Повитель
Шрифт:
– Да что тут думать тогда?
– Мы же сказали – Совет нам свой надо… – раздались голоса.
Семенов кивнул и закончил свою мысль:
– …за кем идти. Если все так, как вы, будут поддерживать советскую власть, то Временному правительству придет конец. Этому правительству править будет некем… А с ним и конец Зеркаловым.
– Да это еще когда придет! Может, сегодня же отобрать у них посевы? Чего смотреть на них, а, Федор?
Семенов подошел к нетерпеливому мужику, положил руку ему на плечо.
– А если Зеркалов огрызнется да зубами за глотку? Разбежитесь ведь все?
– Мы-то?
– Не время сейчас, товарищи, особенно у вас в деревне, так с кулаками расправляться. Они еще сильны, сомнут вас. Организоваться вам надо пока, окрепнуть. Совет должен следить за тем, чтобы кулачье не драло, как прежде, семь шкур с мужиков, чтобы наемным рабочим платили за труд сполна. А там сами увидите, что делать…
Почти до вечера толковал Федор Семенов с мужиками, отвечая на самые различные вопросы, порой серьезные, порой наивные. Весь двор был заплеван семечками, закидан окурками.
Когда стало темнеть, мужики разошлись, потребовав собрать завтра собрание села и решить там насчет Совета.
Дуняшка стала подметать двор, а Семен сказал Андрею:
– Ну а теперь корми, Андрюшка. Умираю с голоду.
После ужина Семенов сразу же попросил устроить ему где-нибудь ночлег.
– Почти трое суток не спал, – виновато проговорил он, и тут только Андрей увидел, что глаза Семенова слипаются.
– Чего где-нибудь… Давай в избу, ложись на нашу кровать.
– Да нет, лучше бы где в другом месте. Черт его знает, как кулачье у вас… И вам с Дуняшкой не надо бы сегодня дома ночевать.
Едва разлилась темнота, Андрей взял тулуп, одеяло, две подушки и повел Семенова в огород. Там, в самом конце, где на оставшемся невскопанном кусочке буйно разросся дикий конопляник, Андрей разостлал шубу, положил подушки. Дуняшку он отправил на ночь к Ракитиным.
Семенов снял сапоги, пиджак, вынул из кармана наган, осмотрел его и сунул под подушку. Перехватив взгляд Андрея, сказал:
– Всяко случается, Андрюша… За последнюю неделю семеро наших ребят в деревнях погибло. И все ночью, днем пока не решаются…
– Пока? Значит, скоро и днем будут?
– А ты как думал? Борьба только разгорается, Андрюша. А как начнем прижимать кулачье – ощерятся… Оружие у вас есть у кого?
– Да так, кое у кого из фронтовиков.
– Доставать надо потихоньку. Я помогу тебе в этом.
Они легли, укрывшись одним одеялом. Черная тихая ночь плыла над деревней. Иногда прилетал откуда-то слабый-слабый ветерок. Тогда жесткие листья конопляника несмело и сонно шуршали, нагоняя дрему на самих себя.
Семенов закрыл глаза, с удовольствием вдыхая густой, чуть горьковатый запах конопли, который, как дурман, заволакивал сознание, бросал тело в какую-то пустоту. Но неожиданно уловил, что пахнет еще чем-то. Потом различил, что сквозь плотный маслянистый конопляный застой пробивается холодноватый запах мяты, и сказал об этом Андрею.
– А речка тут рядом. За изгородиной.
– Ага, – сказал Семенов, совсем засыпая. Но, подумав, что Андрей обидится, если он уснет так скоро, промолвил через силу: – Ну как ты после того, как тебя… После госпиталя сразу домой или снова на фронт?
– На фронте не
был больше. А по госпиталям снова всласть поскитался.Усмехнувшись, Андрей прибавил:
– По многим городам проехал. Все думал: не найду ли ту страну, о которой рассказывал ты когда-то…
– Какую страну?
– Забыл, что ли? Там нет богачей мироедов. Там все пашут и сеют сообща… А я вот помню все время твой рассказ.
Семенов приподнялся и сел. Спать ему уже не хотелось.
– И не нашел? – спросил он негромко.
– Нет. На фронте спросить тебя хотел – где же эта страна. Да не успел… – Андрей тоже приподнялся. – Знал, что это – сказка. А вот верил, искал…
– Это не сказка, – помедлив, ответил Семенов. – Это уже быль. За такую страну вот и деремся сейчас, кровь проливаем, головы кладем. – Семенов потер кисти своих рук, добавил: – За нее и на каторгу шли, Андрюша.
Веселов смотрел на Семенова молча. Только что взошедшая луна отражалась у него в глазах двумя маленькими звездочками.
Потом Андрей лег и также молча стал смотреть в небо, подложив руки под голову. Молчал и Семенов.
Через несколько минут Андрей сказал одно только слово:
– Так…
Семенов понял состояние Андрея, тот смысл, который он вкладывал в это слово, проговорил:
– И долго еще драться будем. Жестоко. Но победим.
Еще немного помолчав, Андрей глубоко и шумно вздохнул и, точно оставив там, за этим вздохом, свои сомнения, неуверенность, спросил:
– Выходит, неслучайно ты у нас снова оказался?
– Не случайно. Нас, бывших ссыльных и каторжан, партия направила для революционной работы сюда, в Сибирь, так как мы лучше знаем здешние условия. Я теперь частенько буду к вам наведываться.
Семенов взбил подушку, собираясь ложиться.
– Завтра проведем собрание, а вечерком поеду дальше. На обратном пути заеду еще к вам.
– Федя, – сказал Андрей, когда Семенов снова лег. – Я знаю, ты спать хочешь. Но… расскажи мне поподробнее… о партии этой самой… А?
В голосе Андрея прозвучало волнение. Уловив это, Семенов сам почему-то разволновался, отбросил одеяло. Нащупал в темноте руку Веселова.
– Слушай, Андрюша. Слушай, друг мой, – проговорил Семенов прерывающимся голосом.
Коротки летние ночи. А эта была, казалось, совсем короткой. Вроде только минуту назад Семенов стал рассказывать Андрею о партии большевиков, а уж засинел восток. Но Андрей не в силах был прервать рассказ, слушал и слушал, не перебивая, не задавая вопросов, почти не дыша…
На другой день в Локтях состоялось собрание жителей села.
Высказывались преимущественно те, кто был вчера во дворе Андрея.
Под конец образовали сельский Совет, куда вошли Веселов, Ракитин и еще несколько человек.
Зеркалов, Лопатин, Петр Бородин на собрание не пошли. Когда один из зажиточных мужиков прибежал к Гордею и сообщил о результатах, тот только сплюнул на жирный крашеный пол:
– Теперь везде митингуют. Глотку им не заткнешь.
– Так ведь организовали…
– Чего? – рявкнул Гордей.
– Этот… Совет.
– Плевал я на Совет. Подчиняйся, коль хочешь. Ну, чего глазами хлопаешь? Проваливай…