Поврежденные товары

Но я не хочу становиться инструктором по зумбе. Я хочу заниматься балетом. А в Джульярде этим занимаются профессионально, так что это ступенька, которую я не могу пропустить. Это то, ради чего я работал со дня своего рождения. У меня нет другой личности.

Быть балериной - единственное, что имеет значение. Я хватаю Талию за руку как раз в тот момент, когда она собирается встать.

“Я не могу потерять свое место там”, - говорю я отчаянно, как будто она имеет какой-то вес при принятии решения. Талия выглядит немного грустной. Она жалеет меня. Почему бы и нет? У нее есть мальчик, талант и возможность. У меня нет ничего.

– Бейли. Она мягко стряхивает мои прикосновения. “ Ты даже не можешь как следует потянуться. Я думаю, что о тренировках сейчас не может быть и речи ”.

– О, но я мог бы тренироваться. Если бы только у меня были обезболивающие. Я делаю глубокий вдох. Настоящие обезболивающие. И их много. Не то, что я нашла дома. На Ощупь они похожи на кегли.

Она вздыхает, отводя от меня взгляд. У меня такое чувство, что она хочет сказать что-то еще.

– Что? Скажи мне. Я впиваюсь пальцами в ее кожу.
– Ты не знаешь, где я могу их раздобыть?

– Бейли, пожалуйста. Она направляется за бутылкой воды, слегка покачивая бедрами. “Это ужасная идея”.

Я бегу за ней, прихрамывая на сломанную ногу. “Давай!” Умоляю я. “Я должен выбраться отсюда. Возвращайся в Джульярд...”

Затем мне в голову приходит идея. Манипулятивная, ужасная идея, но она может подтолкнуть ее в правильном направлении.

“Ты же знаешь, что Лев останется здесь, если я не буду в порядке, верно? Мы всегда сдерживали друг друга. Когда один из нас попадает в беду, другой бросает все и идет им на помощь. Это абсолютно токсично. Он никогда отсюда не уедет, пока я рядом ”.

Это заставляет ее остановиться. Она закрывает глаза и делает глоток воды.
– Вы так близки?

“Чувак!” Я вскидываю руки в воздух. “Я был там, когда умерла его мама. У тебя нет ни единого шанса.

Я ненавижу себя. Меня тошнит. Я использую смерть Рози, чтобы выиграть. Я официально опустился до самой низкой формы человека, какой только мог стать. Я думаю. Лицо Талии искажается от ужаса.

“Послушай, я знаю, что ты не наркоманка. Спортивные травмы для меня не в новинку. У меня было такое много раз. Если ты действительно серьезно относишься к возвращению в Джульярд ...
– Она замолкает.

В моей груди расцветает надежда.
– Да?

Талия на мгновение поджимает губы, затем вздыхает. “ Я кое-кого знаю. Он продает лекарства по рецепту. Они законные, регулируемые; его отец владеет CVS на Соледад-авеню. Но если я узнаю, что ты используешь опасные наркотики, Бейли ... Она качает головой. “Я скажу Льву”.

Наступает мимолетный момент ясности, когда я понимаю, что у меня есть возможность избавиться от вредной привычки и повернуться спиной к наркотикам, и что, возможно, мне следует сказать ей, чтобы она забыла обо всем этом.

Но затем Талия хватает свой рюкзак, достает блокнот, вырывает из него страницу и открывает свой телефон. Она начинает записывать номер на листке бумаги. “Его зовут Сидни. Он выглядит как придурок, но, поверь мне, у него чертовски хорошие связи”.

Талия вальсирует ко мне, ее движения проворны и целеустремленны.

Таким, каким был мой до того, как у меня накопилось столько травм, что хватило бы на целый сезон в НБА. Она складывает бумагу и засовывает ее за резинку моих леггинсов.

– Просто сделай мне одолжение?

– Не говорить Льву? Я сдерживаю желание закатить глаза.

Она улыбается.
– Ты же знаешь, какой он.

“Да”. Никогда не доверяй человеку, который говорит тебе хранить секреты от людей, которым ты небезразличен.

Я провожаю Талию до входной двери и закрываю ее за ней. Моя сестра наверху, перекидывает через плечо свою сумку Hermes. Она выглядывает в окно, вероятно, ожидая Uber.

Я кладу руку на плечо сестры, на самом деле ничего не чувствуя, и она отдергивается, как будто я незнакомец на вокзале, пытающийся ее ощупать.

Она хмуро вешает сумку на плечо, и все это читается в ее глазах. Боль. Неприятие. Неразбериха.

“Ты действительно зашел слишком далеко, не так ли?” Она усмехается. “Я вылетел срочным рейсом, чтобы поговорить с тобой по душам, а ты вместо этого заперся в подвале с этой змеей в светлом парике”.

У меня отвисает челюсть.
– Талия милая.

Она откидывает голову назад и невесело смеется. “Талия - манипулятор. Поверь мне, чтобы понять это, нужен человек. Вероятно, она планирует твою кончину прямо сейчас, пока мы разговариваем.

—Как ты...

“Услышал достаточно через дверь, прежде чем разочароваться в тебе”.

У меня голова идет кругом. Я знаю, что заслуживаю ее гнева, но мне так жаль себя, что никто не делает мне поблажек.

– Ты разочаровался во мне? Я задыхаюсь.

Неважно, насколько плохо обстояли дела с Дарьей, когда она была подростком, она всегда любила меня. Я был уверен в этом так же, как в том, что солнце встает на востоке. Моя сестра всегда прикрывала мою спину.

Она открывает рот как раз в тот момент, когда роскошный BMW заезжает в тупик, чтобы отвезти ее в аэропорт.

“Нет, милая. Ты сама это сделала. Если жизнь и преподала мне один урок, так это то, что тебе нужно брать на себя ответственность за ситуации, в которые ты себя втягиваешь. Дай мне знать, когда я смогу помочь. Потому что это билет в первый ряд на твою гибель? Я этого не хочу”.

Глава

Бейли

Целая жизнь проходит в те дни, когда мы с Львом находимся в одном городе, на одной улице, но не на одной странице.

Восстают королевства. Рушатся империи. Почему-то я не звоню Сидни. Я также не выбрасываю листок бумаги с его номером. Я позволяю ему прожечь дыру на дне ящика моего ночного столика, пока размышляю о том, чтобы искупаться в океане и никогда не возвращаться на берег.

Я лежу лицом вниз на своей кровати, когда мама бульдозером врывается в мою комнату. Она перестала стучать, когда я впервые вернулся домой из больницы, и я знаю, это потому, что она не доверяет мне вареное яйцо, не говоря уже о том, чтобы не пытаться получить кайф от каких-нибудь невинных домашних принадлежностей.

– Привет, мама.
– Мой голос приглушен подушкой.

– Милая девочка. В ее голосе слышатся нотки раздражения. “Твой отец и я оставляем свои роли твоих кровожадных, деспотичных охранников и сегодня вечером пойдем в театр”.