Поворот судьбы

И у меня был Гейб. Молодчина. Он заменял Аори отца, оставаясь при этом мальчиком, который вправе рассчитывать на то, что в доме ему создадут условия для нормальной жизни. Одежда, к счастью, была чистой, но разбросана по всему дому. Когда вся посуда в доме, включая блюда из праздничного фарфорового сервиза, оказывалась грязной, приходило время помыть три тарелки. Когда я была на ногах, то заставляла их совершать большой рейд по дому. Мы убирали, вытирали пыль, мыли все вокруг, драили и вычищали. Как только все более или менее приходило в норму, наступало время нового укола.

После того как я начинала чувствовать слабость, Гейб заменял меня в доме, и мы даже это обговаривали. Он ставил будильник на шесть, выползал из постели, шел будить Каролину, для чего ему приходилось иногда сыпать ей кубики льда в постель, а потом вести Аори в туалет и обратно в кровать, если она не шла в садик. На столе он оставлял хлопья и изюм. Если Аори надо было отправлять в садик, он звонил Кейси, которая заскакивала к нам и завозила ее. Затем однажды Гейб показал мне согласие на то, чтобы он сдал на права и получил работу, с моей подписью (искусно подделанной). «Сколько же я уже „подписала“ объяснений по поводу пропущенных занятий?» — подумала я и стала выбрасывать все письма, адресованные «родителям А. Габриэля Штей-нера», ибо не видела в этом смысла. Я не могла позволить себе взять хорошего наставника для Гейба, а звонить его личному куратору не собиралась, так как ее электронные послания, как мне казалось, излучают неприязнь и злобу.

В те ночи, сразу после укола, я просыпалась, дрожа и вся в поту. Я сползала к Аори, чтобы убедиться, что она все еще жива, что она укрыта как следует, а потом направлялась в холл. Так как в доме было темно, а координация часто подводила меня, то я лезла на четвереньках. Услышав меня, Гейб без единого слова выскальзывал из постели (он был в пижаме Лео, как я поняла позже), поднимал меня на ноги и под руки волок к кровати. На следующее утро мы не упоминали о случившемся.

Что он должен был переживать в этот момент? Стыд. Что я могла ему сказать? «Спасибо, дорогой мой, что дотащил меня до кровати вчера ночью». Это только усилило бы ощущение униженности и у меня, и у него. И словно у Гейба было мало проблем, к общему списку прибавилась еще одна: Тиан, проливая слезы и посылая поцелуи, все же уехала. Ей не хотелось расставаться со школой и с Гейбом, но было очевидно, что она с радостью и нетерпением ожидает встречи с семьей. Она не скрывала, что не будет особенно скучать по Шебойгану. Теперь Гейб редко выезжал с Люком и его друзьями на прогулки, хотя поездки в школу за рулем автомобиля хоть как-то укрепляли его достоинство после отъезда Тиан.

Гейб был очень чувствительным мальчиком.

Я понимала, каково ему.

Я тоже была чувствительной, но у меня не хватало смелости ответить на пачку писем и бесконечные послания от Ханы и Гейба-старшего.

— Джулиана, — настойчиво повторяли они на автоответчике. — Джулиана! Просим тебя, перезвони нам!

В конце концов (через два дня после очередного укола) свекор со свекровью появились на пороге нашего дома. Они объяснили это тем, что им «надоело солнце и общество пожилых людей». Конечно, им надоело солнце. Двадцать дюймов снега на пороге моего дома могли служить «приятной» переменой. Лизель и Клаус уехали в очередную поездку, а Гейб считал, что чистить дорожки от снега еще более бессмысленное занятие, чем стирка.

Гейб вел себя, как ребенок на Рождество, который дождался подарка от Сайта-Клауса. Он с криком сбежал вниз:

— Мама! Дедуля и бабуля здесь! Они приехали! Словно на берег высадился отряд спасателей.

— Нам захотелось увидеть настоящую жизнь вокруг, — услышала я слова отца Лео, когда он вкатывал чемоданы в коридор.

Я попыталась встать с кровати, но мои ноги были как ватные. Я не смогла даже пошелохнуться. В последний раз я вылила в ванной комнате полный стакан ледяной воды на бедро. Специально. Я увидела, что моя кожа никак не отреагировала на это — ни покраснением, никак, но мозг мой отчаянно вопил, как будто, я провела шесть часов под палящим тропическим солнцем. Кровать имела такой вид, словно на ней лежал человек, у которого недержание мочи.

Я услышала, как Хана идет по холлу и неодобрительно хмыкает. Я представила, какое впечатление на нее произвел слой пыли на книжных полках над дверью.

— Джули, Джули, ты, как всегда, не отрываешь головы от книг. Джули, дорогая, — позвала она меня, — а когда приходила та девушка, которая убирает? Как ее зовут? Сайонара?

Ее звали Леонора. Она была филиппинкой, студенткой, которая приходила и делала всю «тяжелую» уборку раз в неделю. Однако я не могла позволить себе оплачивать ее услуги, с тех пор как стала колоть эти уколы, которые, хотя и были эффективны при лечении рассеянного склероза, все же не считались доказанным безальтернативным средством, поэтому моя медицинская страховка не покрывала затрат.

Я только могла себе представить, как со стороны выглядит дом. И какой у нас стоит запах.

— Джули? — Хана показалась в дверном проеме.

Последние несколько дней я держала жалюзи закрытыми, потому что от света у меня начиналась резь в глазах. Они меня не подводили даже сейчас, особенно правый глаз. Если я смотрела левым глазом, то все вещи казались размытыми, словно подернутыми масляной дымкой. Я все еще думала о бутылочках с лекарством, когда Хана воскликнула:

— Джули?

Я… забыла, что она стояла здесь.

— Джули, о святые небеса, — вскрикнула она в полный голос, распахивая шторы и открывая жалюзи. И тут же стала видна картина полного хаоса: армия смятых бумажных стаканчиков, пустые упаковки от вермишели, футболки и пижамы в углу у телевизора и я — в старых штанах Лео и в длинной футболке с пятном от горчицы на груди. Я увидела целую кипу газет, которые, к великому удовольствию Аори, накапливались, пока не достигли верхнего ящика комода, а потом она случайно их опрокинула.

— Да что здесь произошло?

Такую комнату можно было бы увидеть только в студенческом общежитии.

— Гейб! — закричала она.

— Иди сюда! — подключилась и я.

На следующий день Хана вымыла в доме все поверхности, даже те, которые, как мне казалось, не чистились с момента покупки этой квартиры. Хана прыгала со стремянкой и сметала паутину в углах. Она приготовила рис с бобами, рис с цыпленком и брокколи, гороховый суп и рисовый пудинг. Потом сделала мясные шарики. Она накрахмалила и отутюжила все мои блузы, которые до этого висели в шкафах, как бедные квазимоды. Затем вытряхнула на пол в гостиной содержимое рюкзака Гейба и разобрала его вещь за вещью.

Было воскресенье, и Гейб шесть часов просидел за приготовлением домашнего задания, выполнив даже те упражнения, которые значились в графе «дополнительные вопросы».

— Я так понимаю, что ты их делаешь-делаешь, а потом они годятся разве что на растопку, — произнесла Хана.

Гейб посмотрел на меня растерянно. Он был в панике, не зная, как делать алгебру.

— Позвони Люку, — предложила я.

— Он еще хуже в ней разбирается, чем я, — пробормотал Гейб.

— Позвони кому-нибудь еще, — прошептала я.

— Со мной в классе никто не разговаривает. Я даже имен их не знаю. Для меня что Дик, что Дейв.

— Надо попросить Клауса, — вмешался Гейб-старший.

Все это время он был занят телефоном. Я знала, что он делает: пытается дозвониться до Лео или до его друзей либо коллег.

— Они с Лизель в отъезде, — прокомментировала Каролина, безуспешно пытаясь отфутболить свой школьный рюкзак в холл, поближе к кладовой. — Их лет сто еще не будет.

— Ну, не знаю, мне показалось, что какой-то парень, очень похожий на Клауса, расчищал дорожку перед домом. По-моему, это означает, что они вернулись, — ответил мой свекор, не подняв головы. — Он ведь ученый. Он знает математику. Пойди и по-Ироси его помочь, Каролина. Или я это сделаю сам. Мои дети с несчастным видом поплелись искать Клауса, который уже закончил разгребать снег. Наши жильцы не были нам друзьями. Они отличались крайней сдержанностью. Но я знала, что они догадались о переменах, происшедших в нашем доме, потому что стали ненавязчиво оказывать мне и детям разные знаки внимания. Однажды они оставили в почтовом ящике для Аори застывший помет динозавра со смешной открыткой. Клаус также предлагал отвезти детей, «если вдруг это понадобится». Гейб позже рассказывал, что Лизель делала им чай. Они охотно помогли Гейбу и Каролине с математикой, хотя у самих еще стояли в коридоре не разобранные после дороги чемоданы. Клаус и Лизель прилетели их Санта-Лючии или из Санто-Доминго — как оказалось, на том же самолете, что и родители Лео, приехавшие из Флориды. Детей не было по меньшей мере час. Все это время Хана с присущей ей деликатностью драила ванну и наполняла ее дышащей паром ароматизированной водой. Рядом со мной появилась Аори, похожая на маленького дельфинчика. Хана подождала за шторкой. Когда Аори стала немного чище, Хана отправила ее играть, а потом взяла одну из моих дорогих мочалок, молча намылила ее, и стала массировать мне спину и шею. Все это она делала, не произнося ни слова и не глядя на меня. Меня душили рыдания, но затем, вопреки первому инстинкту, я взяла Хану за руку, украшенную золотом.