Поврежденные товары

– Да. Я знаю. Ты права. Он облизывает губы.
– Послушай, у меня для тебя кое-что есть.

Он поворачивается и роется в своих джинсах на полу. Я слышу шорох, мой взгляд прикован к его жилистой мускулистой спине.

Через несколько мгновений я разрушу нас — если он уже этого не сделал. Лев поворачивается ко мне, вкладывает что-то в мой кулак, затем подносит кулак ко рту и целует.
– Как только будешь готова, Голубка.

Я разжимаю пальцы, чтобы найти ... браслет? Нет, их два. С маленькими деревянными подвесками в виде голубей. Они одинаковые, с простым черным кожаным шнурком.

“Сам вырезал его на вечеринке. Вот почему у меня ушло так много времени”, - признается он, и румянец заливает его щеки. Я думала, он встречался с девушками…когда это случилось? Я потеряла дар речи. “Таким образом, ты никогда не забудешь о нас в Нью-Йорке, когда станешь суперзвездой”. Он подмигивает.

Улыбка на моем лице кажется пустой. Я осторожно кладу браслеты на подушку между нами.

“Где ты взял дрова?”

“Сейчас подходящее время пошутить о стояке?”

– Нет.

– В таком случае, давайте просто скажем, что в доме Финна есть шкаф, который нуждается в замене.

– Что ж, спасибо, - чопорно говорю я.
– Это прекрасно.

– И это все? Он приподнимает бровь. Он привык к моему постоянному воркованию и похвалам.

– Нет, это еще не все. Мы так близки, я чувствую каждый дюйм его тела, и мне хочется смеяться над тем, что я говорила себе, что мы когда-то были просто друзьями.

– Что еще?

Я с трудом сглатываю.
– Поцелуй меня.

У Льва отвисает челюсть.
– Поцеловать тебя?

Кивнув, я провожу кончиком ногтя по его шее. Мои пальцы дрожат.

Я разрушаю нас вместе, чтобы спасти нас по отдельности. Чтобы дать нам шанс расцвести порознь, а не только вместе. “Разве это не то, чего ты всегда хотел?”

– Да. ” Его зрачки лихорадочно пляшут, изучая мое лицо. “ Но у меня такое чувство, что это наказание, а не награда. Это из-за того, что я прошу тебя остаться?

Речь идет обо всех наших отношениях. Речь идет о жертве. Искуплении. О том, что мы находим себя такими, какие мы есть, не будучи привязанными к бедру.

“Это всего лишь поцелуй, Леви. Не придавай этому большого значения. Я просто хочу чувствовать себя хорошо”.

Он запускает свои длинные пальцы в мои волосы, приближая мое лицо к своему, и он потрясающе красив — всегда, но сейчас особенно. “ Я был рожден, чтобы доставлять тебе удовольствие, Бейли Фоллоухилл. Его дыхание медленное, сердцебиение учащенное. “ Но я не приму от тебя поцелуй. Не прямо сейчас.

– Почему бы и нет? Мои губы скривились в раздражении. Похоже, он очень хорошо умеет отказывать мне во всем, чего я хочу.

– Потому что я не хочу, чтобы наш первый поцелуй был таким.

– Что, например?

– Окрашенный моим беспокойством и твоим гневом. Он проводит кончиком своего носа по моему, держа мои плечи в своих больших медвежьих ладонях. “Когда я поцелую тебя, ты поверишь каждому невысказанному слову, сказанному поцелуем. Ты поверишь, что я люблю тебя, что Это всегда была ты. Ты увидишь, что я имею в виду то, что мы с тобой навсегда. Не будет никаких сомнений ”.

Его губы скользят к краю моего подбородка, затем опускаются, чтобы коснуться изгиба шеи.

Первое прикосновение - это удар электрическим током, и мир расплывается.

Вся комната затаила дыхание —стены, мебель, потолок.

Затем его губы возвращаются и приближаются к моим. Это идеальное сочетание "замок и ключ".

Вкус его губ божественен, но не они делают наш поцелуй событием, которое случается раз в жизни.

Дело в том, что это символизирует полное разрушение того, кем мы были до сих пор. Лучшие друзья.

– Бейли?
– Спрашивает папа из-за двери моей спальни.

Я в панике выдыхаю в рот Льва, но все, что он делает, это приоткрывает мой рот и просовывает язык мне в рот, медленно и чувственно исследуя это место.

– Настаивает папа.
– Я слышал шум из твоей комнаты.

Лев хихикает во время нашего поцелуя. Я пытаюсь укусить его, но это только заставляет его смеяться сильнее.

Ублюдок.

“Эм, да, папа!” Я кричу приглушенным голосом. “Все в порядке!” Более чем в порядке, если честно.

“Все в порядке?” Маркс, ты такой грубый. Почему у меня не может быть небрежной семьи, которая бросит меня на произвол судьбы, когда услышит случайное хныканье, доносящееся из моей комнаты?

– Я...плакала?

Отличная работа, Бейлс. Ничто так не кричит об уверенности, как завершение предложения вопросительным знаком.

Лев неторопливо покусывает мою нижнюю губу, прежде чем вернуть свое внимание к внутренней стороне моего рта.

“Почему ты плакала?”

Кто умер и сделал тебя Испанской инквизицией, папа?

“Это... слезы счастья”.

– Еще бы, - бормочет Лев в уголок моего рта, целуя, покусывая и дразня. Пока мой отец бубнит о том, что его терпение на исходе из-за моих выходок, я сосредотачиваюсь на волшебстве, возникающем между мной и моим лучшим другом. То, как он держит меня в своих объятиях.

“Почему?” Папа настаивает.

– Я скажу тебе, когда выйду. Спасибо тебе, Джульярд, за то, что поделился со мной новостями и непреднамеренно спас жизнь Льву. “Просто дай мне несколько минут”.

– Все в порядке, детка.

Лев перестает покусывать мою кожу и поднимает голову достаточно высоко, чтобы мы могли посмотреть друг другу в глаза.

Он наваливается на меня сверху. Мы оба ухмыляемся, как сумасшедшие.

Потом я вспоминаю, что стало причиной всего этого, и мое сердце падает.

– Мне показалось, ты сказал, что не примешь от меня поцелуй?

– Это был не поцелуй. Он качает головой. “ Это прелюдия к поцелую. Заявление о намерениях. Когда я поцелую тебя — да, просто поцелую, ничего больше, — ты неделями не сможешь нормально мыслить.

Мы оба ухмыляемся, как два идиота.

– Теперь ты можешь перестать давить меня до смерти, - шепчу я, неловко похлопывая его по плечу.

– Не раньше, чем ты скажешь мне, что это ничего не меняет.

– Это ничего не меняет, - вру я.