Поворот
Шрифт:
Я по-прежнему, слышишь, Алиса, все так же очень,
пусть немного не так, как прежде, но до сих пор.
Ты, украв мое сердце, сбежала, как гнусный вор.
С этой страшной дырой, что центра груди левее,
не живётся совсем. Там Сони теперь гнездо.
Хоть кому-то из нас и в чем-то хоть повезло.
Ты прости, что опять тебя вспоминаю всуе,
твое имя на вкус, как старый остывший чай.
Продолжай, милый друг, не помнить и не скучать,
а
вновь найти сюда путь. Живешь, позабыв ее.
И в шкатулке хранимое сердце мое гниет.
Возьмите Алису с собой
«Возьмите Алису, возьмите Алису с собой!» —
просила, просила. Теперь ухожу. Одна.
Вползаю под дерево в проклятую нору,
которая не имеет, быть может, дна,
которая приведет куда-нибудь в никуда,
но главное – уведет от вас, ненавистный сэр».
Алиса не знает правил, все ей игра,
а в играх, увы, не случается полумер.
Алиса берет с собой ниток большой клубок,
и нить расплетается, выскальзывая из рук
задолго до мига, как тело, упав на дно,
царящей тиши здесь подарит удара стук,
подарит хруст сломанной кости и тихий вздох,
подарит немой вопрос в голубых глазах.
Алиса, Алиса, реальности мир жесток,
здесь сказок твоих не случаются чудеса.
Да иди ты
Да иди ты на все четыре отсюда пешей!
Притащила воз роз, а на кой они в царстве мрака,
где вокруг только лед? Я прошу тебя, Герда, дура,
зарекаю тебя, прекращай же, ну хватит плакать.
Забирай это все! Ни к чему мне твои подарки.
Что, в сравнении с тихой поступью Королевы
и ее белых рук, подарить мне смогла б простая
девка вроде тебя? Только тело, да, только тело.
Но что руки твои, озябшие от мороза,
все в царапках колючих от холода и от ветра,
что мне ноги твои, истоптанные до крови,
что от сердца в груди, горящего безответной,
жадной, жалкой, ненужной, мешающей тебе страстью?
Этой нежностью, что и льдины согреть не в силах?
Уходи, пока можешь, о, гордая и босая,
я тебя приходить сюда, в общем-то, не просил.
Мы – заложники расстояний
Мы – заложники расстояний,
мы – заложники расставаний,
бесконечных в пути скитаний
и погаснувших маяков.
Мы – владельцы дыры в кармане,
пустоты той, что между нами,
мы – подошвы от наших прежде
целых, новеньких сапогов.
Может, хватит? Ну право слово!
Ну подумаешь, не взросло в нас.
Ну прими уже, что мне снова
что-то пробовать – нет огня.
Я настолько устал, что – хочешь,
трать неделями дни и ночи —
вряд ли станет уже короче
от тебя путь и до меня.
Говорит,
я прошла так многоГоворит, я прошла так много,
ну, вернись ты, ну ради бога!
Но на все ее «Как мне плохо!»
отвечаю: «Мне, Герда, п****й».
Говорит, без тебя нет смысла.
Сколько можно по свету рыскать?
Но на все ее «Будь разумным!»
отвечаю: «Глаза разуй, а?
Разве мало тебе льда было?
Поумнее б была – забыла».
А она на мои «Свали же!»
на коленях ползёт лишь ближе.
Сколько можно, ну Боже правый?
Как ее мне назад отправить,
если холод не видит, дура,
продолжая о светлом думать?
Говорю, с головой неладно,
возвращайся домой обратно.
Вытирает по щекам влагу
и не делает прочь ни шагу.
Я смотрю на него так робко и не дыша
Я смотрю на него так робко и не дыша.
Бесконечность прошла, и нет сил на последний шаг.
Прикоснуться к тому, для кого принесла тепло,
рука тянется, натыкается на стекло,
замирает неловко, ей вторит то, что в груди.
Говорю, это я, я пришла. Это я. А он вскользь глядит —
так на мусор не смотрят: холодная пустота.
Говорит, заглянула – спасибо, и машет, мол, выход там.
Я прождал тебя долго
Я прождал тебя долго. Рама срослась с виском —
так до рези в глазах я вглядывался вдаль честно,
но теперь, ты прости, не найдется тебе здесь места,
а безликие стены выросли в слово «дом».
Он закрыт на засов. Стучись, сколько хватит сил.
Половик новый с надписью видишь «Вам здесь не рады»?
Лед, покрывший здесь все, не вытопить больше взглядом
твоих глаз летних, теплых, которых я не простил.
Герда пускается следом, как пес, за Каем
Герда пускается следом, как пес, за Каем,
капли кровавые Гензелем оставляет —
хлебными крошками путь, выстеленный впустую.
Герда рискует. О, как же она рискует!
Сердце остынет того, как найдет, задолго.
Кай еще рядом, а взгляд уже злой и колкий,
и таким был всегда, но, теплом укрытый,
не опалял им нежность своей сестры,
не раскрывал ни сущности и ни сути.
И, провожая девочку эту в путь,
каждый из встреченных ею глядит и плачет,
и не желает найти ей его удачи.
Говорят, любовь – бог
Говорят, любовь – бог, и бог этот тебя ведет.
Если ищешь, найдешь, судьбы выложит перепутьем.
Цвета глаз твоих синих в ладонях кинжалом лед,
что однажды войдет мне в спину и выйдет грудью,
как на вертел, насквозь насадив меня. Сколько ждать
этот миг? Я устал уповать на судьбу, на любовь, как Бога,