Поврежденные товары

Я смотрю вверх, на свое окно. Последние лучи света скользят по стеклу, окрашенному в желтый и розовый цвета.

Голубь приземляется, казалось бы, из ниоткуда на мой подоконник. Он нетерпеливо притопывает лапками, как будто ищет гнездо. Он что-то держит в клюве.

А twig...no, не прутик. Ветка. Оливковая ветвь? Невозможно. Это Пенсильвания. Оливковое дерево должно было бы расти в теплице, чтобы выжить.

Но оно здесь. Совсем как я. Знак, посланный Ноеву ковчегу, когда казалось, что вся надежда исчезла.

Символ сухой земли.

Надежды.

Площадка для приземления.

Безопасное убежище.

Есть один ценный урок, который я усвоил в Джульярде, и которому меня не учили профессора: ваша самооценка - слишком высокая цена за успех.

На самом деле это ваше самое ценное достояние.

Нет никакой валюты для того, чтобы знать себе цену.

Пришло время перестроить мою жизнь и начать с нуля.

ГЛАВА 43

Бейли

Семь месяцев спустя

В итоге я пробыл в реабилитационном центре еще четыре месяца.

Я не чувствовал себя готовым, когда пришло время прощаться. Честно говоря, мне показалось правильным дать моим травмам отдых, которого они заслуживали.

Мое тело отплачивает мне тем же. Я больше не чувствую слабости, головокружения, тошноты и изнуренности.

Я жду, когда мои родители заберут меня из аэропорта Сан-Диего, окруженный своими мирскими пожитками и слегка встревоженный.

На мне укороченный розовый свитер argyle, белая теннисная юбка, носки до колен и черные кроссовки Mary Janes. Непрекращающийся мелкий дождик грозит испортить мой идеальный хвост, завязанный бантиком.

Мы с Львом не разговаривали друг с другом семь месяцев, и то, как мы расстались, говорило о том, что нам не к чему возвращаться.

Единственное, что я узнал о нем от мамы, это то, что его приняли в Военно-воздушную академию.

Не могу сказать, что я удивлен, учитывая, каких усилий мы с Дикси приложили в сочетании с его собственными неоспоримыми заслугами.

Это означает, что я не совсем уверена, что он все еще в Тодос-Сантосе, но какая-то крошечная часть меня надеется, что он приедет в аэропорт с моими родителями, чтобы забрать меня.

Вот почему я одета как надувная кукла, готовая потрясти мир какой-нибудь одинокой девственницы.

Передо мной подъезжает к обочине Porsche Panamera. Быть похищенной богатым человеком с кризисом среднего возраста - не моя мечта всей жизни, но это все равно лучше, чем жизнь без Льва.

Пассажирская дверь распахивается, и я инстинктивно отступаю назад, ожидая увидеть незнакомца, но сталкиваюсь лицом к лицу с мамой.

Папа выскальзывает с водительского сиденья. Мое сердце падает из груди в желудок, затем раскалывается и перекатывается к обеим ногам.

“У тебя новая машина!” Я изобразила фальшивую улыбку (где Лев?). “Поздравляю! Это выглядит... Зеленый. Такой зеленый. Радиоактивно-зеленый. “...круто”.

– О, милая, тебе не нужно притворяться. Мама сжимает меня так крепко, словно не верит в мое существование. “Мы обе знаем, что эта машина слишком зеленая для ее же блага. Это возраст твоего отца.

“Лучше неоновый ”порше", чем секретарша двадцати с небольшим лет с проблемами папочки".

Мама одаривает его нежной улыбкой, разглаживая рукой свой кардиган. “О, но, милый, она бы так хорошо смотрелась рядом с твоими документами о разводе без брачного контракта!”

“Вау. Двести часов интенсивной терапии коту под хвост за две минуты. Вы, ребята, лучшие ”. Я поднимаю два больших пальца вверх.

Они ухмыляются друг другу, затем разражаются смехом. Очевидно, это был их способ растопить лед.

(ГДЕ ЛЕВ?)

“Бейлс! Боже мой, как мы по тебе скучали”. Мама снова прижимает меня к груди.

Папа обнимает меня сзади. В конце концов я выпутываюсь из их осьминожьих объятий.

ГДЕ. НАХОДИТСЯ. ЛЕВ?

Папа закидывает мои сумки в багажник "Порше", а мама запихивает меня на заднее сиденье, как будто я собираюсь сбежать.

Я в оцепенении. Его действительно здесь нет. Какой бы глупой я ни была, часть меня была уверена, что Лев появится. Что он передумал, пока меня не было все эти месяцы, и понял, что все еще хочет, чтобы я была частью его жизни, несмотря ни на что.

Внутри меня разверзается зияющая, ненасытная дыра. Такое чувство, что мои эмоции пожирают мои внутренние органы. Что ... не весело.

Но я только что прошел реабилитацию и владею множеством приемов и инструментов для преодоления трудностей.

Поэтому я просто делаю десять успокаивающих вдохов, перенаправляю свои мысли и ... Да, жизнь по-прежнему отстой.

Но моей трезвости ничто не угрожает. Я могу грустить и при этом сопротивляться наркотикам.

– Я умираю с голоду, - объявляю я, пристегиваясь. Папа садится на переднее сиденье. Они с мамой обмениваются еще более понимающими ухмылками.

Я хмурюсь.
– Что-то смешное?

“Неа”, - говорит папа, в то же время мама объясняет: “Ты не был голоден несколько месяцев до того, как попал в реабилитационный центр. Мне пришлось догнать тебя и запихнуть энергетические батончики тебе в глотку. Ты выглядишь потрясающе, Бейли. Ты похожа на ... ну, на тебя.

– Я - это я, и я умираю с голоду, определенно не из-за энергетических батончиков. Я шмыгаю носом.
– Мы можем заехать в “Пиццу моего сердца” по дороге домой?

“Может ли ребенок восьмидесятых щеголять поясной сумкой, не испытывая смущения?” Капитан Рэндом, он же папа, потрясает кулаком в воздух.
– Я думал, ты никогда не спросишь.

Машина снова вливается в поток машин, выезжая из аэропорта Сан-Диего.

Мы едем уже десять минут, прежде чем я не выдерживаю и выпаливаю: “Лев уже в Колорадо или...?”

Я чувствую себя жалкой, спрашивая об этом, учитывая, что все признаки показывают, что он забыл обо мне.

Поэтому я поспешно добавляю: “Я написала ему письмо с извинениями в рамках наших семи этапов выздоровления, но еще не отправила его. Должен ли я опустить это в его почтовый ящик или ... отправить в его школу?”