Повести студеного юга

Когда Англия в 1833 году подняла над Фолклендским архипелагом королевский флаг Великобритании, как-то оправдывать свои действия она вряд ли собиралась. Британская империя была сильнейшей державой мира. Кто ей мог перечить? Да, но ничто в этом мире не вечно. После второй мировой войны силенок у великого Альбиона заметно поубавилось, и ему уже не оставалось ничего другого, как копаться в архивной пыли и доказывать, что если в истории Фолклендских островов и было какое-то вероломство, так только со стороны Франции. Она-де незаконно захватила и так же незаконно продала Испании архипелаг, на который имела юридическое право лишь Англия.

И снова, спустя три с половиной века, на свет всплыло давно забытое имя Джереми Дэвиса, или Джона Фредерика Дэвиса. Некогда проклятое, теперь оно зазвучало как самый веский аргумент в утверждении прав Великобритании на Фолклендский архипелаг. Разве Дэвис не был англичанином? Так кому же, кроме Англии, должно принадлежать его открытие?

— То есть как это кому? — вознегодовали в Буэнос-Айресе. — Разумеется, Франции!

Насколько известно, задолго до открытия Фолклендского архипелага английский королевский суд приговорил пресловутого Джереми Дэвиса, или Джона Фредерика Дэвиса, к виселице. Следовательно, признать его, Джона Фредерика Дэвиса, гражданином Великобритании никак нельзя, ибо лицо, осужденное на смертную казнь, по всем былым и ныне существующим в мире законам, в том числе по законам Великобритании, никаких прав гражданства не имеет. Не могло быть таких прав также у других членов команды «Блэк дэз», поскольку означенная бригантина являлась кораблем не каперским [4] , а пиратским. Пираты же во всех странах Старого и Нового Света как теперь, так и в минувшие времена стояли вне закона.

4

Между каперами и пиратами разницы, по существу, не было, те и другие — грабители. Но каперы действовали под флагом своей страны и могли нападать только на корабли государственного неприятеля, поэтому ограбление каперами считалось «законным», а нападение вольных пиратов — разбоем.

До момента открытия Фолклендского архипелага на борту «Блэк дэз» был только один человек, чьи права гражданства оставались в силе, — французская графиня Тереза де Бурже. Позже, став женой разбойника Дэвиса, она их утратила, так как сама, несмотря на свое благородное происхождение, превратилась в жестокую пиратку, известную под кличкой Белокурая Бестия. Но тогда, в день открытия архипелага, она, графиня Тереза де Бурже, еще являлась полноправной гражданкой Франции, ибо на разбойный корабль попала по принуждению и находилась на нем в качестве пленницы. Следовательно, юридически только Франция может сказать, что Фолкленды открыл ее гражданин. Поэтому французская колонизация названных островов была обоснованной и законность франко-испанской торговой сделки по перепродаже архипелага не вызывает сомнений. Что же касается Аргентины, то в юго-восточной части Америки, куда прилегают и Фолклендские острова, она законная наследница Испании. Как бывшая колония, сбросившая иго тирании.

Таким был меморандум аргентинских юристов в ответ на архивную справку англичан. В Лондоне, однако, не растерялись.

— О да, конечно, — вежливо согласились ученые-юристы Великобритании. — Если бы Джереми Дэвис, или Джон Фредерик Дэвис, был осужден на смертную казнь в полном согласии с буквой и духом закона, то, вероятно, признать его гражданином Великобритании действительно было бы невозможно. Но, как показывают судебные документы того времени, в ходе следствия и самого суда по «делу» Джереми Дэвиса, или Джона Фредерика Дэвиса, было допущено совершенно недопустимое нарушение основного процессуального порядка, принятого в британском судопроизводстве как теперь, так и в то время.

Есть основания полагать, что обвиняемый Джон Фредерик Дэвис, он же Джереми Дэвис, даже не вызывался в суд.

Можно согласиться с тем, что обеспечить личное присутствие обвиняемого на процессе по каким-то причинам не представлялось возможным, однако уведомить его о дне судебного разбирательства суд тем не менее был обязан или, если не было и такой возможности, сделать соответствующую оговорку в материалах следствия и протоколе процесса, то есть указать мотивы, почему обвинительный акт не был своевременно предъявлен обвиняемому и почему к «делу» не приобщена его расписка о получении предусмотренного законом уведомления. Между тем никаких указаний на то, что эта важнейшая процессуальная форма была выполнена, суд не оставил и, как показывают документы, вообще не придал ей значения.

Далее. Британское процессуальное уложение гласит: если на судебном процессе выступать в защиту своих интересов обвиняемый не может или не желает и никто иной его интересов не представляет, судебная коллегия в таком случае обязана назначить ему адвоката по своему усмотрению. Судьи же и этот пункт законодательства игнорировали. Весь судебный процесс, как видно из его протоколов, велся односторонне, то есть с участием государственного обвинителя, но без представителя адвокатуры.

Исходя из вышеизложенного, признать судебное разбирательство объективным нельзя, а значит, нельзя считать объективным и заключительный вывод судебной коллегии, осудившей Джереми Дэвиса, или Джона Фредерика Дэвиса, на смертную казнь. Всякий же судебный приговор, который вынесен без достаточно объективного судебного разбирательства, подлежит, как того требует законодательство Великобритании, пересмотру в новой компетентной инстанции, причем эта последняя должна иметь в виду следующее: если с момента совершения преступления минуло более двадцати лет, за давностью срока оно становится уголовно ненаказуемым, но срок давности не может быть препятствием для отмены судебного приговора, если обнаружится его несоответствие букве и духу закона.

Пересмотр всякого судебного «дела» невозможен лишь в том случае, если государство, — чьим данный суд являлся, упразднено и более нет никаких новых государственных образований, которые признавали бы себя его преемниками в вопросах законодательства и правопорядка. Однако с Великобританией ничего подобного не произошло. Следовательно, ее нынешние судебные органы по духу и закону являются продолжателями тех юридических институтов, при которых был осужден Дэвис, и они, нынешние судебные органы, вправе заново рассмотреть «дело» Дэвиса, с тем чтобы исправить ошибку, допущенную их предшественниками.

Короче говоря, через три с половиной века некогда осужденный на смертную казнь пират был полностью оправдан и восстановлен во всех гражданских правах. Этим и решил воспользоваться Дэвис, теперешний, узнав о реабилитации своего предка из газет.

Предъявив правительству Великобритании две тетради дневников Терезы де Бурже, старик доказал, что является прямым потомком знаменитого Джереми, и вместе с тем дал лишнее подтверждение, что Фолкленды действительно были открыты англичанами.

Британскому правительству было выгодно поселить Дэвиса на Фолклендах (живой потомок первооткрывателя), и оно по дешевке продало ему необитаемый в ту пору Нью-Айленд.

У Джека и Агнес здесь родились Энни и Редмонд. И вот теперь, когда долгожданные внуки выросли, в семью Дэвисов пришло новое горе.

От матери Редмонд и Энни слышали рассказы о Большой земле, о том, неизвестном юным Дэвисам, мире, где живут тысячи и миллионы таких же, как они, ребят. Мать научила их грамоте, и они зачитывались теми немногими книгами, которые Агнес привезла с собой на остров. Жизнь на Нью-Айленде стала для них невыносимой. Они требовали от отца и деда покинуть осточертевший им остров и ехать куда угодно, лишь бы там были люди. Но слушать их дед, а он главный в семье, не желал.

Дважды в год к Дэвисам приходил рефрижератор из Монтевидео, забирая шерсть и мясо, оставляя заказанные товары и почту — комплекты журнала «Иллюстрированные лондонские новости». Редмонд и Энни задумали бежать на этом судне в Уругвай. Но у них ничего не вышло. Подвела Энни, влюбившись в матроса, который соблазнил ее и сразу же стал над ней насмехаться. Разгневанный отец девушки прогнал с острова всю команду рефрижератора.

Спустя девять месяцев Энни родила дочь и успокоилась, Редмонд же оставаться на острове не хотел ни за что. Уехать ему не позволили, и он перерезал себе вены.

Джону, когда я с ними встречался, было сто три года, Джеку — семьдесят четыре. Редмонд — единственный продолжатель фамилии. Когда Джон поселился на Нью-Айленде, он думал о внуках, о будущем поколении Дэвисов. Именно стремление сохранить род Дэвисов, а не только забота о стареющем Джеке, дало ему силы дьявольским трудом освоить суровый субантарктический остров. Теперь потерять Редмонда для него значило потерять все, во имя чего он жил и трудился.

Отчаянный поступок внука заставил старика переоценить, заново переосмыслить все, что до сих пор казалось ему бесспорным. Помню, на прощанье он сказал мне: