Поводыри на распутье

– Пэт повезла меня из Университета на мотоцикле. Быстро повезла. И не остановилась, когда я попросила.

– Она поступила плохо.

– Она очень высокомерная, – бросила Матильда.

– Пэт грубила тебе?

– Нет… но это чувствуется. В жестах, в интонациях… Она как будто стоит на другой ступеньке.

– Когда Патриции было пять лет, Кирилл отдал ее в закрытую школу, – негромко произнесла Мамаша.

– Ты это говорила, – перебила гадалку Матильда. – Но мне кажется, что это ложь.

– Почему?

– Она ничего не рассказывает об этой школе.

– Может, ей там не нравилось, – пробормотала Мамаша.

А девушка, почувствовав растерянность Даши, решила проверить давние подозрения:

– Тетя, ты заставляешь меня дружить с Пэт, потому что так хочет Кирилл? А мы от него зависим?

– С чего ты взяла?

– Ты говорила, что мое обучение в Университете будет спонсировать «Науком»…

Гадалка вздрогнула.

– Да, говорила.

– Учебный год начался, а я до сих пор не подписала с ними контракт. Навела справки и выяснила…

– Да, ты права, – ослабевшим голосом произнесла Мамаша. – Я забыла тебе сказать, что «Науком» нам отказал.

– Но я учусь.

– За обучение платит Кирилл.

– И поэтому я должна дружить с его капризной дочерью?

– Нет! – Мамаша Даша ответила резко, неожиданно резко. И громко. – Ты ничего и никому не должна. Ты можешь пойти к Патриции и плюнуть ей в лицо, если пожелаешь. Можешь облить ее краской и навсегда поругаться. Можешь сделать все, что хочешь: Кирилл огорчится, но продолжит оплачивать твое обучение.

Матильда помолчала, растерянно хлопая глазами на тетку, затем тихо спросила:

– Это правда?

– Правда.

– Почему он это делает?

– Узнаешь. – Гадалка встала из-за стола, подошла к племяннице и обняла ее за плечи. – Патриция не умеет дружить, это так. Но рано или поздно это пройдет. Поддержи ее, Мата, мы должны ей помочь.

– Почему?

– Потому что она нам нужна.

* * *

анклав: Москва

территория: Аравия

жаркий день

большое начинается с малого

Настороженность. Ее запах. Ее шепот. Ее взгляд.

Выжить в Анклаве непросто. Хочешь вернуться вечером домой или в то место, которое называешь домом, – будь внимателен. Не ходи в районы, в которых тебе нельзя появляться. Не говори, чего не следует. Не говори, с кем не следует. Смотри по сторонам. Если ухитряешься следовать правилам и не стал параноиком – будешь жить долго. Счастливо или нет, зависит от тебя, но долго. У тебя выработается нюх на опасность. Повинуясь ему, ты покинешь улицу, на которой вот-вот начнется массовая драка, и зайдешь в магазин за секунду до того, как на площади откроет стрельбу психопат.

Согласно официальной статистике первые моб-киллеры убивали в среднем двадцать шесть человек – скорострельные «дрели», которые они, как правило, использовали, необычайно эффективны против толпы. Но когда аналогичное исследование провели через десять лет, аналитики крепко задумались: среднее число жертв снизилось до двенадцати человек. Психопаты продолжали выбирать наиболее оживленные места, продолжали использовать современное автоматическое оружие, но… У людей развился инстинкт. Они стали быстрее вычислять моб-киллеров, быстрее падать на землю, скрываться за углом, а самое главное – избегать опасных зон. В пятнадцать ноль восемь камера наружного наблюдения, установленная на площади Пушкина, зафиксировала толпу численностью около трех тысяч человек, в пятнадцать двенадцать людей было около двух тысяч, а когда в пятнадцать пятнадцать очередной психопат открыл огонь, на площади находилось всего полторы тысячи человек. Подобные данные поступали после каждой акции моб-киллеров.

У людей вырабатывался новый инстинкт.

Он складывался из повседневных мелочей, из наблюдений, из желания жить. Из простых правил, которые устанавливали для себя люди и которых они придерживались машинально, не задумываясь. Например, приезжая в Урус или Занзибар, Слоновски всегда снимал «дыродел» с предохранителя. А вот в Аравии – нет. Район другой. Спокойный.

Был.

Сегодня же в шумном гомоне аравийских улиц ощущалась настороженность, ожидание удара. Взгляды быстрые. Голоса отрывистые. Улыбок почти нет.

Настороженность.

– Они ждут, – негромко произнес Марат.

Грег молча кивнул.

Опытные безы чуяли надвигающуюся грозу лучше всех. И если Слоновски знал, что Аравия вот-вот полыхнет, то рядовые сотрудники СБА, не посвященные в комбинации Мертвого, просто чуяли и вот уже три дня выезжали на патрулирование Аравии в усиленном составе.

– Ждать осталось недолго.

– Надеюсь, мы успеем уехать, – невесело пошутил Марат.

– Надеюсь.

Посещать в эти дни Аравию не рекомендовалось. Официально территорию не закрыли, но все понимали: достаточно одной искры – и взорвется. Сильно взорвется. В любой момент. Но старый Абдурахман, у которого Слоновски собирался разузнать насчет людей Моратти, отказывался говорить о серьезных вещах по сети. Когда-то неосторожность стоила Абдурахману трех лет свободы, и с тех пор он вел дела только лично. Пришлось тащиться.

– К лавке не подъезжай, – пробурчал Слоновски. – Ну его к черту, рисковать. Остановись в паре домов, у щита. А дальше я сам.

– Еще скажи: смешаюсь с толпой.

– Постараюсь.

В целях конспирации безы переоделись муниципальными электриками, взяли инструменты, поехали на стандартном фургончике. К городским служащим в Аравии относились нормально, не приставали, но это в обычное время…

– Все, я пошел. – Слоновски, который с трудом помещался в маленькой кабинке «Пежо», выбрался на тротуар, расправил плечи и облегченно вздохнул.

Все в квартале знали, что Абдурахман человек уважаемый. Очень уважаемый.

В свои семьдесят с хвостиком он сохранил ясный и острый ум, которому бы позавидовал иной тридцатилетний. В его лавке продавались ковры ручной работы. Торговля процветала и пользовалась популярностью среди известных дизайнеров, оформляющих квартиры богатым каперам и верхолазам. Дети Абдурахмана выросли, трое сыновей жили в достатке, двум дочерям старик нашел достойных мужей. Все было хорошо.

Но по-настоящему уважаемым человеком делали Абдурахмана не мудрость и богатство, а обширные связи среди аравийских канторщиков. Сам старик уголовником никогда не был (ошибки молодости не в счет), но авторитет среди бандитов имел высокий, умел нужные слова для любого человека подобрать, совет хороший дать, подсказать, с кем иметь дело, а кого поостеречься. Абдурахман нынешних вожаков канторских сопливыми юнцами помнил, и к его мнению прислушивались. И не только прислушивались. Когда назревали серьезные дела, затрагивающие интересы нескольких кантор, старик частенько оказывался в самом центре интриг: ему доверяли, и случалось, скромный торговец коврами обеспечивал совместную работу группировок, вожаки которых терпеть не могли друг друга. Всякое бывало.

Назревающие в Аравии беспорядки оказались на руку канторам – удобный повод придавить обнаглевших конкурентов из Кришны. Однако открыто раздувать конфликт бандиты не хотели: опасно, да и уважение соплеменников можно потерять. Вот и поручили контроль за ситуацией старику – он и канторские интересы соблюдет, и СБА из виду не выпустит, и недругов Мертвого к делу пристроит. Альфред, появившийся некоторое время назад в Москве, денег на бунт не жалел, но аравийцы его к себе не подпустили, на Абдурахмана вывели. Деньги, разумеется, взяли, советами профессиональными воспользовались, а что дальше с чужаком делать, оставили на усмотрение старика, захочет безам сдать – пусть сдает, никого судьба провокатора не волновала.