песцов… Где живут песцы?

Я с удивлением смотрел на Андрея. Неужели?…

Дело в том, что песцы отличаются любовью к комфорту. Они не довольствуются скромным биваком на льду, как белые медведи, — живут в норах, вырытых в земле. Им обязательно требуется земля для жилья!

— Есть одно возражение, — сказал я, всей душой желая, чтобы мой друг разбил это возражение. — Известно, что в поисках пищи песцы откочевывают очень далеко. Учти: дело было весной, после зимней голодухи…

— Думал об этом. Откочевывают, да. Но не такие расстояния. Погляди на карту. Каково расстояние до ближайшей земли — то есть до острова Врангеля?… Ага, то-то и оно! На многие сотни километров вокруг и признака суши нет… То есть на карте нет!

— Значит, ты считаешь…

— Пока не считаю ничего. Просто перед нами две фотографии. Сличаем. Та, где песец, противоречит той, где ледяная пустыня.

— Противоречит, конечно, — пробормотал я, с надеждой глядя на фотографии. — Загадочная картинка: где острова? Может, погребены под снегом? Но ведь сказано: горы высотой до небес?…

Смуглая рука протянулась сзади, схватила снимок песца.

— Нет, вы всмотритесь в него! — потребовала Лиза. — Уши торчком, глаза — как бусинки. Сторож тайны!… Ну только что не говорит. Скрытный!

Глава четвертая ПОСЛЕДНИЙ МИРАЖ

На следующий день вышли газеты с фотоснимками Восточно-Сибирского моря.

Большинство читателей почти не обратили на них внимания. Интересовали подробности спасения людей с «Ямала». Почти незамеченными прошли следующие слова в одной из статей:

«Попутно решена проблема гипотетической земли к северо-западу от острова Врангеля, о существовании которой высказывались догадки до революции; полеты двух научных работников на самолетах, эвакуировавших команду «Ямала», с очевидностью показали, что земли в этом районе нет…»

Однако заграничная, главным образом американская, печать придала большое значение моим фотоснимкам. Их напыщенно именовали «беспристрастным рефери».

«Фотографический аппарат рассудил людей, — заявлял, например, «Манхэттен кроникл». — Земли в этом районе нет. Земли и не могло быть. Иначе ее нашел бы Текльтон. Глупо было сомневаться в этом».

Расторопный корреспондент «Манхэттен кроникл» в Москве перетряхнул старые журнальные комплекты и вытащил на свет известную читателю статью Петра Ариановича «О возможности нахождения острова или группы островов…». Мало того: он заинтересовался мною и Андреем и разведал наши биографии.