Повести писателей Латвии
Шрифт:
Мать Янки Коцыня Ливия Коцынь жила в чудесном районе. Вокруг день и ночь дымили фабричные трубы. Самая высокая — мясокомбината. Немножко пониже — молочного комбината. Потом — чулочной фабрики, парфюмерного завода, радиозавода, обувной фабрики. Залюбуешься, как здорово работают.
Соседи ее об этом районе были иного мнения: слишком шумно, по улице день и ночь громыхает трамвай, нет центрального отопления, нет зеленых насаждений, детского сада, магазина. Все, при малейшей возможности, норовили убраться из этого района.
Ливия Коцынь была бы довольна своим
Она бы и впрямь могла и дальше жить здесь как у Христа за пазухой, если бы не пропал вдруг ее сын Янка и если бы ею не начала интересоваться милиция.
Как раз в обеденный перерыв на чулочной фабрике в дверь кто-то позвонил, и она сквозь глазок увидела, что звонит чистый и аккуратный молодой человек, похожий на того, который приносит спирт с мясокомбината. И тут на нее нашло какое-то затмение, она отперла дверь и пригласила войти.
Чисто одетый и приятный молодой человек не принес никакой продукции и даже не собирался ее ничем снабжать! Он только назвался школьным другом Янки. Учился классом ниже. Зовут Юрис Страуме. Очень хотел бы Янку повидать, не знает ли она что-нибудь о нем и не знает ли, нет ли у него врагов и недоброжелателей.
Сам он выглядел не хуже любого врага и недоброжелателя. И что это он с таким ужасом смотрел на все полки, на масло, мясо, чулки, обувь, магнитофоны? И зачем ему надо было так дотошно выпытывать о ее сыне? Нет уж, никакой он Янке не друг. Так просто поболтать норовит. А может, она чувствует себя одинокой? Даже милиция не обещает ей найти труп ее сына. Даже все знакомые гадалки не могут сказать, где ее сын.
Зачем это надо школьному другу, который при этом учился классом ниже, являться к ней, да еще выражать сочувствие? Зачем?
Нет, этот Юрис Страуме крепко ей помог, так ничего и не вызнав. Теперь остается только ждать милиции в форме, а потом и «воронка» у двери.
И сразу вдруг новые районы показались Ливии Коцынь не такими уж плохими. Ванна. Центральное отопление. Только бы вот заводы поближе. Так скучно без индустриального пейзажа.
Как же проживут любимые фабрики без Ливии Коцынь? Как чулочники разживутся маслом? Обувщики грудинкой? Молочники обувью? Колбасники хорошими транзисторами? Радиотехники духами? Кто же продаст теперь по дешевке чистый медицинский спирт?! Просто страх подумать.
Ливия Коцынь разлила по своей любимой квартире весь спирт, который у нее был. Еще простилась любящим взглядом с усердно дымящими и столь дорогими сердцу трубами, взяла то, что может унести старый и слабый человек, хотела было уже поднести огонь, но потом включила магнитофон, чтобы соседи думали, что она никуда не уходила, и ничего худого на нее не подумали.
Магнитофон врубил отрывное
танго, прямо как кулаком в глаз засветил. Она прибавила мощности на всю катушку, чтобы веселее было, и бросила на пол спичку, хорошенько закрыла дверь в свою квартиру и тихонечко побрела в какой-нибудь новый и современный жилой район.Двери готической, красного кирпича церкви были широко распахнуты, и в них показалась торжественная свадебная процессия. Посаженые отец и мать выглядели очень довольными, а жених и невеста весьма смущенными. Какой-то родственник деловито стал всех фотографировать, свадебная процессия застыла, дабы увековечиться в этот незабываемый момент.
В открытой двери появился священник и взглянул на только что обвенчанных. Тщедушная, — согбенная годами старушка плотно закрыла двери, ей было очень тяжело возиться с тяжелыми церковными дверями; но представитель бога на земле и не думал ей помочь. Он только смотрел на свадебных гостей, вероятно думая о своих священнических делах.
— Сфотографировались, и хватит. Через полчаса надо быть в загсе! — посаженый отец торопливо стал подталкивать обвенчанных к белоснежному «хорьху», где за рулем сидел Эдмунд.
Неподалеку от церкви стояла афишная тумба, афиши на которой внимательно изучал младший лейтенант. Он был уже без темных очков, только поглаживал светлые усики и внимательно вчитывался в афиши.
Подошел и Юрис, в руках у него были цветы, он увидел младшего лейтенанта и белоснежный «хорьх» с Эдмундом за рулем. Все происходящее было ясно Юрису, он расположился рядом с младшим лейтенантом и стал так же старательно изучать афиши.
— В кино надо бы сходить, — сказал младший лейтенант, увидев Юриса Страуме.
Он выглядел смущенным и озадаченным.
Но Юрис многозначительно указал на белоснежный «хорьх» и Эдмунда за рулем. Эдмунд тронул с места, но, увидев, что Юрис смотрит на них, затормозил у самой афишной тумбы.
— Я сейчас, — сказал Эдмунд, вылез из машины и подошел к Юрису.
Оставшиеся в машине использовали это «сейчас» весьма практически.
— Отдайте кольца, чтобы в загсе было что опять надеть. — Посаженый отец уже держал раскрытой коробочку, собираясь уложить туда кольца.
Жених и невеста стали стаскивать кольца. Дело оказалось нелегким, пришлось попотеть.
— И зачем вам понадобился этот цирк с церковью? Никто же из нас в бога не верит! Неудобно перед священником, — жених наконец стащил кольцо и отдал его.
— А тебе-то что? Сделал ребенка — будь добр — женись! А где жить будем? У твоей мамы? Семь квадратных метров! Спасибо! Теперь хоть будет что вспомнить! — невеста тоже стащила кольцо и отдала посаженому отцу. Тот вложил оба кольца в коробку и захлопнул ее.
Эдмунд стоял, засунув руки в карманы. Так было надежнее. Хотя проще всего съездить раз-другой по физии владельца яхты, а не терять время на болтовню.
— Честное слово, не помню, куда девался этот жуткий нож. Что ты все за нами следишь да подглядываешь! — сказал он, медленно выговаривая каждое слово, точно тяжкий воз тащил.
— Просто я хочу сходить в кино, — ответил Юрис и продолжал изучать афиши.
— Кино! Майя пришла с работы совсем ошалелая. Ты же ее бог знает о чем расспрашивал и в чем обвинял!