Повитель

Не в силах ничего сказать, Петр смотрел на сына так, что, казалось, сейчас произойдет чудо и Григорий вспыхнет огнем от этого взгляда.

* * *

Однажды поздним вечером Дуняшка, надев на босу ногу старенькие, растоптанные валенки, накинув на плечи полушубок, побежала к озеру за водой. Когда шла обратно, с полными ведрами, замаячили впереди на дороге какие-то фигуры, фыркнула лошадь, проговорил чей-то голос. Показалось — Гордея Зеркалова. Недоброе предчувствие охватило ее. «А Андрей там, в лопатинском доме…» — метнулась в голове мысль.

Темные, неясные фигуры медленно приближались. Не зная, что делать, Дуняшка свернула к ближайшему дому и тотчас услышала:

— Стой! — И человек верхом на лошади стал быстро приближаться к ней.

Дуняшка сбросила с плеч коромысло и кинулась прочь. Забежала за угол ближайшего дома, прилипла спиной к стене, прижала руки к бешено колотящемуся в груди сердцу.

Всадник, подскакав к тому месту, где раскатились по дороге ведра, остановился в нерешительности, поджидая остальных. Вскоре Дуняшка услышала голоса:

— Оказывается, баба какая-то с водой шла, с перепугу и ведра бросила.

— Анна Туманова, должно. Ее домишко, — ответил один из подъехавших, и Дуняшка теперь ясно разобрала, что говорит Гордей Зеркалов.

— Ну, черт с ней. Айда дальше. Где, говоришь, дом Веселовых? — спросил незнакомый голос.

— Там… И Ракитин рядом живет. Не спугнуть бы. — Теперь говорил сын Зеркалова, Терентий. Дуняшка стояла ни живая ни мертвая.

Сбоку, всего в полуметре от нее, осветилось окно, и Анна Туманова, растрепанная, в одной рубашке, прижалась лбом к стеклу. Она услышала, очевидно, шум на улице и старалась рассмотреть, что за люди бродят у ее дома. Потом отошла, и в окне мелькнула мужская тень. И тотчас свет в комнате погас.

Когда всадники осторожно, стараясь не шуметь, отъехали, Дуняшка выглянула из-за угла и ближайшим, плохо укатанным переулком кинулась к дому Лопатина.

Бежать Дуняшке было трудно. Валенки болтались на ногах. И ей казалось, что она не бежит вовсе, а, задыхаясь, топчется на одном месте. А люди верхами на лошадях уже подъехали к их дому и, увидев, что там никого нет, поскакали к лопатинскому…

Не соображая, что делает, Дуняшка скинула полушубок. Пробежала еще шагов пятьдесят, ухватилась за чью-то изгородку и сбросила валенки. Сухой снег тотчас обжег голые ноги. Однако острую, режущую боль Дуняшка испытывала только какие-то секунды. Потом все прошло. Она бежала, не чувствуя ног, словно не касалась земли…

Взбежав на крыльцо лопатинского дома, застучала в дверь обоими кулаками, раскачиваясь, била в нее плечом, выкрикивала:

— Скорее, скорее… Андрей!

Когда дверь распахнулась, Дуняшка упала на чьи-то руки, прошептав:

— Гордей Зеркалов… и еще с ним… конные… сюда…

Тихон Ракитин захлопнул дверь. Когда закрывал, увидел, что во двор действительно въезжают люди. И в тот же момент раздался выстрел.

Пуля пробила дверь и ударилась в стену бревенчатого коридора, никого не задев, Ракитин взглянул на Веселова.

— Пошли через задний ход! — сказал Андрей. — Может, успеем еще, пока не окружили. Помоги жену вынести.

Дуняшка с обмороженными ногами лежала на полу, закрыв глаза. Андрей с помощью Ракитина взвалил ее себе на плечи. Они быстро прошли через все комнаты, выскочили на улицу с противоположной стороны и увидели, что полнеба освещает зарево.

Горела ли только избушка Веселовых или банда, возглавляемая Зеркаловым, подожгла заодно и домишко Ракитина — отсюда было не разобрать.

Через несколько минут Веселов и Ракитин постучались в двери Федота Артюхина.

— Господи, а я и то смотрю — зарево. Думаю… — зашептал было Федот, но Веселов перебил его:

— Вот пусть у вас Дуня побудет. Больше некуда…

— Ну-к что? И пусть, и пусть… Значит, я и подумал…

— В деревне бандиты… Айда с нами… от греха… — торопливо бросил Ракитин. И сейчас же взвизгнула жена Федота Артюхина:

— Куда еще! Хватит! И так довоевался, кровью харкает. — И, закрыв мужа не по-женски широкой спиной, со злостью глядела в лицо Ракитину.

— Так я говорю — Зеркалов… — морщась, повторил Ракитин.

— Мы ему плохого ничего не делали… А если с вами Федот хороводился по глупости — значит, задница чесалась, плетей просила… Вот и пусть всыплют…

Федот вытягивал шею из-за плеча жены, крутил головой, открывал и закрывал рот, но сказать ничего не решался.

Андрей растерянно бросил взгляд на Артюхину, оглянулся на Тихона и нагнулся к Дуняшке, намереваясь взять ее и вынести на улицу. Жена Федота, не трогаясь с места, не шевеля почти губами, проговорила:

— А ее не трогай. Пропадет с вами, с проклятыми, баба…

— Мы посмотрим, мы уж посмотрим за ней, — часто кивая головой, выдавил из себя наконец Федот. — А вообще-то я… надо бы, конечно, с вами…

— Сиди! — зыкнула на него жена, оборачиваясь.

Андрей Веселов еще помедлил в нерешительности. Ракитин осторожно тронул его за плечо.

— Ноги у нее поморожены, — бросил наконец Андрей Артюхиным, вслед за Ракитиным выскочил на улицу и побежал в сторону соснового бора.

4

Карательный отряд колчаковцев, возглавляемый бывшим локтинским старостой Гордеем Зеркаловым, несколько дней рыскал по всему селу, шарил по домам, но Андрея Веселова и Тихона Ракитина нигде не было.

Федот Артюхин, который без возражений согласился взять к себе Дуняшку, теперь только понял, чем это ему грозит. Несколько раз на день он спрашивал у жены:

— Может, спрятать ее в подпол, а? Ведь найдут — убьют нас всех…

— А коли в подполе найдут? Тогда спросят — зачем прячете? А так еще, может, пронесет бог.

— Ну, ну, — бормотал Федот, однако успокаивался ненадолго.

— А может, и я… того… — то и дело начинал он, не смея взглянуть в глаза жене.

— Ну!

— Зря не пошел с Андреем? Все-таки устанавливал…

— Чего?

— А эту… власть.

— Дурак! Чего ты устанавливал? Ты языком трепал…

— Ну, все-таки… слово, сказывают, не воробей…

— Вобьют тебе его с обратного конца… Ничего, стерпишь… Зато не разинешь больше рта…

На второй день рано утром к ним зашли двое рослых колчаковцев.

— Чей дом?

— Мой. Артюхина Федота, — еле вымолвил Федот.

Обшарив глазами метавшуюся в жару на кровати Дуняшку, колчаковец полез в подпол. «Что я тебе говорила?» — сверкнула глазами жена. Федот только закивал головой.